Дом на Харрен–стрит. В сетях шпионажа - Ладислас Фараго

Полковник не понимает, куда клонит Бенеке. Но майор невозмутимо продолжает:

— Два норвежских летчика согласны полететь на этом самолете. Остается получить разрешение и предупредить нашу авиацию. Наиболее целесообразно, пожалуй, было бы дать самолету немецкий эскорт до Мушэена или Будё. Противника следует предупредить об этом заблаговременно через прессу, по телефону и радио. Нужно обеспечить, чтобы сообщения повторялись несколько раз. Нейтральный статус самолета не должен быть нарушен.

Бушенхаген, кажется, начинает понимать.

— Остается еще одно дело. Одновременно с этим родственникам норвежских солдат в Северной Норвегии будет предложено послать письма своим близким на севере — для этого будет создана специальная контора. Нам, конечно, нужно исходить из того, что в письмах не будет нападок на оккупационные власти, и оставить за собой право цензуры. Я очень много жду от этой меры, господин полковник. Это подействует. И может быть, сопротивляющиеся норвежцы быстрее согласятся заключить мир.

Полковник Бушенхаген обещает доложить генералу о предложении Бенеке.

— Но когда же можно будет это осуществить?

— Если я получу сегодня же письмо генерала к президенту Красного Креста, то завтра утром газеты уже смогут поместить соответствующие сообщения. Я позабочусь, чтобы самолет был доставлен сюда и ошвартован в порту.

Через час Бенеке получает письмо за подписью генерала. Сообщение для прессы он подготовил заранее, размножил и развез по редакциям вечерних газет.

Тем самым майор поставил норвежский Красный Крест перед свершившимся фактом. Заседание правления Красного Креста было назначено на следующее утро. Майор переоделся в темный штатский костюм, который должен был сыграть роль овечьей шкуры.

На заседании царила ледяная атмосфера. Многие удивились, увидя Бенеке в штатском. Майор подчеркнул, что он намеренно пришел в штатском, чтобы не создалось впечатления диктата и чтобы руководство Красного Креста не подумало, будто речь идет о приказе. Немецкое командование руководствовалось исключительно соображениями гуманности! Говоря все это, Бенеке в душе отнюдь не был уверен в положительном результате заседания. Он заметил, как сдержанны присутствовавшие. Он боялся, что президент может отказаться. Это было бы нежелательной потерей престижа и времени.

В конце концов Красный Крест с благодарностью принимает предложение. Как гуманистическая организация, Красный Крест не может предположить обман и не принять самолет с такими дорогими медикаментами, как инсулин.

Через три дня газеты сообщают, что санитарный гидросамолет готов к вылету в Тромсё. Он совершит перелет над горами в Тронхейм, где пополнит запас горючего. Оттуда самолет полетит вдоль побережья к Будё, а затем в Тромсё — конечному пункту.

Для Бенеке наступают напряженные дни. Нужно проинструктировать людей, подготовить самолет и проконтролировать письма. Майор, конечно, понимает, что возможен только выборочный контроль. Он предупреждает своего норвежского помощника, что должны посылаться письма, содержащие только правдивые сведения о положении в Южной Норвегии. Всякое отклонение будет рассматриваться как саботаж. В результате конфискуется только одна открытка. В самом ее начале крупными корявыми буквами написано: «Эти свиньи разрешили нам писать, так послушай правду…»

При подготовке этой «экспедиции» возникло непредвиденное осложнение: началась борьба за место пассажира. Полярный исследователь Хельге Ингстад выразил пожелание лететь на север с поручением от административного совета. Но один из норвежцев, принимавший усердное участие в отправке самолета, возразил, и нашему знаменитому путешественнику пришлось отказаться от самолета и выехать машиной в Тронхейм, откуда, как предполагалось, самолет должен был забрать его вторым рейсом. Но второго рейса не получилось…

Тем временем Бенеке через своих многочисленных норвежских друзей узнал, что в Осло есть влиятельные люди, пытающиеся установить контакт с королем и прекратить сопротивление. Целая делегация стортинга сидела, так сказать, на чемоданах. Но Берлин еще не давал разрешения на поездку. И вообще не было ясно, сможет ли она когда–нибудь выехать.

Нужно было действовать решительно и смело. Обстановка для этого вполне созрела. Среди норвежского офицерства усилилось пораженчество, особенно после поспешной эвакуации союзников из Ондальснеса и Намсоса. Вся Южная Норвегия выбыла из игры. Боевые действия теперь продолжались только у Нарвика и Бьернефьеля.

Бенеке понимал, насколько важно установить связь с королем. Только король и никто иной мог признать новое правительство, утверждал советник миссии фон Нейгауз, с которым майор поддерживал тесный контакт. Административный совет выполнял чисто управленческие функции. Он не имел под собой никакой основы и не был способен найти такое политическое решение, которое было угодно немцам и которое могло положить конец военным действиям.

Следовательно, все дело было в короле. Гитлер в своей директиве от 2 апреля — за неделю до нападения дал строгое указание военному командованию ни при каких обстоятельствах не упускать норвежского короля. Поэтому военно–воздушный атташе капитан Шпиллер еще 9 апреля присоединился к роте парашютистов, в задачу которой входил захват короля и доставка его в Осло, захочет он этого или нет. Однако норвежцам удалось организовать оборону у Мидтскуга, где Шпиллер был смертельно ранен во время подноски боеприпасов. Попытка захватить короля сорвалась, и Хокон VII выехал на север.

Куда же девался Хокон? Этот вопрос командование непрерывно ставило перед Бенеке в первые дни вторжения. Майор каждый день сообщал о передвижениях беглого монарха и его семьи. Но вот уже несколько дней даже Бенеке не мог с уверенностью сказать, где находится король. 4 мая миссия получила телеграмму о том, что слухи о переходе короля и правительства в Швецию необоснованны. Шведский министр иностранных дел категорически опроверг эти слухи. Но где же все–таки был король? 6 мая фон Нейгауз сообщил, что король якобы серьезно болен, но место его пребывания неизвестно. На следующий день появились слухи о том, что правительство Норвегии покинуло страну и выехало в Лондон.

Дни, когда Бенеке работал над своим планом посылки самолета Красного Креста на север, были, пожалуй, самыми напряженными после первых дней вторжения. Немцы пребывали в неведении относительно того, какую позицию заняли норвежские политические и военные руководители после эвакуации союзников из Южной Норвегии. Было ясно, что наступил кризис. Активность различных кругов в Осло говорила о том, что настроения норвежцев скоро резко изменятся. Нужно было ковать железо, пока оно горячо.

Вначале Бенеке решил установить контакт с кронпринцем Улафом, ведя одновременно «психологическую войну», то есть направляя на север страны медикаменты, и особенно так нужный там инсулин [45]. Бенеке внимательно следил за норвежской прессой. Еще до нападения немцев на Норвегию в газетах оживленно дебатировался вопрос о необходимости санитарного самолета для обслуживания населения Северной Норвегии. Инициатором этого дела был генеральный консул Эллеф Рингнес, который через отделение Красного Креста в Вестре собрал для этого значительные средства. Однако полковник Гулликсен, инспектор норвежских ВВС, отклонил предложение авиакомпании «Видере» о таком самолете. Гулликсен не хотел, чтобы частные средства вкладывались в проект, который был лишь первой попыткой.

Бенеке понял, что здесь были богатые возможности для игры на чувствах. Ему удалось даже втянуть в игру генерального консула Рингнеса. Но 8 мая ситуация несколько изменилась. В телеграмме, отправленной в тот день в Берлин, барон фон Нейгауз сообщил, что от епископа Бергграва он узнал, что больной король находится в Тромсё. Все другие слухи были неверными. Таким образом, немцы узнали, что король еще в Норвегии, хотя и неизвестно где. Вероятно, заявление епископа следовало рассматривать как опровержение слухов о том, что король смертельно болен и уже покинул Норвегию.

В той же телеграмме от 8 мая фон Нейгауз сообщил, что четыре депутата стортинга, остававшиеся в Осло в качестве членов комиссии по переговорам, собираются выехать в Тромсё, чтобы уговорить короля начать мирные переговоры с Германией.

От Бенеке Нейгауз узнал, что с помощью санитарного самолета, а также пилота и бортмеханика, которых ему удалось найти, майор рассчитывал возобновить прерванные переговоры с королем, убедить его в том, что норвежцам лучше будет вступить в переговоры с немцами в Южной Норвегии, чем сражаться вместе с англичанами в Северной Норвегии. Короче говоря, Бенеке попытался сделать то, что не удалось военно–воздушному атташе Шпиллеру.