Мелисандра - Виктория Холт

– А! – воскликнула Фенелла. – Женевра!

– Да, мадам? – В ее речи слышался выговор, характерный для лондонских улиц.

– Женевра, это Мелисанда Сент-Мартин, ваша новая подруга. Я хочу, чтобы ты о ней позаботилась… все ей показала… Надо, чтобы она ни в чем не нуждалась.

– Ну, разумеется, мадам. – И она улыбнулась Мелисанде.

– Проводи ее, Женевра.

Мелисанда отправилась вслед за девушкой.

Не успела Мелисанда выйти за дверь, как в комнате появилась Полли.

Фенелла встретила ее ироничной улыбкой:

– Ну что?

– Расскажите об этой малышке! – попросила Полли. – Готова поспорить, что она напомнила вам собственную молодость… как и все красавицы.

– Попридержи-ка язык!

– Какие у вас относительно нее планы?

– Сэр Чарльз хочет, чтобы я подыскала ей подходящего мужа – он бы предпочел адвоката.

– Не очень-то высоко метит, верно? – фыркнула Полли.

– Не забывай, что он из деревни и всему знает свою цену. Она девушка с сомнительной родословной, поэтому годится в жены лишь человеку, который зарабатывает себе на жизнь собственным трудом, – скажем, в адвокатской конторе. И приданое за ней дадут неплохое – это, безусловно, увеличивает ее привлекательность.

– И нам тоже кое-что перепадет, милая мадам?

– Нам заплатят за ее пребывание у нас в пансионе, когда появится муж, сверх того получим порядочную сумму.

– Как вы все умеете обделывать! – восхищенно произнесла Полли. – Никто, кроме вас, с этим бы не справился. Подумать только: уж блюстительницей нравов вас никак не назовешь, милая мадам, а все же благовоспитанный деревенский джентльмен строгих взглядов не погнушался отдать дочь на ваше попечение. Юные девушки из монастырей под одной крышей с потаскухами… потому что Кейт и Мэри Джейн иначе как…

– Ах, Полли, ты обнаруживаешь свою посредственность. Во всем нужно знать меру. Помести всех девушек в монастырь, так некоторые из них, пожалуй, и умом тронутся. Конечно, тебе-то откуда об этом знать? Но поверь мне на слово: в монастырях полным-полно женщин, которые мечтают о любовниках, а в былые времена они оргии устраивали, настоящие оргии – и все по тому, что им ничего не позволялось. А шлюхи в борделях тоскуют по пению псалмов, молитвам и исповедям. Нет, нет, Полли, в жизни много разных ингредиентов, и не так-то просто состряпать из них достойное блюдо. Что бы по-настоящему вкусить жизнь, нужно добавить в нее все возможные приправы. Возьмем, к примеру, меня. Я в жизни немало мужчин повидала…

– Да уж это точно! – восхищенно воскликнула Полли.

– Так вот, изучив мужчин всех сортов и мастей, я больше подхожу на роль попечительницы дочек добропорядочных господ, чем мать настоятельница, которая ничего в светской жизни не смыслит. Достоинство не обходимо приправлять чувственностью, а добродетель – либеральностью взглядов.

– Ну, милая мадам, у меня ведь не такие современные взгляды на жизнь, как у тех, кто к вам обращается. Я же не джентльмен, который покупает пудру, чтобы понравиться дамам, и не дама, которая стремится разными притираниями сбавить себе несколько лет. И не бездетная пара, что жаждет провести ночь на вашей волшебной постели.

– Замолчи, уродка. Что ты можешь об этом знать? Как ты можешь быть джентльменом, ищущим способ понравиться дамам? И позволь мне сказать, что никакие притирания тебе не помогут, да и какой толк сбавлять тебе годы! Ты и в четырнадцать лет была так же отвратительна, как теперь в сорок. А что до ночи на моей волшебной постели – кто же, будучи в здравом уме, захочет продлить твой род?

Полли откинулась на спинку шезлонга; глаза ее лучились преданностью и обожанием.

Фенелла наградила ее улыбкой.

Они обе испытывали величайшее наслаждение, существуя в своем обворожительном мире. И были вполне довольны друг другом.

Мелисанда пребывала в доме на площади уже целую неделю. Это была самая необычная неделя в ее жизни – именно то, что требовалось, чтобы освободиться от корнуолльских переживаний. Ничего более непохожего на Тревеннинг, чем салон Фенеллы Кардинглей, нельзя было и придумать. Казалось, будто Фенелла провозгласила: «То-то и то-то считается нормальным, поэтому у меня все будет наоборот». Это смущало Мелисанду и одновременно будоражило воображение.

Мелисанда разделяла с тремя другими девушками просторную комнату с окнами на площадь, расположенную на четвертом этаже высокого дома; над ней было еще два этажа и мансарды под крышей, где жила прислуга. В комнате стояли четыре узкие кровати с деревянными спинками и покрывалами в зеленых и бледно-лиловых тонах. На туалетных столиках красовались зеркала, а на стене висело еще одно – во весь рост. Пол покрывал зеленовато-лиловый ковер, а элегантная мебель датировалась XVIII веком. В комнате всегда витал смешанный аромат духов, которыми пользовались ее юные обитательницы.

Девушки сразу же приняли Мелисанду в свое общество. Они рассказали, что компания их постоянно меняется, то уменьшаясь, то пополняясь вновь. Мало кто задерживался у мадам надолго. Ее воспитанницы либо выходили замуж, либо уезжали по другим причинам. Слова «по другим причинам» вызывали у них смех. Девушки часто посмеивались над тем, о чем говорили.

С этими девушками происходили удивительные и восхитительные события; собственно, все, что их касалось, представлялось Мелисанде удивительным и восхитительным. Она и не знала раньше, что бывают такие люди. Казалось, они совершенно лишены скромности. Могли расхаживать по комнате полностью обнаженными, за исключением цепочки на шее да пары туфель, любуясь на свое отражение или обсуждая друг друга.

Мелисанда помнила, что в монастыре, когда они принимали ванну, девочкам запрещалось оглядывать себя. Им давали понять, что за ними неустанно наблюдает Бог и святые, и любой взгляд, брошенный украдкой, был бы расценен как грех. А эти девушки не стеснялись своего откровенного любопытства в отношении себя и других. А когда Мелисанда поведала им, как относились к наготе монахини, они от души посмеялись.

– Что ж, – заметила Женевра, которая привыкла говорить без обиняков, – уж если сэр Франциск не захочет на меня поглядеть, то он будет первым.

– Святой Франциск, – поправила Люси, дочь благородного человека и крестьянки, предпочитавшая помнить свое происхождение по отцовской линии, а про материнскую забыть.

– Святой или сэр, какая разница, – парировала Женевра, – все равно никому из них нельзя доверять. Правда, держу пари, что у монахинь и посмотреть было не на что.

После приводивших ее в некоторое смущение вечеров, когда Мелисанда, надев подобранное ей платье, развлекала гостей, девушки лежали в кроватях, обсуждая, как прошел прием. Разговаривали они с откровенностью, поначалу поразившей Мелисанду. О себе рассказывали все, не таясь. Мелисанда узнала, что Женевра раньше жила в ужасающей бедности. Девушка не делала секрета из своего прошлого. Ее мать с детства работала на фабрике с раннего утра до позднего вечера; каждый день ее, невыспавшуюся, вытряхивали из постели и отправляли на работу, подгоняя пинками, потому что она с ног валилась от усталости. В течение долгих часов стоя на рабочем месте, несчастная терпела побои и издевательства надзирателя, наградившего ее двумя детьми – Женеврой и ее младшим братом.