Человеческая гавань - Йон Линдквист

— Я никто!

Так и есть.

Ты оставила меня.

Он не мог понять, когда это произошло, но он чувствовал ее отсутствие. Майи в нем больше не было. Она ушла от него.

Никто.

Андерс сел за стол, положив голову на руки. Сесилия сказала сущую правду, просто он об этом уже забыл. Майя действительно была ужасным ребенком. Часто ему хотелось, чтобы они тогда вовремя спохватились и не стали ее заводить. Несколько раз он говорил это вслух. Иногда он хотел, чтобы она пропала, испарилась и они вместо нее завели бы собаку.

Я хотел, чтобы она исчезла. И она исчезла.

Она плакала, и кричала, и пиналась, и ломала вещи. Она не признавала никаких ограничений. Они не давали смотреть ей детские программы по телевизору после того, как она бросила вазу в экран только потому, что герой мультфильма сказал что — то, что ей не понравилось. Сколько раз они сами убирали бусины после того, как она поиграла с ними? Сколько раз они увещевали и успокаивали ее после того, как она, без всякого повода, бросалась в драку.

Да, так и было. Они жили как на вулкане, они следили за каждым своим шагом, чтобы не вызвать ее гнев. Они даже водили ее к врачу, и врач прописал ей легкое успокоительное средство, но оно не помогло.

Единственное, на что они надеялись, — что она подрастет и изменится.

Свое чувство вины Андерс и пытался залить вином. Все произошло, потому что он этого хотел. Он надеялся, что ее не станет, — и ее не стало.

Все родители, если что — то случается с их детьми, винят себя во всех смертных грехах, говорил семейный психотерапевт, к которому его затащила Сесилия.

Да, это верно. Но на самом деле родители вовсе не виноваты, если их ребенок попал под машину, заболел раком или потерялся в лесу.

А Майя просто перестала существовать, как будто ее никогда и не было. Так получилось потому, что Андерс хотел, чтобы она исчезла. Он уничтожил собственного ребенка.

Когда Сесилия ушла от него, он пил и думал о том, что Майя была самым прекрасным ребенком на свете. Он никогда не думал о ней плохо и потому не понимал, как она могла пропасть. Он любил свою дочь больше всего на свете.

Так он считал.

Андерс вздрогнул, когда зазвонил телефон. Он не смог заставить себя снять трубку, он не мог ни с кем разговаривать.

Его посетила новая мысль.

Если я так хотел от нее избавиться, то почему мне стало так страшно, когда она исчезла? Я должен был радоваться. Ведь произошло то, чего я так хотел.

Андерс поднялся со стула.

Ответ очевиден. Нет, он не хотел этого. Он никогда не хотел этого. Ведь были хорошие моменты в их жизни. В тот последний день, когда они ходили на маяк, она вела себя как нормальный ребенок.

Нормальный, любознательный, живой ребенок.

Я не знал ее.

Да, он не знал своего ребенка.

Какая была Майя на самом деле? Он не знал.

А теперь она ушла от него.

«Папа, куда попадают люди после смерти?»

«Я думаю, они попадают на небо, а как ты думаешь?»

«К ангелам?»

«Наверное. Я не знаю».

«Я ненавижу ангелов. Они такие отвратительные и так глупо выглядят. Я не хочу к ангелам».

«А куда ты хочешь попасть?»

«Никуда. Я хочу остаться здесь».

«Ну, тогда так и будет».

«Вряд ли, ведь это зависит от Бога».

«Бог старается, чтобы каждый получил то, что он хочет».

«Нет».

«Почему?»

«Если у каждого будет то, что он хочет, Бог станет никому не нужен».

«Ты думаешь?»

«Я думаю, что Бог — настоящий идиот. Он даже мир толком создать не сумел».

Стрелки часов приближались к восьми. Андерс по — прежнему сидел за кухонным столом, пытаясь разобраться со своей прошлой жизнью, когда послышался звук мопеда. Вот и они. Андерс почти успел забыть про Хенрика и Бьерна. Теперь они превратились в какое — то смутное воспоминание. И вот они снова пришли за ним.

Пойдем. Пойдем с нами.

Мотор мопеда работал как будто на первой передаче. Может быть, огонь все — таки успел повредить его. Звук мотора все приближался, и Андерс ждал, когда он заглохнет и откроется входная дверь.

Но мопед продолжал ездить кругами перед домом. Они явно рассчитывали на то, что Андерс выйдет сам. Он встал, накинул одеяло, как мантию, на плечи и подошел к окну. Внизу он увидел их темные фигуры. Андерс открыл окно:

— Что вы хотите?

— Мы вроде как мертвецы, — сказал Хенрик, — но мы к тебе все — таки пришли!

— Если ты будешь нам мешать, ни к чему хорошему это не приведет, — добавил Бьерн.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что с кем — то, о ком ты так беспокоишься, может случиться беда.

Хенрик продолжал говорить, но Андерс не слушал его. Он отвернулся от окна. Бьерн что — то держал в руках, и если это было то, о чем Андерс подумал…

Фонарик лежал в ящике. Андерс выхватил его, зажег и швырнул в окно. Фонарь упал рядом с Бьерном и осветил его. Он сидел на седле мопеда и держал в руках тело ребенка в красном комбинезоне. Светоотражающая полоса шла по боку, это был тот самый комбинезон, в который Майя была одета в свой последний день.

Андерс подскочил на месте. Майя! Он бросился к выходу.

Дверь на крыльцо оказалась запертой, и он потерял несколько драгоценных секунд, отпирая ее. Справившись с замком, он с силой толкнул дверь плечом, споткнулся на крыльце и увидел удаляющийся свет мопеда. Они двигались по направлению к морю.

Если бы он остановился подумать хоть на секунду, то понял бы, что Хенрик и Бьерн вовсе не так глупы, чтобы не понимать — он не останется безучастным, наблюдая, как они уезжают с его маленькой дочерью. И странным было только то, что они поехали к морю.

Он видел, как Бьерн крепче перехватил Майю, как Хенрик что — то грозно сказал ей. В одних носках Андерс в два прыжка слетел со ступенек и увидел, что Хенрик и Бьерн уже на пляже.

Губы Андерса раздвинулись в хищном оскале. Попались. Они не смогут поехать дальше. Даже если они и призраки, то мопед в любом случае настоящий, он не может ехать по воде. Ему не пришло в голову, что у него нет против них никакого оружия. Единственная мысль, крутившаяся в его голове, была о том, что он защищен, поскольку выпил настойку полыни.

Андерс был уже в пяти метрах от них, когда мопед выехал на поверхность моря. Хенрик и Бьерн пронеслись мимо причала, и Хенрик помахал Андерсу. Андерс остановился, бессильно сжимая кулаки.