Джессика - Нестеренко Юрий Леонидович

— Я, конечно, не врач, — произнес Малколм, — но…

— Бешенство, — убито кивнул Брант. — Понятия не имею, где его могла подцепить кошка, не выходившая из дома. Но уже не удивлюсь, если это была летучая мышь, влетевшая в окно ночью, — он подчеркнул голосом последнее слово. — Вакцина от бешенства помогает только во время инкубационного периода. После того, как проявились симптомы, спасения нет. Гарантированная смерть.

Малколм обдумывал, стоит ли сказать: «Мне жаль». С одной стороны, как бы он ни относился к Бранту, трехлетняя девочка уж точно ни в чем не виновата. С другой — и пользы ей от его сожаления не будет ни малейшей, а сочувствовать ее отцу он не собирался.

— Точнее, — продолжил Брант, не дождавшись реакции, — так считали до 2004 года. Потом появился шанс. Правда, он совсем крохотный. За все время благодаря ему удалось спасти только пятерых пациентов. Все остальные умерли. Это так называемый Милуокский протокол. Основан на идее, что, раз вирус бешенства разрушает нервную систему, ее надо максимально отключить, пока тело борется с болезнью. Поэтому пациента вводят в искусственную кому и пичкают иммуностимуляторами. Существует две версии этой процедуры. Благодаря одной спаслись два человека, благодаря другой — три. Но это все, что у меня есть… то есть не у меня, к черту меня.

Все, что есть у Грэйс.

На сей раз Брант замолчал так надолго, что Малколм не выдержал:

— Ну и что ты хочешь от меня?

— Они держат Грэйс в коме уже три недели. Говорят, что ситуация все еще неопределенная. Но с каждым днем шансов меньше. Впрочем, вполне может выйти и так, что первый результат будет обнадеживающим, а спустя несколько дней или недель после выхода из комы — все равно смерть. Так уже бывало с другими пациентами. Но в данном случае исход будет зависеть не от искусства врачей и даже, полагаю, не от сопротивляемости организма самой Грэйс.

— А от чего? — усмехнулся Малколм, прекрасно понимая, что имеет в виду Брант.

— От кого, — поправил тот, не обманув его ожиданий. — Я уже пытался вымолить у нее жизнь для Люсиль. Ничего не вышло, как видишь. Но когда Грэйс только поставили диагноз, я снова примчался сюда…

— Ты пытался заслужить прощение за смерть Джессики, просто соскребя имя Тревора с ее мемориальной таблички? — презрительно осведомился Малколм.

— Не прощение! Прощения мне нет, и я это знаю. Трое остальных не получили его, даже умерев мучительной смертью — не спрашивай, откуда я это знаю, — а их вина была меньше моей. Речь не обо мне. Речь только о Грэйс. Я пытался выяснить у Джессики, что она хочет за жизнь Грэйс. Но она не желает со мной говорить. Даже когда я провел здесь всю ночь под дождем. А с тобой говорит, я знаю. Я следил за тобой несколько ночей. Спроси у нее. Спроси, что я должен сделать.

— Не думаю, что Джессика имеет к этому какое-то отношение. Ты-то, конечно, ничего хорошего не заслуживаешь. Но ей не за что мстить маленькому ребенку. Это был просто несчастный случай.

— Да, — саркастически откликнулся Брант, — как и все, что случилось за эти годы со всеми нами. Каждое событие имело естественные причины и логически вытекало из предыдущих, да…

— Не говоря уже о том, — продолжал Малколм, — что что, интересно, ты мог бы ей предложить? Вернуть ей жизнь?

— Нет, конечно, — вздохнул Брант, — я могу отдать свою, но боюсь, что этого будет недостаточно. Ей нужно, чтобы я страдал, это понятно. Пусть скажет, как именно, я все исполню. Только пусть позволит поправиться Грэйс.

— Ты сказал, что Джессика не хочет с тобой разговаривать, — медленно произнес Малколм. — А раньше она это делала? В смысле, уже после того, как…

— Нет, — покачал головой Брант. — Ни с кем из нас, я так понимаю. Хотя, возможно, остальные не догадались, что это надо делать на ее скамейке. Но я догадался, а толку…

— Тогда с чего ты взял, что мое заступничество что-то изменит? — холодно осведомился Малколм. — И что я вообще стану работать твоим бесплатным адвокатом?

— Ты хочешь денег? Но я сказал, у меня их больше нет… могу отдать все, что у меня есть на обратную дорогу — если Джессику устроит моя смерть, они мне все равно уже не понадобятся… но это всего несколько десятков долларов… — Брант полез в карман.

— Не нужны мне твои деньги, — презрительно поморщился Малколм. — Джессика либо не хочет, либо не может ничего для тебя сделать, иначе это уже бы произошло. И я не хочу огорчать ее, поднимая тему, которая ей неприятна.

— Может быть, тебя она послушает. Ты же… ну, к тебе она относится совсем не так, как ко мне, верно? Ну что мне, на колени перед тобой встать? — Брант опустился на колени в холодную грязь. Затем вдруг снова торопливо полез в карман и вытащил потертый бумажник, но достал из него не деньги, а маленькую квадратную фотографию, и протянул ее Малколму. — Вот, посмотри! Здесь ей ровно три годика. Сейчас она лишь чуть-чуть старше.

В лунном свете трудно было разглядеть черты детского личика, но Малколм и не пытался.

— Я не люблю детей, — холодно проинформировал он, не беря фото. — Особенно маленьких.

— Но неужели ты хочешь, чтобы она умерла? Она же ни в чем не виновата! Просто попроси Джессику. Пусть скажет свои условия. Все, что угодно! Пожалуйста! Ради Грэйс![26]

— Ну ладно, — неприязненно произнес Малколм. — Я поговорю с Джессикой, но, естественно, ничего не могу обещать от ее имени. А теперь уходи. Я не хочу, чтобы ты стоял надо мной, когда я засну. Вообще уходи, совсем из парка! Жди меня утром на парковке у главного входа.

— Хорошо, — Брант поднялся, даже не пытаясь отряхнуть испачканные мокрой грязью брюки, дрожащими руками запихнул фото в бумажник, а бумажник в карман, и побрел прочь.

«Слизняк, — подумал Малколм с отвращением. — Все они такие, эти альфа-самцы, когда прижмет… Но девочка действительно не виновата, что у нее такой папаша. И, конечно, даже если он останется в живых, он не должен ее воспитывать. Будет только справедливо, если Брант лишится всего, и дочки тоже, и больше никогда ее не увидит и ничего не узнает о ней, но сама она при этом не пострадает. Пожалуй, это оптимальное решение. Я предложу его Джессике».

Некоторое время он лежал на скамейке с открытыми глазами, поглядывая, не попытается ли Брант вернуться. У Малколма не было рациональных причин опасаться этого типа — в конце концов, он был единственной надеждой Бранта — но все равно решительно не хотелось, чтобы тот подсматривал за его встречей с Джессикой. А может, еще и Рик, несмотря на все предостережения, снова решит припереться посреди ночи… Но ночной парк, похоже, оставался безлюден. Однако беспокойные мысли и эмоции мешали Малколму заснуть, а принимать снотворное ему тоже не хотелось — он слишком задержался из-за разговора с Брантом, теперь с таблеткой он, пожалуй, не проснется вовремя… Наконец он заметил, что в парке светает, и почувствовал вспышку паники — неужели он так и пролежал впустую с открытыми глазами всю ночь?!

— Привет! — услышал он голос Джессики и вздохнул с облегчением. На сей раз в мире их встреч было раннее утро. В самом деле, почему бы нет? Утро ненавистно тем, кто вынужден бороться со сном, но может быть прекрасным, когда само является частью сна…

— Извини за задержку, — улыбнулся он. — Ты… слышала, с кем и о чем мне пришлось говорить?

— Не думаю, что он стоил потраченного времени, — нахмурилась Джессика. — Нашего времени, — подчеркнула она.

— Ну, — сконфузился Малколм, — я ведь не мог его просто прогнать. Он бы не ушел, пока я бы его не выслушал. И потом, честно говоря, мне было любопытно, что он расскажет…

— Что ж, если ты удовлетворил свое любопытство, может, займемся теперь чем-нибудь более интересным?

— Конечно, но… Джессика, как все-таки насчет этой девочки, Грэйс? Ты можешь ей помочь? Она ведь ни в чем не виновата.

— В этом мире сплошь и рядом невиноватые страдают из-за виноватых, — пожала плечами девушка. — В чем была виновата я? Только в том, что была слишком невинна? Что недооценила степень человеческой низости и подлости? Я училась на врача, как ты помнишь. Мечтала бороться с детскими болезнями. И мои преподаватели говорили, что из меня выйдет хороший врач. Правда, меня больше интересовали врожденные патологии типа ДЦП, а не вирусные заболевания, но, кто знает, как бы дальше пошла моя специализация… может, сейчас бы я и смогла спасти эту девочку. И не только ее. Других детей тоже. Однако ее отец сделал в свое время другой выбор. А теперь не желает принять его последствия. Но это уже его проблемы.