Лейтенант и его судья - Мария Фагиаш

Он пробыл около десяти минут возле унтер-офицера и заглянул на минуту к солдату, которого оперировали по поводу аппендицита. Солдат был призван из его родного города Зальцбурга. Для парня его появление было сродни явлению Отца, Сына и Святого Духа. Восхищение и поклонение, которое он читал в глазах солдата, радовало и льстило.

Из госпиталя он отправился в комендатуру и взял отложенный для него экземпляр «Gazette» с приказом от первого ноября. Он умышленно отодвинул это на время, пока не освободится, потому что опасался разочарования. В мае он был переведен в Линц войсковым офицером. Уже давно бродили слухи, что начальник Генерального штаба, фельдмаршал-лейтенант Конрад фон Хётцендорф, собирается уменьшить число выпускников военного училища, подлежащих переводу в Генеральный штаб. До 1909 года тридцать лучших выпускников каждого года после четырехлетней службы в различных гарнизонах переводились в Генеральный штаб. Закончившему под номером 18 Дорфрихтерудо появления этих слухов опасаться было нечему.

Приказ был напечатан на второй странице. В нем были приведены фамилии только пятнадцати выпускников военного училища 1905 года, которым присваивалось воинское звание капитана и которые подлежали окончательному переводу в Генеральный штаб.

Он читал фамилии: 1. Аренс, 2. Айнтхофен, 3. Шёнхальс, 4. фон Герстен, 5. Виддер, 6. Принц Хохенштайн, 7. Дугонич, 8. Мадер, 9. Ландсберг-Лёви, 10. Храско, 11. Траутмансдорф, 12. Молль, 13. Мессемер, 14. Облонски, 15. Ходосси.

Его охватила свинцовая усталость. Он казался себе похожим на того, кто после утомительнейшего восхождения на вершину обнаружил, что он шел неверным путем и не на ту гору. Если бы он был один в комнате, он бы дал волю своей ярости, разразившись проклятиями. А так он спрятал без слов газету в карман плаща и направился к себе домой на Ремерштрассе. Жена наверняка была дома, поскольку она считала, что беременность ее так обезобразила, что на улицу лучше не выходить.

Она обрадовалась его приходу так, как будто опасалась, что он никогда не вернется. Он часто удивлялся тому, какой властью она обладала над ним. Не только красота ее могла быть этому причиной. Что его больше всего привлекало, так это ее абсолютная зависимость от него. Для себя самой она не существовала, она была просто частью его. Оторви ее от него, и она погибнет, как ампутированная часть тела.

Он рассказал ей, что его обошли.

— Я знаю, что ты ужасно разочарован, — сказала она, чтобы утешить мужа, и поцеловала его. — Но мне нравится в Линце. Мне нравится наша квартира. Это наш первый настоящий дом.

Его разочарование перешло постепенно в ярость. Среди пятнадцати не было ни одного, кто бы мог сравниться с квалификацией Петера Дорфрихтера. Возможно, они были хорошими спортсменами, лучшими наездниками, но зачем было целых два года мучить людей в этом чертовом военном училище, если шефу Генерального штаба Конраду нужны в первую очередь хорошие спортсмены? Почти по всем предметам у него были отличные оценки, кроме этого, он владел шестью иностранными языками. Понятно, что он падал с лошадей чаще, чем Принц Хохенштайн или улан Облонски. Но в будущей войне всё будут решать совсем не атаки «легкой кавалерии».

Он был настолько взбудоражен, что это становилось невыносимым. Что-то нужно было делать, и он решил погулять с Троллем. При возвращении его окликнула жена домовладельца, жившая на первом этаже:

— Присматривайте за собакой, господин обер-лейтенант. Какой-то негодяй разбросал вокруг отравленное мясо. Слышала, что несколько животных уже отравились.

— Поймали уже этого приятеля? — спросил Дорфрихтер.

— Конечно нет. Да и не поймают никогда. Его никто и не видел. Как потом докажешь, что это был он?

Прогулка не помогла, гнев в нем бушевал по-прежнему. Он послал горничную за вином и еще перед обедом выпил два стакана, а остальное за обедом. После обеда он решил заняться установкой полок, которые были у него в работе. Ему понадобилась наждачная бумага, и он отправился в кладовку. Там ему на глаза попался стаканчик с двумя палочками цианистого калия. Только по забывчивости он не выбросил их в Сараево. Его денщик упаковал их в один из ящиков, а здесь, в Линце, распаковкой вещей занималась Марианна. Конечно, она не знала, что в стаканчике, и поставила его на одну из полок в кладовке: ключ от кладовой всегда был у нее.

Дорфрихтер, как завороженный, смотрел на стаканчик — план возник мгновенно. Он, конечно, должен был еще созреть, обрести форму и претвориться в жизнь. Но это был дерзкий план, который должен был сработать вопреки всем сомнениям и опасениям.

— Да, — сказал Дорфрихтер, — именно в этот момент и возник мой план, и у меня не было сомнений, что я его исполню.

— У вас был план, и у вас был яд. Но как вы додумались до того, чтобы рассылать циркуляры и капсулы жертвам?

Дорфрихтер пожал плечами.

— Это была единственная возможность. И одновременно минимальный риск. Вряд ли я мог бы пригласить их на обед и подсыпать им яд в тарелку.

Негодяй, который разбросал отравленное мясо, мог рассчитывать на голод бродячих собак. А чем завлечь отнюдь не голодных мужчин? И в какой форме следует послать им яд? С коробкой конфет? Как какой-нибудь напиток? Слишком опасно — они могут это предложить другим — своим женам, подругам, детям, знакомым.

Идея капсул с ядом пришла ему в голову однажды утром при чтении «Новой свободной прессы», где он обнаружил по меньшей мере шесть или семь объявлений о различных чудодейственных средствах.

По иронии судьбы несколькими днями позже он сам получил такой циркуляр, в котором рекламировался эликсир для лечения нервной системы под названием мирацетин. Текст гласил, что крошечные круглые пилюли — шесть штук были приложены в пакетике — гарантировали повышение потенции. Из любопытства он попробовал их, хотя — видит бог — он в них не нуждался. Но когда он их принял, его охватил панический страх. А вдруг случайно кто-то пришел к той же идее, что и он? Что, если он проглотил только что собственную смерть? Ему стало дурно. Из-за таблеток или из-за страха? Он хотел пойти в ванную, чтобы его вырвало, но уже в гостиной все прошло. Его охватило чувство стыда: недостаток самообладания — была та слабость, которую он себе никогда не мог бы простить. Хотя план явно недоработан, его нужно претворять в жизнь незамедлительно. От фельдмаршал-лейтенанта Конрада можно было ожидать, что он в любой момент снова изменит принцип отбора.

Как и большинство людей, в том, что касается действия ядов, Дорфрихтер был абсолютный профан. Само собой, цианистый калий был самым смертельным. Он приводит к мгновенной смерти. Пойти на риск и достать медицинские книги он не мог. Оказалось достаточно заглянуть в краткую энциклопедию. Смертельная доза составляла одну десятую часть грамма. Того количества, что он имел, хватило бы, чтобы отправить на тот свет весь Генеральный штаб включая Конрада фон Хётцендорфа.

Он вспомнил, что несколько месяцев назад он давал Троллю порошок от глистов в капсулах, и их должно было остаться в шкафчике для лекарств довольно много.

Однажды вечером, когда Марианна и горничная уже спали, он принес обе палочки из кладовой и развернул одну из них. Едва он ее коснулся, она рассыпалась, к его удивлению, в порошок, возможно, из-за того, что долго хранилась в закрытом стаканчике. Как бы то ни было, оказалось, что обращаться с ядом легче, чем можно было ожидать.

Он долго размышлял над числом тех, кого следовало ликвидировать. Сначала он имел в виду пятерых, но это число не гарантировало успех — стопроцентный успех. Как он мог быть уверен, что трое из пяти мужчин сочтут необходимым принимать средство для усиления потенции? Допустим, некоторые люди глотают таблетки по всякому поводу, другие — нет. Может быть, лучше отправить шестерым? Семерым? Десятерым?

Почему именно эти десять, хотел бы знать Кунце.

— Почему из шестнадцати или, точнее, из восемнадцати человек, так как вы сюда включили и Хедри, вы выбрали именно этих десятерых?

Дорфрихтер насмешливо посмотрел на Кунце.

— Вот на что вы потратили все это время! Мои отношения с этими десятью! Тут, вы полагали, лежит ключ ко всей этой истории?

— А что, вы предоставили это все делу случая?

— Не совсем. Боюсь, что вы все еще не до конца уяснили, что я никакой не ужасный убийца. Некто принял глубоко ошибочное решение, и у меня было чувство, что моя задача — это исправить. Возможно, я взял на себя слишком много, но я все тщательно взвесил и сделал свой выбор.

Это было не совсем так, по крайней мере с каждым, по его мнению, из «ненужных». Ночами, когда он не спал, он вновь и вновь перебирал эти пятнадцать фамилий про себя, как молитву: Аренс, Айнтхофен, Шёнхальс, Герстен, Виддер, Хохенштайн, Дугонич, Мадер, Ландеберг-Лёви, Храско, Траутмансдорф, Молль, Мессемер, Облонски, Ходосси. Он вспоминал каждое отдельное лицо, вспоминал, какими особенностями или талантами обладал тот или иной из отобранных. Он хотел выбрать только тех, кто созрел, по его мнению, для «пенсии». То, что в этом случае выход на «пенсию» означал смерть, было несущественным.