Тридцатого уничтожить! - Виктор Доценко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Четвертый настолько преуспел в занятиях, что был выделен среди всех самим Учителем, и незадолго до отъезда ему самому был присвоен сан Учителя. До самого отъезда он держал в тайне свое увлечение и уж, конечно, никому не сказал, когда вернулся на родину.
Какие-то слова и мысли нового знакомого, по фамилии Рассказов, очень переплетались с теми учениями, которые он воспринял от своего Учителя. Он не стал вдумываться в различия и нюансы, которые только с виду казались незначительными, а на самом деле все ставили с ног на голову, и добро превращалось в зло, прикрываясь добрыми намерениями. Постепенно милая овечка превратилась в обаятельного с виду матерого волчищу.
Новые «учения» были им приняты сердцем, и более его ничего не волновало в этой жизни. Он стал повиноваться более сильной личности и думать только о том, что все, что они делают — для блага их Родины. Он свято верил в это, совесть не мучила его по ночам, а «кровавые мальчики» не посещали. Его пример был великолепным образцом того, как святое учение, упав на неблагоприятную почву, приносит сатанинские всходы.
Когда Четвертый понял, что ему не хочется расставаться со своим новым знакомым, он обратился к нему с фразой о том, что «было бы очень здорово работать вместе!» На что получил пространный ответ Рассказова, дававший надежду. И вот настал день, когда тот предложил Четвертому выполнить какую-то незначительную работу. Отказа не было.
Постепенно просьбы становились все более частыми и серьезными, а оплата все весомее. Шло время. Четвертому удалось приобрести в Италии очень уютный домик на самом берегу моря. Он сумел перевезти туда своих родителей и других родственников.
Четвертый был смел и решителен, любил и умел рисковать. Единственный его недостаток — отсутствие умения анализировать и предвидеть. Да-да, столько лет обучаться у своего Учителя и не суметь перенять от него самое главное. Но удивительным было другое: ему удалось так заморочить голову Учителю, что тот провел его через обряд Посвящения.
Четвертый завидовал в глубине души Психологу. Вот кого природа одарила от рождения! Почти все его предсказания, высказанные вслух, воплощались в жизнь, и достаточно точно.
Вот и сейчас он не стал нудно объяснять, что Тридцатый должен прийти в госпиталь к Одиннадцатому, а просто вытащил из компьютерной памяти фотографию, которая мгновенно подсказала Четвертому дальнейшее развитие сюжета, дальнейшие поступки Тридцатого.
Неожиданно Четвертый подумал о звонке Тридцатого. Случилось такое неординарное происшествие: побег с базы людей, которые прихватили с собой дискету! Дискету со всеми их «играми»! То есть они могут поломать все их планы.
Да, она, естественно, зашифрована, но хорошим специалистам найти ключ — дело каких-нибудь часов. Казалось бы, ЧП, а Третий говорил с ним спокойно, без нервов, словно речь шла о какой-то пустяковой пропаже. Да и Психолог весьма странно себя ведет. Создавалось такое впечатление, что их волнует только одно: сама игра с Тридцатым! Четвертому даже показалось, что все это ему напоминает ипподром, ставки сделаны на главного фаворита, и этим фаворитом является Тридцатый!
Надо будет свои догадки поточнее проверить на Психологе. Он задаст ему несколько вопросов и сумеет все выяснить. Его мысли были прерваны какимто незначительным шорохом, и он мгновенно собрался: послышались легкие шаги по кафельному полу коридора госпиталя. У Четвертого не было никаких сомнений: это был ОН! Тридцатый!!!
Огромный вестибюль был ярко освещен лампами дневного света, и спрятаться можно было только за одной из двух огромных колонн, подпиравших полусферы старинных сводов. За одну из них и встал Четвертый.
Он был большой любитель сюрпризов и сейчас приготовил его для Савелия. Перед колонной стоял столик дежурного вахтера, за которым тот, вероятно, дремал при первой возможности.
Тридцать минут назад Четвертому пришлось отправить к праотцам мужчину лет пятидесяти, который оказался довольно быстрым малым. Он выхватил пистолет и предложил показать документы. Пришлось с ним поступить по «законам военного времени». Второго «мужичка» — судя по всему, они оба были сотрудниками милиции «усмирил» его телохранитель. Четвертый ценил его больше того боевика, которого оставил снаружи и всегда держал при себе. Тот, что стоял на улице, должен был не останавливать Тридцатого, пропустить его в госпиталь и последовать за ним, отрезав ему отход.
Если бы Четвертый мог предвидеть, то скорее всего постарался бы исчезнуть не только из этого городка, но и из страны. Тем более, что он предусмотрительно подстраховался на случай возможного провала, приготовив новые документы со своей фотографией и оформленной визой. Более того, он сумел даже организовать и нелегальный канал переправки его за границу, но… Четвертый не знал, что происходит в момент, когда он был занят ожиданием Тридцатого.
А в этот момент бригада ВДВ громила его базу и после первого же выстрела советскими «стингерами» погиб Психолог, так и не успевший сообщить ему свои предположения о возможном нападении регулярных войск на базу. Эта единственная оплошность Психолога, допущенная по отношению к себе: о возможном нападении на базу войск он не только догадывался, но на это ему намекал и Третий. И эта оплошность стоила ему жизни. А Третий сказал прямо: не держитесь долго за эту базу: она является самым настоящим «манком в большой охоте». Все это Психолог знал, но он никак не мог предположить, что времени на принятие решения у него совсем не осталось.
Когда Савелий вошел в вестибюль, он сделал два шага вперед, остановился и замер, прислушиваясь и присматриваясь к тому, что происходит вокруг. Его насторожило то, что дверь в госпиталь была открыта, а за столиком дежурного никого не было. Может, доктор вызвал или по нужде отошел?
Савелий медленно шел по коридору, не обратив внимание на то, что столик дежурного был развернут не в сторону входа, а в сторону коридора.
Наверное, сказалась усталость: больше суток на ногах, при страшном постоянном напряжении физических и душевных сил, но Савелий не услышал, что Четвертый вышел из-за колонны и спокойно сел в кресло за столик дежурного:
— Привет, Бешеный! — негромко, но четко проговорил он.
Савелий резко повернулся и увидел перед собой Четвертого. Его руки были прикрыты каким-то журналом. Савелий шагнул к нему, но был остановлен резким окриком Четвертого:
— Спокойно, Рэкс, спокойно! — Он откинул журнал в сторону: в одной руке был «магнум», в другой — газовый баллончик. — Не сделайте глупость. Расслабьтесь! Вы почти сутки на ногах, измотаны, ослаблены, голодны. Вряд ли сможете оказать мне достойное сопротивление, — в голосе Четвертого не было ни злости, ни злорадства, скорее, уважение. Чем-то вы мне нравитесь, и потому хочу вам предоставить последний шанс. Хотя мой советник сказал, что с вами невозможно договориться.
Савелий молча и устало смотрел на него, пытаясь придумать что-нибудь, чтобы вырваться из этой западни. Господи, он же предчувствовал все это! Был уверен, что Четвертый здесь! Был уверен и уговаривал себя в другом. Непростительная ошибка. Ты посмотри, какой у него уверенный и обволакивающий голос. Если его не знать, то можно влюбиться с первого взгляда!
— Вы столько натворили и так профессионально, что я был бы рад видеть вас среди своих друзей, а не врагов!
Савелий вздохнул и посмотрел на него с жалостью.
Четвертый или не заметил этого, или не захотел заметить:
— Я вас четко вычислил! Я был уверен, что вы придете на помощь капитану Воронову. Не оставлять же друга в беде! Не так ли? — он чуть заметно усмехнулся. — Подвела вас, уважаемый Рэкс, комсомольская спайка, Хотя, откровенно говоря, и возникало сомнение — вдруг не придете, а сразу мотанете в органы. — Сделав паузу в надежде, что Савелий что-либо скажет в ответ, и не дождавшись, он продолжил свой монолог: — Как ты не можешь понять, что в этой стране власть можно взять только силой — Он перешел на «ты», и сразу стало видно, что он волнуется. — Эта власть должна быть у таких людей, как МЫ!
— Мои предки защищали Родину! — тихо, но твердо сказал Савелий. — И я служу не комсомолу, не партии — Я РОДИЛСЯ ТАКИМ! Эта страна, пусть больная, убогая, — моя Родина! И таким, как ты, нет места на этой земле! — он снова шагнул вперед.
— Стоять! Или я нажму на эту кнопку и брошу в сторону лестницы. Ты же знаешь действие этого газа: половина госпиталя отправится на тот свет, как и твой братишка Андрей Воронов, который после операции стал более смирный и покладистый, чем ты, — он ехидно ухмыльнулся. — Так что предлагаю тебе очень выгодный обмен: ты отдаешь мне пакетик с наркотиком и дискету, а я тебе — Воронова! Две безделицы за человеческую жизнь. За жизнь близкого тебе человека!
— Дурак ты, Четвертый! А твой советник был прав! Где Воронов? — со злостью спросил он.