Берия. Преступления, которых не было - Елена Прудникова

…Последний разговор с Берия был в Боржоми. На этот раз отец, увидав кое-какие грузинские «порядки» своими глазами, не сердился, а задумался и даже вспомнил: "Надя его терпеть не могла ". Я вынужден воспроизвести все эти разговоры с отцом, чтобы стало ясно, почему так резко о Берия высказывался после смерти отца. Это не случайность, а последовательное, все более и более утверждаюсьщееся мнение, что он подлец. Счастье мое, что он не вызвал меня после ареста. Отец однажды при нем заставил меня повторить мое мнение о нем. Берия перевел все в шутку. Но не такой он был человек, чтобы забыть, хотя внешне разыгрывал, особенно перед отцом, моего покровителя…».

В третьем письме вообще о Берия сказано больше, чем о ком бы то ни было. Там много говорится о «взаимоотношениях» Маленкова и Берия, приводится, на правах очевидца, история с арестом Реденса.

«Когда Берия назначили в НКВД, Реденс был для него помехой… ибо Реденс знал Берия по работе в Закавказье с отрицательной стороны и был вхож к т. Сталину в любое время. Берия решил убрать Реденса с дороги. Когда Берия заговорил с т. Сталиным о необходимости ареста Реденса (я случайно был при этом разговоре), т. Сталин резко возразил Берия и казалось, что вопрос этот больше не поднимется. Но… Берия был поддержан Маленковым». И дальше, дальше в том же духе. Ну и неизменная «ругательная» часть.

«Еще несколько слов о Берия. Т. Сталину я называл его (причем при самом Берия): подлецом, лжецом, лицемером и т.д. — то есть доказывал, что он морально нечестный человек-карьерист. Для выражения политического недоверия у меня не было фактов — я этого не заявлял и не предполагал. Но в связи с разоблачением Берия как врага народа, мне кажется, надо в новом свете взглянуть на людей, бывших его друзьями, и на людей, которым он доверял…»

Нет, кто бы что ни говорил, доносы — не жанр Василия Сталина, равно как и хвалебные оды такому человеку, как Хрущев. Может быть, он и пьяница, и неуправляемый скандалист, но не трус и не подлец, и лизать сапоги своему тюремщику не стал бы…

Ну так вот — и когда я обнаружила, что в этих явно фальшивых письмах разоблачению вот уже несколько лет как покойного Лаврентия Павловича уделено непропорционально много места и что это единственное объяснение самого факта их существования, ибо никакого другого ну просто не прослеживается, — тогда-то я и заинтересовалась всерьез вопросом: что сделал Берия Хрущеву и компании, если даже не с ним, а с его памятью расправляются таким образом.

…Кстати, судьба сестры Василия после смерти отца сложилась весьма благополучно. Светлана не узнала ни ареста, ни высылки, ни безработицы. Более того, в середине 60-х годов ей дали возможность эмигрировать, выпустив за границу на похороны очередного мужа, что совсем нетипично по отношению к советским людям вообще и к детям высокопоставленных родителей в частности. Чем-то ведь это все было оплачено! Плата могла быть только одна — пресловутые мемуары. В них сдержанно-доброжелательно говорится о Сталине, да… но Светлану тоже начинает трясти от ненависти, едва речь заходит о Берия. Могло ли это быть ценой эмиграции? Неужели да? А почему нет? И если да — то почему?

Тот факт, что, когда мемуары были опубликованы, Светлана была уже вне пределов досягаемости, не должен сбивать с толку — ведь дети-то ее оставались в СССР!

Зачем я так подробно привела историю с письмами Василия Сталина? А затем, что у наших людей, в том числе и исследователей, и историков, невероятно велико доверие к слову, к соответствующим образом составленному документу. А то, что этот документ может быть фальшивкой, в голову почему-то никому не приходит. Но кому и зачем нужно составлять такие фальшивки, чтобы скомпрометировать Берия? Кому нужен давно покойный министр?

Так ведь это-то и есть самое интересное!

Перейдем теперь к документам из «дела Берия». Сами «письма Берия» я приводить не буду: во-первых, незачем, а во-вторых, противно. Да и сравнивать их не с чем — подлинных писем Берия пока что обнаружить не удалось. Для чего эти «документы» изготовлены — совершенно ясно:

а) Доказать, что после 26 июня Берия был жив — ясное дело, раз он писал письма, значит, его не убили.

б) Продемонстрировать полновесное унижение, от заискивающего виляния хвостом перед всеми вместе и каждым в отдельности до мольбы о пощаде.

в) Продемонстрировать уверения верности партии, партии и еще раз партии. Правительство и родина неизменно на втором плане.

г) Ну и некоторые «специальные моменты», вроде настойчивых напоминаний о «проработке на Президиуме» (том самом), свидетельств об особой дружбе с Маленковым и признании его особых достоинств в прекращении репрессий, организации ГКО и пр. Впоследствии фрагменты из этих писем легли в качестве свидетельств в политологические анализы.

Но поскольку собрано множество доказательств того, что Берия был убит 26 июня, и ни одного достоверного факта, что после этой даты он был жив, то говорить тут, полагаю, не о чем. Литературно эти письма сделаны неплохо, даже передают тонкие оттенки настроения, а также стилизованы— под речь умеренно грамотного грузина и снабжены небольшим количеством орфографических ошибок — но какое это имеет отношение к самому Берия?

Более интересны содержащиеся в этом же деле письма Меркулова — человека, который долгие годы был ближайшим соратником Берия. А уже 21 и 23 июля он отправил в ЦК письма, где поливал грязью своего бывшего начальника, давая ему следующую характеристику:

«Вообще он считал всех людей ниже себя, особенно тех, которым был подчинен по работе. Обычно он старался осторожно дискредитировать их в разговорах с подчиненными ему работниками, делал о них колкие замечания, а то и просто нецензурно ругал. Он никогда не упускал случая какой-нибудь фразой умалить человека, принизить его. Причем иногда он это делал ловко, придавая своим словам оттенок сожаления: жаль, мол, человека, но ничего не поделаешь!

А дело сделано — человек в какой-то мере уже дискредитирован в глазах присутствующих.

Я не могу сейчас конкретно вспомнить, про кого и что именно он говорил, но его выражения, вроде: «Что он понимает в этом деле?! Вот, дурак! Он, бедняга, мало к чему способен!» и т.д. —я это хорошо помню. Эти выражения часто срывались у него с уст, буквально, как только после любезного приема затворялась дверь за вышедшим из его кабинета человеком. (Вот уж в чем-чем, а в «любезном приеме» Берия никем из оставивших воспоминаний о встречах с ним замечен не был! Корректен, но отнюдь не любезен! Разве что с очаровательной женой Бухарина, когда допрашивал ее на Лубянке. — Е. П.)

Я неоднократно наблюдал Берия в игре в шахматы, в волейбол. Для Берия в игре (и я думаю, и в жизни) важно было выиграть во что бы то ни стало, любыми способами, любой ценой, даже нечестным путем. Он мог, например, как Ноздрев, стащить с шахматной доски фигуру противника, чтобы выиграть. И такая «победа» его удовлетворяла<Так и хочется добавить: «А еще называл Никиту Сергеевича желтым земляным червяком!».>.

Общая культурность и грамотность Берия, особенно в период его работы в Тбилиси, была не высокой. Берия тогда буквально не мог написать стилистически грамотно несколько строк.

Берия шел к власти твердо и определенно, и это было его основной целью, целью всей его работы в Грузии и Закавказье».

…И снова давайте-ка поговорим о стиле. Если в случае с Василием Сталиным имел место «перелет» — предполагаемый автор писал гораздо лучше, чем мог по своим талантам и биографии, то в случае с Меркуловым имеет место совершенно обратное — здесь явный «недолет». Напомним, что Меркулов был человек литературно одаренный, на досуге занимался писательским трудом. Что бы ни писал такой человек, даже сопроводительную записку к следственному делу, там все равно будет отпечаток его неповторимого стиля. Мы уже приводили одно письмо Меркулова к Берия, и даже по этому небольшому отрывку видно, что стиль у него легкий, летящий, отточенный, с характерной внутренней интонацией, с особым «дыханием» — такие письма очень трудно подделать, а хрущевские фальсификаторы, судя и по письмам Василия, да и по многим другим вещам, о которых еще пойдет речь, не затрудняли себя ювелирной работой.

Вот, в качестве примера, еще одно подлинное письмо Всеволода Меркулова, датированное 11 марта 1953 года — любой желающий может сравнить его с вышеизложенным текстом.

«Дорогой Лаврентий!

Хочу предложить тебе свои услуги: если я могу быть полезным тебе где-либо в МВД, прошу располагать мною так, как ты сочтешь более целесообразным. Должность для меня роли не играет, ты это знаешь. За последнее время я кое-чему научился в смысле руководства людьми и учреждением, и, думаю, теперь я сумею работать лучше, чем раньше.

Правда, я сейчас полуинвалид, но надеюсь, что через несколько месяцев (максимум через полгода) я смогу уже работать с полной нагрузкой, как обычно. Буду ждать твоих указаний. Твой Меркулов».