Приди ко мне тихо - А. Джексон

Подняв голову, легкие покинул весь воздух, я была охвачена паникой и пугающим взрывом облегчения.

Потому что единственные глаза, которые я хотела видеть сейчас, смотрели на меня с верха лестницы, где он сидел. Его локти упирались в колени, а ледяные голубые глаза уставились на меня.

— Джаред.

24 глава

Джаред

Господи, видеть ее — было лучшим, что я когда-либо испытывал. Меня захлестнули волны головокружительного облегчения, заполнив пустоту.

Эли.

Нервно проведя рукой по волосам, я приложил все усилия, чтобы сидеть неподвижно, под пристальным взглядом зеленых глаз, сосредоточенных на мне. Прядки черных как смоль волос развевались от легкого бриза, появившегося с наступлением темноты. Замерев на полушаге, она схватилась за перила, будто боялась упасть, словно у нее из-под ног выбили почву.

Я полагаю, что земля ушла у меня из-под ног в тот момент, когда в ту первую ночь она нависла надо мной на диване.

Бог знал, что она была единственной, способной все изменить.

На моих губах заиграла мрачная улыбка, в то время как что-то тяжелое тянуло мое сердце.

Эта девушка была такой красивой. Умопомрачительно красивой.

Казалось, воздух просто исчез, мой пульс стал едва заметным. Каждая моя клеточка кричала, чтобы я встал и притянул ее в свои объятия, поцеловал и убедился, что она настоящая, потому что я провел так много ночей, мечтая о ней, и я не был уверен, что все еще мог отличить сон от реальности.

Я осторожно поднялся на ноги. Мысли с шумом проносились в голове, и я не мог произнести ни слова. Я понятия не имел, как она отреагирует на мое присутствие, не имел ни малейшей подсказки на то, о чем она думает, не мог сказать, была ли она счастлива, испытывала облегчение или злость, потому что она выглядела чертовски печальной.

Я хотел стереть печаль с ее лица и из сердца, потому что, без сомнения, именно я был тому причиной. Самая эгоистичная часть меня вернулась, но я по-прежнему не знал, как это сделать. Знал только то, что больше не могу быть вдалеке от нее. Это было просто невозможно, потому что ее образ постоянно стоял перед глазами.

— Эли. — Мне, наконец, удалось выдать шепотом ее имя, сложив все мои мысли в голове. Для меня она была важнее всего.

Она стояла там, в пяти шагах от меня, не двигаясь, прежде чем начала медленно трястись, губы задрожали, а слезы хлынули из глаз. Зажмурившись, Эли опустила лицо, ее руки сжались в кулачки, когда она заговорила:

— Ты вернулся.

Ее голос был пропитан неуверенностью и болью потери, перекликающейся со смятением, и показал сломленную девочку, которую я оставил на парковке, выкрикивающую мое имя.

И это ранило. Эта девочка, страдала так же сильно, как и я.

Но чего я ожидал? Что с ней все хорошо? Что был хоть малейший шанс, что она двинется дальше, как я и обещал?

Я имею в виду, черт, невозможно было отрицать то, что я чувствовал в ее прикосновениях.

И сейчас не было смысла отрицать, как сильно я ранил ее.

Я наморщил лоб.

— Разве я мог не вернуться? — я протянул к ней руку, желая, чтобы чертов дюйм, разделяющий нас, исчез. — Я солгал тебе, Эли. В ту ночь… — с трудом сглотнув, мое внимание привлекло то место, где я ее оставил, и снова посмотрел на нее. — Я уехал, осознавая, что никогда не смогу забыть тебя, но молился, чтобы, каким-то образом ты забыла про меня. И знаю, что не должен здесь быть. Знаю, что должен дать тебе шанс забыть, но Эли… я скучаю по тебе.

Я скучал по ней. Боже, как же я скучал.

Эли посмотрела на меня сквозь завесу волос, обрамляющую ее лицо — лицо, которое было искажено от боли, пропитано слезами и душевными шрамами, которые я оставил.

— Эли…

Она резко покачала головой — тихая команда. Начав подниматься по ступенькам, она не отвела от меня взгляд. Она сдвинулась влево, и я позволил ей пройти. Подавляющий страх отказа скрутил мои внутренности, когда я понял, что опоздал.

Пока, проходя мимо, она не посмотрела умоляющими глазками.

На своем этаже Эли повозилась с ключами и открыла дверь. Пройдя внутрь, она оставила ее открытой. Не останавливаясь, она сбросила с плеча огромную сумку на пол, от этого жеста на меня нахлынули воспоминания о тех днях, когда я ждал, что она войдет в эти двери. Черт. Мог ли я быть большим глупцом? Потому что я появился здесь, нуждаясь в том же комфорте, что и тогда, понимая, что никогда не заслужу его. Что, черт побери, я думал, изменилось? Но что-то… что я ощущал внутри… то, что поразило меня на той пустынной дороге в Неваде, той ночью, я осознал, что хочу жить. Что у меня есть ради чего жить.

Потому что, я хотел жить ради нее.

Я хотел этого. Хотел быть с ней. И я не хотел, черт побери, больше скрывать это.

Засомневавшись у двери, я переступил через порог. Квартира была той же, но, в то же время, ощущалось пустой, как будто я пропустил так много того, что произошло здесь, за эти несколько месяцев, пока меня не было.

Я тихонько ее закрыл.

Не взглянув на меня, Эли исчезла в своей комнате. Я пошел за ней, не зная чего ожидать. В дверном проеме я замер. Комната утопала в полумраке сумерек, естественный свет почти исчез в наступающей ночи. Тени танцевали и играли, насмехались и дразнили. Здесь мы разделили так много всего, то, что изменило жизни, сердца и реальность.

Эли стояла возле кровати, лицом к окну, обнимая себя руками, словно изо всех сил старалась не упасть на колени. Ее плечи вздрагивали, и я понял, что она плачет, пытаясь взять себя в руки.

Я потер ладонями лицо, осознавая, что хотел быть тем самым — хотел быть достаточно сильным мужчиной, чтобы поднять ее, когда она упадет. Но я был слабаком, черт побери, не подходил ей, и не знал, как сделать все правильно, когда все внутри меня было неправильным.

Тем не менее, я хотел попытаться. Я был полон решимости попробовать.

Очевидно, ее дверь была отремонтирована, но не то повреждение, которое я нанес. Я закрыл за собой дверь. Сделав несколько медленных шагов, я развернул стул, который стоял у ее туалетного столика, лицом к комнате. Я сел на него, поставив локти на колени, все мое тело покорно согнулось.

Комната погрузилась в тишину.

— Эли, скажи мне, о чем ты думаешь, — наконец, взмолился я. Слова звучали как гравий, царапая горло. — Если ты хочешь, чтобы я ушел, просто скажи, и я уйду за дверь, и обещаю тебе, что на этот раз, ты больше меня не увидишь. — Может, я опоздал. Может, она двигалась дальше. Боже, я, мать вашу, не мог вынести мысль, что кто-то прикасается к ней, идею, что кто-то любит мою девочку. В тот же миг, во мне выросло старое безумие. Закрыв глаза, я пытался сдержать, заблокировать это, потому что я не имел права предъявлять ей претензии.