Викинги. Потомки Одина и Тора - Гвин Джонс

Правление Кнута в Англии не имеет непосредственного отношения к нашей теме. Однако два события 1017 г. все же заслуживают внимания. Исходя из административных и военных нужд, Кнут поделил всю территорию Англии на четыре области: Уэссекс он оставил за собой; Нортумбрия отошла ярлу Эйрику; Восточную Англию получил Торкель Длинный, который, нельзя не признать, достаточно для этого потрудился; а Мерсию — Эадрик Жадный. Впрочем, последний недолго радовался — через пару месяцев Кнут его казнил. Ярл Эйрик достойно правил своими землями до самой смерти в 1023 г. Судьба Торкеля оказалась куда более беспокойной. С 1017-го до 1020 г. он, судя по всему, был ближайшим сподвижником Кнута, свидетельствовал королевские грамоты и, по сообщениям источников, находился при короле во всех важных случаях. Наглядным подтверждением особого положения Торкеля в первые годы служит тот факт, что он единственный назван по имени в обращении Кнута к своим подданным, которое тот выпустил по возвращении из Скандинавии в 1020 г. (175). В 1021 г. Торкель был изгнан. В 1023 г., когда Кнут приплыл в Данию, состоялось примирение, и условия соглашения указывают на то, что Торкель и в годы изгнания оставался весьма могущественной и влиятельной персоной: Кнут сделал его своим наместником в Дании и отдал ему на воспитание своего сына Хардакнута. С этого момента, однако, Торкель исчезает со страниц истории.

Другим важным шагом Кнута стал брак с вдовой Этельреда Эммой. Англосаксонская хроника сообщает, что он "повелел привести к себе вдову прежнего короля Этельреда, дочь Ричарда, чтобы сделать ее своей женой". Политически этот союз сулил немалые выгоды. Не вызвав особого недовольства англосаксов, Кнут установил весьма многообещающие династические связи и укрепил дружбу с нормандским герцогом Ричардом II. К тому времени он уже был женат на Эльфгиву из Нортгемптона; нежную привязанность к ней Кнут сохранил на всю жизнь и в 1030 г. постарался обеспечить ей и ее сыну Свейну блестящее будущее в Норвегии. Однако титул королевы получила Эмма, и по договоренности наследовать английскую корону должны были дети от этого нового брака, а не сыновья Этельреда и тем более не дети Эльфгиву. Такое решение оказалось весьма разумным и пошло на пользу всем, кроме, пожалуй, норвежцев. Но и для них в конце концов все обернулось к лучшему.

В 1018 (или 1019) г. брат Кнута, датский конунг Харальд, умер, и тот отправился в Данию, чтобы вступить в права наследования. Торкель Длинный оставался наместником в Англии, и этот факт, возможно, подогрел прежние его амбиции, что и привело к его изгнанию в 1021 г. Хотя у нас нет прямых этому подтверждений, многие поступки Торкеля указывают на то, что он не терял надежды получить свой кусок пирога — в Англии или в Скандинавии. Другими словами, этот неотесанный и хитрый викинг старого пошиба никогда не упускал своего, если только конунги не портили дело. Не исключено, что Кнут привел свой флот на остров Уайт в 1022 г. из-за того, что опасался каких-либо ответных действий со стороны изгнанника (176). После примирения в Дании в 1023 г. Кнут поручил его заботам Данию и Хардакнута, но увез с собой в Англию сына Торкеля. Когда Торкель спустя пару лет умер, правитель Англии и Дании едва ли сильно о нем горевал.

В последующие годы Кнут сумел утвердить себя не только в качестве властителя, но и как правителя европейского масштаба. О его личных качествах мы знаем очень мало (177), куда больше известна его деятельность миротворца и законодателя, государя, политика и покровителя церкви. Как законодатель, он, следуя давней англосаксонской традиции, скорее систематизировал и дополнял старые законы, нежели создавал новые. Стентон справедливо указывает, что "размеры "кодекса Кнута" и разработанность деталей характеризуют его создателя как одного из самых выдающихся законодателей "темных веков" (178). Ценность этих законов заключалась не в их оригинальности, а в том, что они обеспечивали права людей и порядок в стране, служили гарантией справедливости и надежным орудием при разрешении споров и улаживании распрей. Для Кнута законы, наравне с религией были оплотом королевской власти. Он с уважением относился к церкви постольку, поскольку использовал ее в своих интересах — как, впрочем, и церковь использовала его. Между церковью и королевской властью в Англии издавна существовали тесные связи; каждая из сторон исполняла свои обязательства перед другой во славу Господа и ради блага народа. И все же некое блистательное великолепие видится в том рвении, с каким юный чужеземец-завоеватель принял на себя традиционные обязанности английских королей в отношении религии и клириков. Сам Кнут немало от этого выиграл — его отношения с церковью принесли ему добрую славу у христианских монархов; он получил благословение папы и снискал расположение императора (179), европейские короли чтили его как великого правителя, а в Англии могущество клириков служило надежной гарантией его власти. И в общем, эти награды были справедливы, ибо за всеми пышными церемониями, роскошными чествованиями святого Эдмунда и святого Эльфхея (Эльфхеаха), восстановлением монастырей, освящением соборов и обставленным с невероятной помпой паломничеством в Рим чувствовалось искреннее и смиренное почтение к церкви, как принадлежности земного и горнего мира. Впрочем, Кнут был слишком практичен, чтобы отвергать мир земной.

В 1026 г. Кнуту пришлось покинуть островное королевство и заняться датскими делами. Угроза исходила от Норвегии и Швеции, и чтобы понять, как это могло произойти, нам следует вернуться назад, в 1014–1016 гг., в те времена, когда Кнут собирал войско, готовясь довершить завоевание Англии, начатое его отцом. В новом военном походе его сопровождал ярл Эйрик из Хладира, передавший на время власть над своими землями в Норвегии брату, ярлу Свейну, и, возможно, сыну Хакону. Именно тогда еще один Олав, принадлежавший, как и Олав сын Трюггви, к династии Инглингов, решил предъявить свои права на королевство. Это был тот самый полноватый молодой человек, который сражался в войске Торкеля Длинного при Рингмере в 1010 г., сын мелкого конунга из восточной Норвегии и приемный сын хозяйственного конунга из Хрингерике Сигурда Свиньи. Судьба сулила ему стать самым знаменитым из норвежских правителей не только XI в., но и последующих столетий.

Олав родился в 995 г. и в возрасте двенадцати лет отправился в свой первый викингский поход под присмотром опытного кормчего по имени Храни. Викинги Храни занимались своим ремеслом в Дании и Швеции, на Готланде, у берегов Эстляндии и в Финляндии, где местные колдуны, вызывавшие бурю, ничего не смогли поделать против удачи Олава. Юный воин участвовал в грабежах и в битвах. К тому времени, когда Олав встретился с Торкелем Длинным, он, говоря языком скальдов, не раз "кровавил брег", "мочил волчьи лапы кровью", "затевал спор мечей" и "заводил песнь стрел" — проще говоря, давно уже разбойничал в северных водах (180). С людьми Торкеля он совершал походы в Ютландию, Фризию и Англию, где сражался при Хрингерике, брал Кентербери и атаковал Лондон. После того как Торкель перешел на службу к Этельреду, Олав перенес свою деятельность во Францию и, возможно, Испанию. Гийом Жумьежский называет его Olavus rex Noricorum и пишет, что он служил нормандскому герцогу Ричарду II. Во время пребывания в Нормандии Олав в 1013 г. принял крещение в Руане. Вероятно, там же, в Нормандии, он встретился с Этельредом, поступил к нему на службу и вместе с ним вернулся в Англию. Все источники в один голос утверждают, что Олав сражался в Англии, однако расходятся во мнениях по поводу того, на чьей он был стороне. Только нестыковки в хронологии не позволяют нам предположить, что он дрался так же и за Кнута; однако именно в то время, когда Кнут отвоевывал Англию, ярла Эйрика не было в Норвегии и Олаву выпал шанс, которым он не замедлил воспользоваться. Давешний викинг и наемник явился в Норвегию не позднее 1015 г., а скорее всего, годом раньше. Очевидно, он надеялся захватить там власть, но более о его планах нам ничего не известно.

Немногим больше мы знаем и о тех обстоятельствах, при которых он эту власть получил, хотя едва ли здесь есть вина Снорри Стурлусона, с готовностью сообщающего нам массу невероятных подробностей. Он рассказывает, как Олав с двумя торговыми кораблями, на которых находилось 120 человек, пристал к острову Сэла южнее мыса Стад и с обычным викингским коварством, но вполне милосердно, убрал с дороги Хакона, сына ярла Эйрика. Будущий прославленный конунг обладал редким даром красноречия и умел говорить убедительно; он одержал решающую победу над своими врагами у мыса Несьяр возле западного побережья Ослофьорда (скальд Сигват тогда впервые видел его в бою), после чего отправился на север, в Трёндалёг, который считал ключом ко всей Норвегии. После того как ярл Свейн бежал в Швецию и вскоре там умер, а юный Хакон уплыл в Англию, Олав смог обосноваться в Нидаросе и приглядывать за самыми ненадежными из своих подданных. Он возродил город и всячески стремился привлечь туда торговцев, построил там себе усадьбу и заложил церковь. В Норвегии еще оставались херсиры, которые, подобно Эрлингу сыну Скьяльга и Эйнару Брюхотрясу, не покорились новому конунгу, и обширные области далеко на севере или во Внутреннем Трёндалёге по-прежнему не выплачивали ему дань, но все же к концу 1016 г. Олав не только формально, но и на деле мог считаться властителем всех более-менее доступных норвежских земель.