Может быть, однажды - Дебби Джонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не смей так о себе говорить даже в шутку!
– Но они так это видят. Отец больше никогда не упомянет обо мне на полях гольф-клуба!
Он пытается говорить весело, но я чувствую, как ему тяжело.
– А вдруг они тебя еще удивят? – с надеждой произношу я. – Ты читал письмо моей мамы. Ты знаешь теперь чуть больше о том, почему наши матери стали такими. Может быть, твоя поступит неожиданно – по крайней мере, давай не будем падать раньше выстрела.
– Ты права, дорогая кузина, – задумчиво прихлебывая кофе, отвечает он. – И если подумать, ну насколько хуже все может быть? Я люблю родителей, но не хочу жертвовать собой ради их респектабельности. Ты поступила очень храбро, Джесс, когда взялась искать Джо. Ведь можно было ничего не делать. Оставить прошлое в прошлом, жить как всегда – тихо и спокойно. Наши поиски легкими не назовешь – но ты все равно не остановилась на полпути. А Белинда… такая, какая есть, – бесцеремонная и искренняя. Вы обе меня на многое сподвигли.
– Хочешь сказать, что если все полетит вверх тормашками, то винить ты станешь нас?
– Конечно! Ну ладно… позвоним по скайпу, дорогуша? Скажем «Алоха!» юной мисс «Голодные игры», великой последовательнице сапфических убеждений?
Кивнув, я включаю скайп.
Через несколько секунд Дженнифер отвечает, ее лицо возникает на экране на фоне темной комнаты. Общаться по видеосвязи мне всегда очень неуютно – как будто я попадаю в научно-фантастический фильм, к тому же никогда не знаешь, куда смотреть, когда на экране появляется лицо.
Дженнифер выглядит старше, чем на фотографии с университетской веб-страницы, однако веснушки и непослушные кудри не изменились. Добавилось лишь несколько морщин и загар – что совершенно естественно для того, кто живет на Гавайях. Пару секунд мы молчим, и я вдруг понимаю, что она тоже оценивает мое лицо, появившееся на экране. Улыбнувшись, я спрашиваю, слышит ли она меня.
– Да! Привет! Слышу… должна предупредить, что если послышится крик, то это не пленники в подземелье. У моей дочери воспаление среднего уха, то есть мне сказали, что у нее воспаление, а судя по ней, можно подумать, настали последние времена. Я только что наконец уложила ее спать, но сколько она проспит – не знаю. С другой стороны, я сразу же ответила на письмо, потому что сегодня не ложилась.
– Ничего страшного, – говорю я, – бывает. Дети живут настоящим – и обычно вполне довольны и веселы, но если у них болит живот, уши или горло, то жизнь сразу же становится невыносимой. Сколько ей лет?
– Мэри скоро исполнится три года, и – да, за последние дни нам пришлось пережить много неприятных моментов… Спасибо, Джесс, я очень рада с вами поговорить. Чем могу помочь? Вы сказали, что разыскиваете Джо?
Судя по тому, как она произносит мое имя, и по ее согласию поговорить со мной среди ночи, понятно – она знает, кто я. Как и многие из тех, кого я встретила в этом путешествии, она знает о моем прошлом, о Грейси, о том, как у нас с Джо все закончилось. Или, по крайней мере, он думал, что все закончилось.
И вдруг на меня снисходит озарение: ни одна из женщин, с которыми я разговаривала в последнее время, не проявила по отношению ко мне враждебности – ни мать Джо, ни Ада, ни Дженнифер, ни Джеральдина. А ведь все это благодаря Джо. Могло быть иначе. Он имел полное право изобразить меня предательницей, которая выгнала его, отвернулась в тяжелое время. Однако он ничего подобного не сделал.
И меня буквально захлестывает волной тепла, мне даже становится жарко, к щекам приливает кровь, а в груди будто трепещут бабочки. Он не считал меня плохой, и я этого не забуду. Может быть, однажды и я перестану смотреть на себя с отвращением.
Я пытаюсь вкратце объяснить, что мы затеяли, и Дженнифер с восхищением ахает. Она засыпает меня вопросами и просит рассказать поподробнее, шаг за шагом, как мы отыскали ее, то и дело утыкаясь в тупики, и как в итоге оказались в не слишком дорогой гостинице в самом сердце Нью-Йорка, откуда я звоню незнакомому человеку на Гавайи, пока мой кузен приканчивает девятнадцатый капучино за час.
– Вот это да! – выдыхает она, когда мне наконец удается удовлетворить ее любопытство. – Да вы настоящие любители приключений! Я таких в жизни не встречала.
«Она же писатель, – напоминаю я себе. – Любопытство и тяга к подробностям у нее в крови».
– Так, – продолжает она, бросив короткий взгляд через плечо – видимо, стараясь удостовериться, что Мэри не проснулась, – время у нас пока есть… Мне очень жаль вас разочаровывать, Джесс, но не в моих силах подарить вашей истории счастливый конец. Извините. Мы давно перестали общаться… Даже не знаю почему. То есть я, конечно, была очень занята работой. Клара училась, а потом тоже получила место в колледже. Она занимается молекулярной физикой. Джо много работал. Мы все были заняты, но… Не знаю, что произошло, что его заставило… Он просто отошел в сторону, понимаете?
Меня охватывает горькое разочарование, но я тут же напоминаю себе, что это не впервые. Многие с радостью вспоминали Джо, но не могли сказать, где он, куда отправился. Он стал едва ли не легендарной фигурой в жизни многих людей – он появлялся, помогал и уходил, когда дело было сделано.
Думаю, в каком-то смысле Джо тоже жил наполовину, как я. Он никогда не погружался в жизнь тех, с кем его сводила судьба, всегда держался особняком. Никогда ни с кем не сближался – потому что, если сблизишься, тебе будет что терять.
– Ничего страшного, – говорю я, и Дженнифер отвечает улыбкой сожаления. – Дел всегда много, особенно если появляются дети. Из того, что я узнала, выходит, что Джо было трудно удержать рядом.
– Это правда, – кивает Дженнифер. – Очень подходящее описание. Мы стали реже видеться, потом и созванивались не так часто, назначали и отменяли встречи… но я точно помню, что встречи отменяли не только мы с Кларой. Он, казалось, был готов идти дальше, стремился к свободе. Звучит не слишком приятно, я не совсем то хочу сказать. Он просто… не из тех, кто сидит на месте. И физически, и эмоционально – ему всегда требовались перемены. Быть может, не будь мы так сосредоточены на себе, прояви мы больше участия, вышло бы иначе – но что есть, то есть. В последний
