Тайна двух океанов - Григорий Адамов

— Очевидно, весь маршрут стал каким-то образом известен врагу, — заметил зоолог.

— Весь или частично — нельзя сказать, — задумчиво ответил капитан.

— Частично? — медленно переспросил зоолог. — Вы думаете, что враг мог узнать маршрут по частям?

— Почему же нет? — пожал плечами капитан.

— Тогда… тогда… — растерянно посмотрел на капитана зоолог. — Как же это?.. Неужели? Неужели это может быть?

У него перехватило дыхание, и с лица стала медленно сходить краска.

— Что вы хотите сказать, Лорд? — не поднимая век, равнодушно спросил капитан.

Зоолог передохнул и мгновение помолчал. Потом, словно набравшись сил и решимости, промолвил:

— Я… я не знаю, Николай Борисович, может это иметь значение или нет, но считаю своим долгом сообщить вам, что как-то… я сказал Горелову о месте нашей последней длительной станции…

— Неужели? — быстро посмотрел на ученого капитан. — Как же это случилось?

— Он тогда еще не вполне оправился после истории с Шелавиным. После обвала. Как-то он зашел ко мне и просил выписать, чтобы скорее выйти из подлодки и принять участие в наших научных работах. Я ему отказал, но, видя его большое огорчение, чтобы утешить, обещал на первой же длительной станции взять его с собой. На естественный вопрос, далеко ли еще до нее, я сказал ему место станции. Неужели это могло иметь значение, Николай Борисович? — спросил с беспокойством ученый.

Капитан долго молчал, выстукивая пальцами размеренную дробь по столу. Наконец он вздохнул и поднял на зоолога глаза. Мельком взглянув в эти глаза, ученый почувствовал в них суровое осуждение и холодную отчужденность.

— Вне зависимости от последствий, Арсен Давидович, вы совершили абсолютно недопустимый поступок. Особенно в условиях боевого похода. Я доверил вам военную тайну, а вы разгласили ее. Это была большая, если не сказать сильнее, неосторожность с вашей стороны. Я не сомневаюсь, что этот поступок явился следствием простого легкомыслия в вопросах военной тайны, которое довольно часто еще встречается среди штатских людей. Может быть, в данном случае оно и не привело к каким-либо опасным последствиям, не связано с событиями последних дней. Не знаю. Но ведь это ваше легкомыслие, если бы его использовал враг, могло повлечь за собой самые ужасные результаты. Могло привести к гибели экспедиции, к гибели нашего судна, на которое правительство возлагает столько надежд в деле обороны нашей Родины.

Слова капитана звучали с подчеркнутой суровостью и были полны необычайной силы. Он встал и взволнованно прошелся несколько раз по каюте.

— Я вполне… понимаю… — опустив голову, тихо, прерывающимся голосом сказал зоолог. Я не ищу себе оправданий. И я готов понести…

— Не будем пока об этом говорить, — перебил его капитан. — Я, конечно, сообщу обо всем Главному штабу, но сейчас не в этом дело. Нам предстоит еще далекий путь, на котором нас, может быть, поджидает много опасностей и немало ловушек. Мы должны выполнить программу наших работ и привести подлодку в полной сохранности к назначенному сроку во Владивосток. Важно, чтобы вы в будущем не забывали, что вы находитесь на военном корабле, что вы обязаны следить за каждым вашим словом. И особенно хранить тайну нашего маршрута.

Капитан сел на стул и, помолчав, продолжал:

— А теперь о Горелове. Я не думаю, Арсен Давидович, что Горелов способен на предательство. Но это мое личное мнение было бы недостаточным для твердого, уверенного решения. Большее значение в данном случае имеют соображения чисто объективные. Как может вообще кто-нибудь из экипажа подлодки сообщаться с кем бы то ни было, находящимся на поверхности? Наш путь не прямолинеен, мы идем не с одинаковой скоростью, делаем часто неожиданные остановки. И вы, и даже я не смогли бы утром сказать, где в какой точке океана, будет подлодка в полдень. Как же может произойти встреча кого-либо из наших людей со своим внешним сообщником, если невозможно заранее условиться о месте встречи?

Зоолог жадно следил за ходом рассуждений капитана.

— Можно было бы предположить, — продолжал капитан, — что преступник использует для связи радио. Но радиоаппараты нашей подлодки немедленно реагировали бы на такое близкое соседство и раскрыли бы присутствие постороннего аппарата на подлодке.

— А радиоаппараты в наших скафандрах? — спросил зоолог.

— Но ведь вы же знаете, что они работают только на двадцати восьми различных, но точно определенных волнах — с подлодкой и с каждым членом нашей команды. Если бы велись разговоры на одной из этих волн с кем-либо посторонним, то их услышал бы соответствующий скафандр или, автоматически, подлодка, если в скафандре нет никого. Кроме того, дальность действия этих радиоаппаратов не превышает двухсот километров.

— Да… — задумчиво произнес зоолог. — Значит, связь с врагом поддерживается не из подлодки. Что же остается предположить? Кто еще знает наш маршрут?

Помолчав с минуту, с видимой неуверенностью и неохотой капитан сказал:

— Главный штаб, конечно. Зоолог широко раскрыл глаза:

— Как?! Неужели туда смог проникнуть шпион? Капитан нервно простучал короткую дробь по столу, потом глухо ответил:

— Будем лучше смотреть за тем, что делается у нас тут, под носом. Во всяком случае, я держу Главный штаб в курсе всего, что касается подлодки. — И, помолчав, медленно, словно с огромной тяжестью на плечах, поднялся. — Значит, мы договорились о порядке предстоящих работ. Не забудьте, Арсен Давидович, мои предостережения. И внимательно следите за всем, что делается вокруг вас. На всех нас, и партийных и непартийных большевиках, лежит огромная ответственность.

Зоолог встал и, молча поклонившись, направился к выходу.

Капитан стоял, опершись рукой о стол, и проводил ученого долгим, внимательным взглядом.

Так в неподвижности простоял он несколько минут, глядя куда-то вдаль. Потом, заложив, по домашней своей привычке, руки за спину, под расстегнутый китель, он начал медленно, с опущенной головой ходить по каюте.

Легкая, едва ощутимая, почти незаметная дрожь исходила от корпуса корабля, передавалась телу капитана, и мозг привычно и машинально фиксировал: два десятых хода. Судно изредка чуть колыхалось в поклоне, и мозг бессознательно отмечал: что-то большое пронеслось впереди. Наконец, остановившись и проведя рукой по голове, он вздохнул и опустился в кресло перед столом. Из потайного ящика стола капитан вынул небольшую картотеку, поставил перед собой, перебрал находившиеся в ней высокие, из плотной, толстой бумаги карточки и вытащил одну из них. На карточке вверху крупными черными буквами было напечатано: