Центр мира - Михаил Кречмар

Он протянул руку. Зим крепко пожал её.

– Спасибо, Хорхой. Побрёл-ка я на позицию.

На площадке обеспокоенный Макс показал ему группу из пяти человек, сидящих на складных креслах вокруг разложенного костра. Два человека, видимо из местных, в синих грязноватых халатах жарили на костре мясо.

– Этот, левый, коротко стриженый и седой, судя по всему, у них за главного. Я сделал несколько снимков, но на память не могу припомнить в нашей картотеке такой рожи.

Зим поглядел в бинокль. На кресле слева, вытянув ноги так, чтобы подошвы сапог согревало пламя костра, сидел высокий и очень худой человек. Черты лица у него были некрупные, выражение – смышлёное. Отчётливо выраженные семито-хамитские признаки – крючковатый нос и полные губы – напоминали скорее об арабах Лоуренса, нежели о Северном Кавказе. И ещё он отличался от сидевших рядом однополчан тем, что не был вооружён. Остальные – пятеро мужчин среднего возраста, которых можно было принять за офицеров, – тоже носили короткие стрижки, лица их были испещрены морщинами, которые появляются у людей, проводящих много времени на свежем воздухе. Эти с высокой вероятностью могли оказаться именно вайнахами – чеченцами или ингушами.

Каждый из них носил на боку кобуру с пистолетом, а за спиной у двоих висели автоматы «Узи» со складывающимися прикладами.

– Вообще оружие во всей банде сплошь советское, – прошептал Макс, – но я разглядел три М-16 и «Узи» – вот у этих…

– Что-нибудь посерьёзнее?

– В башнях по ДШК, ещё один пост с тяжёлым вооружением выведен на двести метров перед воротами. Как минимум ДШК и базука.

– Что насчёт «Стингеров»?

«Стингеры» и их российский аналог «Игла» были настоящим кошмаром для пилотов штурмовиков, боровшихся с партизанами неважно где – в Ираке или Афганистане, Чечне или Мозамбике.

– Отсюда не видно. Но они могут находиться и в цитадели, и в пещерах, и в палатках.

– Это точно. А сколько их здесь – в целом?

– Я думаю, человек триста. Наверное, «русские» боевики вообще все базируются в этом месте.

– А местных не видно?

– Видно. Вон два хмыря на правах денщиков. Правда, кроме них есть ещё трое. Они прошли из цитадели в пещеры.

– Да уж. Если, не дай Бог, буза с независимостью получаться начнёт, то китайцы этим уйгурам покажутся замечательными людьми…

– Ну, так было при всех восстаниях. Есть два пути привлечь местное население на свою сторону: выставить себя его защитником или запугать вусмерть. Почему-то последнее у партизан всех времён и народов получается лучше всего. Что у американских повстанцев Джорджа Вашингтона, что у наших партизанских армий Шкуро, Ковпака и Медведева. Дело в том, что колониальная армия обязана соблюдать хотя бы видимость законности. А партизаны не связаны никакими «цивилизационными излишествами».

Неожиданно перед цитаделью возникло какое-то шевеление. На основную площадку вышли три человека, разительно отличающиеся по одежде от рассыпанных по ней моджахедов. Впереди мелко шагал невысокий человек в форме цвета хаки, без знаков различия, но в фуражке с плоским верхом и лакированным козырьком. За его спиной шли два азиата, одетые в такую же форму, причём оба несли два странных, задрапированных в брезент предмета. Когда они подошли к костру, все сидевшие на стульях офицеры не торопясь встали. Последним поднялся высокий старик, и сразу стало видно, что он на полторы головы выше любого из своих соседей.

– Похоже, пуштун. Или араб. Они длинные обычно. И тощие.

– Слушай, тот, что в хаки…

– Да, очень может быть. Слушают внимательно, не перебивают.

– А что за хренотень держат эти… Денщики, что ли?

– Не понятно. Какие-то сошки… странно, что всё это запаковано. Но на секретное оружие отнюдь не похоже.

Человек, которого Зим со Спадолиным приняли за эмира Башири, важно прошествовал дальше.

– Слушай, а почему у этих чечен – иностранные офицеры?

– Ну, во-первых, общество уважаемых чужаков дисциплинирует сильнее, чем общество просто уважаемых людей. Во-вторых, я допускаю, что он им платит. Или, по крайней мере, от него зависят какие-то выплаты.

– А кто же тогда Эмир?

– Знаешь, Зим, хрен знает какой тянитолкай мог сформироваться на этой уйгурско-чеченской почве. Искренне надеюсь, что разбираться в этом придётся майору Чену. Но, боюсь, до начала разбирательства он ещё с нас три шкурки снимет. Китайцы относятся ко всему на свете абсолютно потребительски. Если есть возможность получить откуда-то выгоду прямо сейчас – «здесь и сейчас», как любят говорить американцы, – они это делают. Но это не значит, что им надо отказать в дальновидности. Просто их самые дальние цели принципиально отличаются от наших.

Неожиданно Зим замер. В непосредственной близости от них раздались голоса и послышался стук металла о камень.

Утренний туман успел подняться совсем высоко и уже ушёл в верховья долины Кара-Суу. Всё пространство вокруг было залито нежными, рассеянными лучами. Зим подошёл к краю своей площадки и увидел одетого в хаки человека, сидевшего на складном стуле. Рядом стоял раскрытый, заляпанный красками чемоданчик, а перед ним стоял… мольберт!

– Тихо! – прошипел в самое ухо Макс, – давай обратно!

Они отползли под прикрытие своей каменной гряды.

– Гони телефон!

– Ты что, спятил? Услышат!

– Зим, ты не понял. Этого типа мы будем брать. Во-первых, укравши его, мы гарантированно лишаем «знамени» уйгурских повстанцев. Во-вторых, изъяв его, мы застрахованы от его чудесного воскресения после зачистки. И, в-третьих, мы получаем разменную монету для торговли с Ченом.

– От же гэбэшное отродье, – Зим, не скрывая презрения, посмотрел на Спадолина. – Значит, всё, что находишь, всенепременно надо утащить к себе в логово?

– Хотел бы я знать, какие распоряжения отдаст Москва…

– Ну тебя на хрен со своей Москвой…

– Нет, это ну тебя на хрен! Давай телефон!

– Ты Чену звонить будешь?

– Ну да. Давай быстрей!

Разговор Макса с Ченом занял немало времени. По его окончании Макс извлёк из рюкзака штурмовую винтовку и примкнул магазин.

– Пойдёшь заниматься людокрадством?

– Пойду. Вообще-то у меня раньше другой план был. Но сейчас рассуждать поздно. Чен готов, он только просит времени часа полтора. Они ему нужны для того, чтобы прихлопнуть всё гнездо разом. Но тут, боюсь, придётся выбирать – Эмир или всё гнездо.

– Да уж, блядь. Но ты, я надеюсь, понимаешь, что сейчас всё это «гнездо» кинется вдогонку за нами? А мы должны будем идти вверх по склону, да ещё волоча за собой этого проклятого «языка»!

– Да всё я понимаю. Но случая такого упускать тоже нельзя!

– В общем, ползи за своим Эмиром. Судя по внешнему виду, это типичный «ботаник», и даже денщиков его поблизости не видать. Я же сейчас двину к Хорхою – обрадую человека, заскучал небось. Ты волоки этого хмыря наверх, до места, где мы с Хорхоем будем тебя ждать. Кстати, а что случится через полтора часа? И ещё – время пошло?

– Я так понял, они штурманут эту котловину каким-нибудь спецназом. Мне велено оставить радиомаяк на кромке нашего уступа. И дать после захвата этого гада телефонное подтверждение.

– Ну ладно. Есть шанс, правда, ничтожно маленький, что этого гада полтора часа не хватятся. Я думаю, что он понастоящему интересен только нескольким «комиссарам», использующим какую-то его здешнюю популярность. Поэтому может и выгореть. Ну ладно, ты вниз – я вверх.

Зим вскинул рюкзак на плечи, повесил на грудь самозарядный карабин и исчез за поворотом тропы.

Спадолин тщательно укрыл свой груз между валунами и двинулся по узкой расселине на следующий уступ, где располагалась художественная студия незнакомца в хаки.

Макс сперва, как и учил его Зим, вытягивал впереди себя можжевеловый посох, упирался им в какой-нибудь кажущийся особенно устойчивым камень, затем переносил на посох основную тяжесть своего тела и опускал ноги, сперва одну, затем другую, на соседние валуны. Только убедившись, что камни не шевельнутся под его ботинками, он расслаблял руки, перенося тяжесть всего тела обратно на ступни. Таким образом он двигался беззвучно, не издавая ни скрипа, ни стука, и его присутствие в этом мире выдавало лишь тяжёлое дыхание и облачко пара изо рта. Вот так, спускаясь «на руках» и опираясь при этом на посох, он преодолел десять метров осыпающегося кулуара и наконец ступил на утрамбованную площадку уступа.

В этот момент человек, сидящий у мольберта, то ли услышал скрип кожаного ботинка, то ли уловил совершенно незаметное дрожание грунта, то ли почувствовал устремлённый на него взгляд охотника…

Как бы то ни было, он обернулся. Обернулся и увидел уставленный ему в грудь ствол автоматической винтовки.

– Джон Кэткарт Смит, собственной персоной, – тихо, сквозь зубы, произнёс по-английски Макс Спадолин. – Немедленно следуйте за мной.

Как показало будущее, вторая половина этого дня была полна самых разнообразных и очень ярких впечатлений.