Топот бронзового коня - Михаил Казовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Больше не шути так, пожалуйста.
- Хорошо, не буду.
А зато отношения между прежними друзьями, назваными братьями - Феодосием и Фотием - напряглись за последнее время до предела. Встретившись в Неаполе, чуть не подрались. Первым начал Фотий, обозвав приятеля греховодником и распутником. Бывший послушник терпеливо сносил его оскорбления, но потом не выдержал:
- Да заткнись ты, задница. Осуждать легко! Я не по своей воле вернулся, между прочим.
- Лучше сам заткнись и не возникай. Он «не по своей воле»! Маленький ребёнок? Взяли - отвели за ручку к драгоценной мамочке? Уши вянут.
- Да, меня украл Каллигон!
- Ах, его украл Каллигон! Надо же, какой прыткий! Даром что скопец. - И скривился презрительно: - Мне-то не свисти. Этот Каллигон - на него плюнешь, он развалится.
- Можешь мне не верить, только я не лгу. Вот война закончится, и опять уеду в Эфес. Навсегда уже. Всем, чем хочешь, клянусь.
- Не клянись, ибо клятвы твои притворны и сродни поцелую Иуды.
- Да чего ты ко мне пристал? - крикнул Феодосий. - Если б не твоя мамочка, я не сделался бы таким грешником. Не во мне причина, а в ней!
Фотий покраснел и набычился:
- Мать мою не трожь.
- Я бы и не трогал, если бы она не лизала мне кое-что между ног.
- Ах ты негодяй! - и ударил его с размаха по лицу.
Но товарищ вовремя уклонился и подставил ему ногу. Рухнув наземь, забияка проговорил:
- Я убью тебя, слышишь, недоносок? - и уже схватился за нож.
Феодосий выскользнул за дверь, и свистящее лезвие с лязгом вонзилось в древесину в том самом месте, где мгновение назад была его голова.
- Всё равно убью, - отозвался Фотий. - Нам вдвоём не жить.
Но при матери оба соблюдали приличия, не дерзили друг другу и не лаялись, просто не общались. Антонина, заметив их антагонизм, как-то задала вопрос фавориту:
- Что за чёрная кошка пробежала между вами?
Молодой человек посетовал:
- Он меня ревнует к тебе. Обещал убить.
- Я ему убью! Выискался защитничек.
- Хорошо бы его удалить из Рима.
- Ты и вправду трусишь?
- Нет, на всякий случай. Для спокойствия всех. Вдруг опять полезет, я ему отвечу, и ещё не известно, кто в живых останется.
- Я попробую убедить Велисария. Только надо придумать благовидный предлог.
- Пусть сопровождает бывшего Папу в Константинополь.
(Тут необходимо сказать, что, по требованию из центра, бедный Сильверий был смещён, а его место занял Вигилий, прибывший, с телом Агапита; а Сильверия новый Папа назначил апокрисиарием - собственным представителем при дворе императора).
- Неплохая мысль, - поддержала Нино. - Думаю, что Лис должен согласиться.
Муж действительно возражать не стал. Словом, Фотий начал собираться в дорогу. Заглянув на прощанье к матери, он сказал:
- Извини, если был я излишне резок - дети не должны осуждать родителей, что бы те ни делали.
Женщина кивнула:
- Я и не сержусь, отправляйся с Богом. С Феодосием помириться нет желания?
- С Феодосием - нет.
- Ну, прошу, пожалуйста. Вам грешно расставаться врагами.
- Да какая ж разница? Я ведь уезжаю.
- Зло держать в душе не пристало. - И велела позвать любовника.
Фаворит явился весёлый, с персиком в руке, привалился к притолоке и кусал плод со смаком, втягивая сок. Нино попросила:
- Я хочу, чтобы вы пожали друг другу руки.
Оба продолжали стоять, глядя в разные стороны.
- Ну, чего застыли? - рассердилась она. - Просто два болвана каких-то. Живо поручкуйтесь.
Фотий произнёс:
- Пальцы у него мокрые и липкие, пусть помоет.
Бывший друг ответил:
- Если хочешь мириться по-серьёзному, и такие сойдут.
- Ну, опять растявкались! - мать повысила голос. - Я сказала: ручкуйтесь!
Молодые люди нехотя сошлись, стиснули ладони. На секунду приблизившись, уезжающий буркнул остающемуся:
- Всё равно убью, сука, так и знай.
Развернулся, даже улыбнулся родительнице:
- Ну, прощай, мамуля. Будь здорова, и храни тебя Бог.
- В Сиракузах поцелуй от меня сестрёнку. А в Константинополе - Магну. И её детей.
- Если она не переехала к мужу в Карфаген.
С тем и убыл. Но судьба ещё не раз сведёт всех троих, и не будет мира между ними - вплоть до смерти главного из них.
10Ситуация в Риме накалялась. Подходили к концу запасы продовольствия, бани не работали, тот, кто мылся в холодном Тибре, часто простужался. Начались болезни. Ждали нового подкрепления, но оно не шло. Командиры и простые воины говорили, что терпение их на исходе, лучше умереть в новой битве, чем от голода и хворей, в полумёртвом городе. Велисарий не уступал, убеждал ещё потерпеть, говорил, что им на выручку придёт Константин из Далмации, а ещё Юстиниан обещал семь тысяч свежих воинов. Да когда ж, когда? - спрашивали все. Точного ответа Лис не знал.
А пока со стен стреляли в готов балистры - в общей сложности уничтожили до тысячи человек. Небольшие конные отряды совершали вылазки за ворота - и убили ещё до пяти тысяч. Но народ хотел единого наступления, ропот шёл, и сдержать его становилось всё труднее.
Наконец полководец всё-таки решился. Рано утром 5 марта из ворот во всех направлениях двинулись войска и вооружённое народное ополчение. Первая атака, в силу своей внезапности, оказалась успешной: готы побежали, даже побросали шатры и палатки своего лагеря; ополчение, состоявшее в основном из ремесленников и слуг, стало грабить укрепления неприятеля, набивать живот хлебом и свининой;
между тем Витигис развернул полки и напал на ромеев. Уцелели в бою немногие. Велисарий дал сигнал к отступлению и с большими потерями возвратился в город. Посчитали оставшихся. Было их не больше четырёх с половиной тысяч. Поражение следовало практически неминуемо.
В то же время и у готов обстояли дела не слишком благополучно: в лагере у них вспыхнула чума, а набеги ромейских кавалеристов, остававшихся за пределами Рима (в нескольких городах Калабрии, в том числе и Неаполе), отрезали их от доступных источников еды, отбивали обозы. Эпидемия и голод выкосили около тридцати пяти тысяч.
Велисарий вызвал Прокопия и сказал:
- Снова на тебя уповаю. Мирный человек, ты сумеешь пройти мимо укреплений противника и не вызовешь подозрений. Пробирайся в Неаполь. Собери там еды побольше, погрузи на лодки и вези по Тибру сюда.
Поклонившись, историк проговорил:
- Выполню твою просьбу, несмотря на трудности.
- Погоди, мой друг, это ещё не всё.
- Слушаю внимательно.
- Ты возьмёшь с собой Антонину…
- Антонину?
- Я хотел бы спасти ей жизнь. Пусть останется в Неаполе, а затем, если проиграем, возвращается к дочке на Сицилию.
- Понимаю. Сделаю. - Помолчал и спросил наивно: - Феодосий побежит вместе с ней?
Лис нахмурился, процедил сквозь зубы:
- Он со мной останется в Риме.
Тут учёный понял свою ошибку, начал извиняться:
- Не сердись, я же не со зла, просто думал: Фотия услал, а теперь и Феодосия с Антониной…
Полководец покачал головой:
- Фотия услал с поручением. Нино просто спасаю, да. А второго пасынка не хочу. - Посмотрел на него вполглаза: - Знаю, что болтают про них. Но не верю слухам. Потому что пока Антонина и я - супруги, должен доверять… Ты ведь тоже наверняка не знаешь?
Секретарь смутился:
- Нет, наверняка утверждать не могу.
- Вот и хорошо. Нынче вечером, как стемнеет, оба отправляйтесь. Дам в сопровождение человека - он проводит вас до Неаполя, а потом вернётся.
- Очень благодарен.
Чтобы выглядеть поскромнее, византиец надел серый плащ с капюшоном и простые сандалии на деревянной подошве, в руку взял узелок, где лежало всё необходимое - бритва, ножик, смена белья. А на шею нацепил ладанку.
Антонина явилась с заплаканными глазами, но готовая в путь: тоже одетая как простолюдинка; а тючок её оказался побольше, и его нёс гепид по имени Мундила.
Женщина сказала:
- Я в Неаполе не останусь. Соберём продовольствие и вдвоём же вернёмся в Рим.
- Муж велел остаться. Для чего рисковать вашей милости? Ведь у вас четверо детей, - заикнулся Прокопий.
- Трое, - уточнила она.
- Как, а Феодосий?
- Феодосий - приёмный сын, и вообще не трогай больную тему. Или хочешь со мной поссориться?