Арийский миф III рейха - Андрей Васильевич

Фюрер возносил хвальбы воспитательным домам прошлого, которые тайно принимали внебрачных детей, отвергнутых обществом. «Моральное лицемерие XIX века вынудило закрыться эти в высшей мере полезные средневековые заведения». В этих словах читалось невысказанное желание иметь нечто похожее. Подобные учреждения современности должны были пользоваться признанием, а не прятаться от глаз общественности, как наделе происходило с «Источником жизни». Стоит подчеркнуть, что составные части проекта, нарисованного Гитлером, едва ли не в деталях совпадали с представлениями Гиммлера. Рейхсфюрер СС годом раньше подробно распространялся и о естественно-природном предназначении женщины быть матерью, и об опасной для здоровья истеричности бездетных женщин, и о двойной общественной морали, которая вынуждала беременных женщин, не состоящих в браке, делать аборты. Казалось, будто бы рейхсфюрер СС навязал самому Гитлеру свои представления о «внебрачном вопросе». В пользу этой версии говорил хотя бы тот факт, что каждый раз, когда Гитлер поднимал эту тему, неизменным участником «застольных бесед» был не кто иной, как Генрих Гиммлер. Люди из окружения Гитлера, которые определяли мировоззренческий облик НСДАП, не были столь хорошо знакомы с «внебрачной проблемой», как фюрер, но тем не менее загодя решили сделать соответствующие оговорки. Так, например, Вальтер Дарре в своей книге «Новое дворянство из крови и почвы» рассматривал внебрачные отношения с расово-исторической точки зрения. Расовый идеолог немецкого крестьянства был убежден, что противостояние «супружеское» — «внебрачное» было «современным церковным творением». Дарре был убежден, что именно церковь упразднила «древнегерманскую» точку зрения, навязав в качестве превалирующего признака рождение ребенка в браке. Ранее основное внимание уделялось его происхождению, то есть расовой ценности ребенка. Близкая Дарре идея «улучшения расы» определялась в первую очередь происхождением ребенка и лишь во вторую — наличием супружеских отношений.

Альфред Розенберг, главный идеолог нацистской партии, тоже нашел место «внебрачному вопросу» в своей книге «Миф XX века». Его позиция, обусловленная балто-немецким происхождением, вращалась вокруг перехода качества в количество. Его пугало повышение рождаемости восточных народов на фоне демографического упадка в Германии. «Так как существует угроза, что вымирающая Германия будет порабощена соседними народами, то рождение внебрачных детей может только приветствоваться». Принимая в расчет большое количество бездетных браков и превышение доли женщин над мужчинами, появление на свет внебрачных детей могло бы содействовать укреплению немецкой нации. Розенберг недвусмысленно намекал, что «грядущая империя» («Миф XX века» писался до прихода нацистов к власти) должна поощрять «внебрачную политику». Это должно было выразиться в уравнивании в правах внебрачных детей и детей, рожденных в браке. Поэтому нет ничего удивительного в том, что имперский министр Ганс Франк сразу же после 1933 года выступил в «Академии немецкого права» с требованием предоставления матерям-одиночкам особых социальных гарантий. Он говорил, что «любое материнство надо рассматривать с этической точки зрения как основу народного сообщества».

ГИММЛЕР И ПРОБЛЕМА ВНЕБРАЧНЫХ ДЕТЕЙ

Но наиболее последовательным защитником матерей-одиночек и внебрачных детей был рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Второй по своему могуществу человек в Третьем рейхе слепо воплощал идею фюрера в жизнь не только в силу своей преданности Гитлеру, но и потому, что данные идеи полностью отвечали его своеобразным представлениям о внебрачных детях, которые базировались исключительно на расистской идеологии. В одном из своих выступлений в 1937 году Гиммлер разграничил СС и НСДАП: задача партии сводилась к политическому руководству, а «охранные отряды» должны были осуществить селекцию «человеческого материала». Как позже он объяснял своему личному доктору и массажисту Феликсу Керстену: «Я убежден в том, что воспитание человека во многом подобно животноводству». Гиммлер не так часто решался на столь откровенные пассажи. Для Гиммлера властные полномочия и расовая идея не только не противоречили, но взаимно дополняли друг друга.

Гиммлер полностью разделял убеждение Гитлера о том, что политические и культурные успехи народа зависели от его расовых качеств. Для скептиков он заявлял: «Я полагаю, что наша кровь, наша нордическая кровь является самой лучшей на планете. На протяжении сотен тысяч лет эта кровь останется самой лучшей. И это не суждено никому другому». Обоснования для подобных заявлений были простыми: «Мы бесценны, так как наша кровь способствует тому, что мы изобретаем больше, чем другие, что мы ведем за собой других, у нас лучшие солдаты, лучшие государственные деятели, более высокая культура. У нас лучшие качества».

Эта ценная «нордическая кровь» должна была оберегаться от чуждой «неполноценной крови». Более того, увеличение носителей «ценной крови» должно было гарантировать процветание Германии. Согласно подсчетам расоведа Ганса Гюнтера, среди немецкого народа только 50% были носителями нордической крови. Гиммлер полагал, что именно СС должны были привести немцев на вершину расы и всего человечества. Сам он рассматривал СС как «орден нордических мужчин». «Умножение нордической крови» и «улучшение расы» могли быть достигнуты только за счет увеличения рождаемости. Количество детей должно было расти и в эсэсовских, и в простых немецких семьях. Только при этом условии можно было прибегать к прочим методам. Гиммлер даже сформулировал лозунг, согласно которому «ценная кровь» поднимает не только культуру народа, но и его политические способности: «Народ, у которого много детей, имеет все шансы стать не просто мировой державой, но заполучить мировое могущество». И наоборот, «породистый народ, у которого недостаточная рождаемость, через 50—100 лет имеет все шансы встать на краю могилы, а через 200—500 лет быть полностью погребенным в ней». Как видим, рождаемость должна была стать биологической основой для мирового господства Германии. Связь, которая существовала между «программой» Гитлера и требованием Гиммлера увеличить рождаемость, являлась во многом не случайной. Если бы немецкий народ обладал растущим количеством детей, то он мог бы рассчитывать на тысячелетия. Но поскольку с наступлением XX века в Германии отмечалось падение рождаемости, то Гиммлер считал, что нельзя было терять ни минуты. Именно этим во многом объяснялась некоторая поспешность, с которой он принимал решения. Многие из них были политической импровизацией, что стало наиболее отчетливо заметно в годы войны.

Что же Гиммлер считал угрозой для рождаемости? Уже в 1937 году он сам сказал, что его выводы были построены не на результатах научных исследований, а базировались на его политическом опыте, который он приобрел, когда в 1933—1934 годах стал возглавлять немецкую полицию. Рейхсфюрер СС полагал, что рождаемости в первую очередь угрожали гомосексуализм и аборты. По его расчетам, в Германии имелось около 1—2 миллионов гомосексуалистов, что составляло приблизительно 10% мужчин, которые могли иметь детей. Гомосексуалисты выбывали из процесса воспроизводства потомства. Гиммлер, не скрывая, говорил, что «если все оставить как есть, то наш народ будет испорчен этой эпидемией».

Вторая угроза для будущего «нордической германской расы» крылась в абортах. Гиммлер предполагал, что каждый год в Германии их совершалось от 600 до 800 тысяч. Его удручало, что ежегодно Германия недосчитывалась нескольких сотен тысяч детей. Но куда больше его беспокоило то, что после аборта около 300 тысяч немецких женщин ежегодно становились бесплодными. Кроме этого, по его подсчетам, ежегодно во время и после абортов умирало примерно 30—40 тысяч женщин. Для него это были «страшные, но отрезвляющие цифры».

И как результат, он возлагал вину за это неудовлетворительное демографическое состояние на двуличную христианско-буржуазную мораль. Именно на эту мораль он возлагал вину за аборты, на которые решались беременные женщины, рисковавшие стать матерями-одиночками. Он подчеркивал, что если у мужчины есть любовница, то общество смотрит на это сквозь пальцы. «Однако если девушка благоразумна, следует законам природы и зачинает ребенка, то общество отворачивается от нее». То же самое общество возмущается, когда она рожает этого ребенка вне брака. В разговоре с личным врачом Гиммлер как-то произнес следующую речь: «Характерным выражением этого двойного стандарта является статус, который по обычаям среднего класса получают дети, родившиеся от таких связей и зовущиеся незаконнорожденными. Такое определение подразумевает, что они не состоят в родстве со своим отцом и его семьей. Фактически закон гласит, что бастарда и его отца нельзя считать родственниками. Природа лишается своих прав лишь для того, чтобы сохранилась видимость приличий в обществе, где доминирует средний класс. Отец лишается возможности делать самые естественные вещи на свете: обращаться с ребенком как со своим собственным и заниматься его воспитанием. По закону это не его ребенок, а ребенок женщины, которая не имеет к нему никакого отношения, может быть, за исключением того факта, что мужчина дает ей деньги. Кроме того, ему нельзя жениться на матери ребенка, так как он уже женат. Если он живет с ней, закон называет это конкубинатом, а проблемы, вызванные откровенным скандалом, должна улаживать полиция. Сведения подобного рода постоянно поступают к моим людям. Человек в такой ситуации лишается доступа к своему ребенку. Он снова идет против закона, если хочет усыновить ребенка, пока у него есть собственные дети или хотя бы возможность их завести. Иными словами, закон вступает в прямое противоречие с нашей вопиющей нуждой — детей, как можно больше детей! Мы должны проявить храбрость и решительно действовать в этом вопросе, даже если церковь окажется к нам в еще большей оппозиции — чуть больше или чуть меньше, не имеет значения».