Летописи Дорна. Белый воин - Алексей Осадчук

Оставив подраненного, вопящего от боли тарка позади, Саша схлестнулся со следующим противником, который оказался помельче предыдущего, но и половчее. Этот тоже держал в лапе дубину, но она была уже не такая примитивная. У тарков принц таких дубин еще не видел. Она состояла из нескольких частей, чем-то смахивая на каменные топоры первобытного человека с картинки в учебнике истории. Времени на разглядывание этого «орудия труда» не было. Юноша, сделав несколько быстрых шагов по направлению к бегущему и размахивающему своим оружием тарку, впустил в тело сгусток Силы и плавно перетек вправо. Локоть монстра вскользь коснулся щита. Показавшееся мимолетным столкновение развернуло принца практически на сто восемьдесят градусов и отбросило на несколько шагов влево. Но уже в полете ему все-таки удалось задеть тарка. Изогнутый шеттир острым кончиком чиркнул монстра по затылку. Удар меча, получив разгон Силой, получился очень сильным. На загривке монстра расцвел кровавый цветок — не спасли даже костяные наросты вдоль хребта. Он, по инерции сделав несколько шагов, повалился в пыль, не издав больше ни единого звука.

Упав на одно колено, Саша оперся ребром щита в землю. Резкий выдох-рык слева заставил его молниеносно поднять щит. Мирлон учил, что нельзя подставлять щит под прямым углом — только под острым. Тогда удар будет скользить по поверхности. А если противник не очень опытный или не очень умный, он обязательно «провалится» по инерции вслед за своим оружием, подставляясь, таким образом, под контрудар. Так и вышло. По выставленному под острым углом щиту проскрежетала костяная дубина здоровенного тарка. Свое грозное оружие он держал двумя лапами и вложил в удар всю звериную силу. Палица, содрав волчью шкуру со щита, увлекла за собой хозяина, оставляя его левый бок незащищенным, чем не преминул воспользоваться быстрый человечишка. Шеттир жадно впился в левый бок твари, войдя почти по рукоять. Монстр с режущим слух ревом припал на правую ногу. Из его пасти, орошая землю, вырвался поток черной крови. Он резко выгнулся, выдирая мощным рывком рукоять меча из руки принца.

Пронзительное чувство опасности заставило Ксандра сделать быстрый, почти на пределе сил прыжок в сторону. Это спасло от мгновенной смерти, но все же резкий удар по спине отбросил юношу на несколько шагов. Он, не чувствуя боли, еще в полете скорбно проводил взглядом темную рукоять верного друга-шеттира.

Еще один удар по щиту, казалось, отбил левую руку. Саша задохнулся от боли. Он находился в самой гуще звериных тел. Клыкастые пасти, горящие злобой и жаждой крови глаза, когтистые лапы, пытающиеся дотянуться до него, — все смешалось в один сплошной клубок, центром которого был он сам. Тело действовало отдельно от разума, совершая движения, которые ранее являлись недоступными. Это было похоже на танец. Последний танец, танец смерти… Но так мнил разум, как бы смотрящий на этот бой со стороны. Тело же действовало иначе. Оно не собиралось умирать. Жизнь в нем разгоралась все ярче и ярче. Сила бурлящим потоком захлестнула тело. Одним из мощных ударов с левой руки сорвало щит. Мгновение — и рукояти руг приятно обожгли ладони. Новым зрением юноша увидел, как светились клинки ножей ярко-алым светом, как по лезвиям плавали необычные иероглифы…

Вертясь, прыгая и уворачиваясь, Саша чертил вокруг себя ругами страшный узор смерти. Тело с каждым взмахом обретало уверенность движений.

Сила равномерно вливалась сверху, растекаясь по телу, которое превратилось в одну неудержимую волну. Она то плавно перетекала с места на место, то словно огненный хлыст взрывалась пронзительной серией ударов. Волновой бой ножей-руг дарил легкость и чувство превосходства. Странно: держа в двух руках по клинку, принц чувствовал себя намного лучше, чем с мечом и щитом. Гард говорил, что в один прекрасный день второй клинок попросится в руку, — наверное, этот день наступил именно сегодня.

Тарки стали совсем медленными и неповоротливыми. По крайней мере, Саше так казалось. Они неуклюже пытались достать неуловимого врага, так обидно и больно жалящего их. Но руги, словно продолжения рук, плели узоры и вязи уколов, взмахов, выпадов. Сиреневое светящееся поле, окружающее силуэт принца, постепенно стало обволакивать и ярко-алые клинки руг. Что-то новое и необъяснимое стало происходить с ножами. Они, словно две губки, впитывали в себя лиловые потоки Силы. Сперва понемногу, будто нехотя, а потом все более стремительно. Слияние алого и сиреневого цветов неожиданно дало новый цвет — белый. По мере того как клинки окрашивались в этот серебристо-белый цвет, раны, нанесенные таркам, становились все страшнее и глубже. Каждый порез или укол белых клинков не просто разрывал плоть мощных врагов — руги разрушали «энергоструктуру» их тел. Они разрывали то, что уже невозможно было восстановить…

…Олав мчался одним из первых, несмотря на свою не совсем зажившую ногу. Он почему-то сразу поверил словам чужака и недолго думая ринулся ему вдогонку. Правда, слово «ринулся» не совсем подходило — он по сравнению с чужаком просто полз, как черепаха из Горных озер. А тот словно растворился в воздухе — настолько был быстр. Еще в палатке, когда чужак отсек клок волос с дурной башки Варди, Олав понял: все, что рассказывали о нем, — правда. Такой скорости он никогда еще не видел!

Особого удивления от приказа о переходе чужака под его командование он не испытал. После того боя за воротами Олав Рысь уже ничему не удивлялся. И когда очнулся в теплой норге под присмотром друидов, и когда конунг дал ему десяток из сотни стрелков, удивления не было. Раз Творец сохранил ему жизнь — знать, еще рано ему за Берег. Правда, было чувство, будто стал он другим. Вроде бы и тот же — ан нет. Часто ловил он на себе странные взгляды своих сородичей-лоримов. Смотрели на него теперь по-иному. Не так, как ранее. Будто не Олав Рысь был пред ними, а совсем другой человек — чужой, что ли. И так это было приметно, что сердце рвалось на части от горькой боли. Только побратимы — старший, Валдо Белоус, да новый, с которым они побратались совсем недавно, Хальви Сова, — по-братски тепло относились к нему.

Что ж, сколько ни сверши подвигов за свою жизнь, сколько ни старайся — все равно останешься сыном своего отца. И Олав Рысь навсегда останется сыном Рипея Рыжеуса, предавшего свой род. Только одна отрада: сестренки младшие по закону и слову конунга не понесут на себе более бремени позора, смытого кровью. Заберут их мужья в свой род и даже не вспомнят о прошлом. На то и закон лоримов.

Нынче увидел пред собою Олав такого же чужака, как и он сам. И гордо стоял он перед сотником! И столько силы было в его твердом взгляде, что почудилось Олаву, будто не они, а именно этот странный чужак решает, кто здесь чужой. А уж когда увидел он, как легко пришлый воин держит свой меч, да услышал голос, похожий на рык ра-хана, враз почуял — изменилось что-то в его жизни. Бежали недолго. По пути к лагерю к полусотне присоединялись все новые и новые люди — и воины, и простые мужики, вооруженные кто рогатинами, кто топорами, а кто и луками. Шум и страшный рев, доносившийся из лагеря, был слышен даже на подходе.

Стана стрелков еще не было видно, но в сердце уже зрело острое чувство ужаса предстоящей схватки. Олав на бегу отдавал воинам, что были в бронях, наказы выходить вперед, а стрелкам готовиться к стрельбе. Другие десятники, вторя Олаву, раздавали те же приказы остальным. Хотя все и так понимали, что к чему.

Когда наконец показался лагерь, или, скорее, то место, где он был раньше, впереди бегущие воины на мгновение запнулись. Такого еще никто никогда не видел. Тарков было много, очень много. Но одно дело, когда враг за стенами, а тут — вот он, прямо перед тобой. Они огромной серой волной поглотили все пространство напротив. Ни шатров, ни навесов больше не было. Спящие после ночной варты воины были просто растерзаны.

Олав почувствовал, будто ему за шиворот высыпали горсть кусачих красных муравьев. Оглянувшись на миг, он увидел, что его воины — в том же состоянии, что и он. Это, как ни странно, выдернуло его из холодных тисков ужаса, и он стал громко, стараясь, чтобы его голос не дрожал, выкрикивать команды на построение. Глядя в лица своим подчиненным, Олав читал в их глазах первобытный ужас, но были и такие, что смогли переступить через страх. В их взглядах теплился огонь гнева и ярости.

Рысь видел и чужака — среди серых тел врагов. Его силуэт то возникал, то исчезал, сея вокруг себя смерть. Он восхищенно смотрел, как тарки умирают под молниеносными ударами, как тело чужака постепенно наливалось серебряно-белым светом. О! Теперь многие видели этот чудесный, завораживающий танец смерти! Казалось, будто пришлый воин один сдерживает многотысячную волну монстров Ледяного леса.

С трудом оторвав взгляд от смертельной пляски удивительного витязя, десятник повернулся к построившимся за его спиной воинам. Все это происходило очень быстро, хоть и казалось, что целую вечность. До тарков оставалось шагов полтораста. Строй сбили на удивление слаженно, хоть и были в том строю воины из разных десятков, а то и вовсе обычные мастеровые или крестьяне. Правда, они держались за спинами тех, кто имели щиты и брони. Лучники по команде десятников уже выпускали свои стрелы, сея смерть в бушующем море вражеских тел.