Лес мертвецов - Жан-Кристоф Гранже

Жанна слушала рассказ Феро. По мере того как он, волнуясь, добавлял все новые детали, она все яснее сознавала, что он уже не так похож на мужчину ее мечты. Слишком молод. Слишком порывист. Слишком разбрасывается. Но главное: слишком наивен. Он даже не представляет себе, в какую авантюру ввязался. До зубов вооруженный теориями и психиатрическими идеями, он пока так и не сообразил, что отныне действие перенесено в реальную жизнь — с реальным убийцей и реальными жертвами. Это Жанна ступала по знакомой почве. И уже побаивалась, как бы вместо козыря в руках он не оказался ядром у нее на ноге…

Они вышли из аэропорта Эзейза. Стали искать такси. С первых же шагов по земле Жанна испытала шок. Десять утра. Солнце. Потрясающий воздух. А ведь в июне в Аргентине зима… Правда, здешняя зима — это всего лишь поворот солнца другой стороной.

Рядом с ней полицейский что-то сказал на своем певучем мягком наречии. Будто выпустил изо рта пузырь с текстом, какие рисуют в комиксах. В окружении звездочек, блесток и искр. Она на секунду забыла, что ведет расследование, что за каждым открытым фактом стоит привкус смерти, и отдалась чистой радости. В конце концов она на другом краю земли…

Вот и такси. Они поехали по автостраде, и город двигался им навстречу, словно выступал из окружающего леса. Серого и плоского, похожего на море. Мерцающего, переливающегося, вздыхающего. Скопления белых домиков выныривали из зеленого изобилия. Небольшие, с узкими прорезями окон. Город, построенный из сахара-рафинада. Такой же точеный. И такой же хрупкий.

Авенида Девятого июля. Главная магистраль Буэнос-Айреса предлагала взору все богатство столичной архитектуры. Грандиозные постройки, смешение всех стилей, всех эпох, всех материалов. Величественные густолиственные деревья — типуаны, сикоморы, лавры, отбрасывающие на фасады домов легкие кружевные тени. Освещенный зимним солнцем город как будто вибрировал, подчиняясь ритмичному звону невидимых литавр.

Но Жанна видела не только то, что открывалось взору. На каждой улице, за каждым зданием, чуть ли не у каждого подъезда ее подкарауливали воспоминания. Запах жимолости, разносимый теплым весенним ветром. Голубовато-лиловые шапки цветущих жакаранд с листочками нежнее, чем лепестки хлопка. Автомобильный шум на ночной площади Сан-Марин — такой же неотъемлемый ее атрибут, как гигантские лавры.

Она дала шоферу адрес гостиницы, расположенной на северо-востоке города, в квартале Ретиро. Отель «Жустен», улица Арройо. Она его хорошо помнила — даже не столько сам отель, сколько улицу. С двух сторон обсаженная деревьями, она изгибалась и петляла, словно речка, прокладывающая себе путь под ивами, — в городе, расчерченном наподобие шахматной доски, это была редкость.

Арройо, дом 932. Жанна расплатилась с таксистом. Феро, как она уже успела отметить, не слишком охотно вынимал бумажник. На улице оказалось на удивление холодно. В тени всего несколько градусов выше нуля. А свитер она себе так и не купила… Зима. Когда она приезжала сюда в первый раз, все было совсем не так. Впрочем, улица оставалась такой же красивой. Дома, проглядывавшие над верхушками деревьев, поражали благородством линий. Камень, скругленные углы, ажурные балконы — изящество и дружелюбие на каждом этаже…

В отеле нашлось два свободных номера. На одном этаже — правда, не смежные. Оно и к лучшему. Они не развлекаться сюда приехали. Хотя там, в Гватемале, эта идея казалась вполне естественной. Как все это уже далеко…

Жанна приняла душ. Десять минут под острыми водяными струями — и она словно заново родилась. Согрелась. Опять натянула на себя несколько маек и водолазок. С Феро они договорились, что встретятся в холле в полдень.

Цель была ясна.

Надо найти следы адмирала Палина и полковника Пельегрини.

66

Жанна назвала шоферу адрес «Кларина» — газеты левого толка, экземпляр которой купила в киоске. Она надеялась, что даже в воскресенье в редакции есть дежурный, который позволит ей посмотреть архивы.

Здание редакции располагалось на авениде Коррьентес, в восточном квартале Сан-Николас. Такси катило по пустынному деловому центру, миновало Башню англичан, стоящую посреди клочка лужайки. Вокруг высились американского вида дома, отбрасывающие холодные тени. От всего квартала веяло жутким, горестным одиночеством, вызывающим в душе почти мистическую тревожность.

Машина нырнула в более узкие и более людные улочки. Тоже Буэнос-Айрес, но с совершенно другим лицом. Темные подъезды, забранные решетками балконы, щели окон, почти полностью спрятанных за цветущими растениями. И повсюду — солнце. Ленивое до томности, словно спящее. Но в любую минуту готовое проснуться. Вот блеснуло распахнутое окно. Прогрохотал чей-то старый рыдван. Мелькнула стальная статуя, гордо стоящая посреди газона. Жанне вспомнился Эмманюэль Обюсон, затеявший целое расследование по поводу строчки из Рембо: «Вечность! Это море, слитое с солнцем!» В Буэнос-Айресе «слились» зима и солнце…

Они добрались до авениды Коррьентес — длинного проспекта, застроенного строгими прямоугольниками домов, такими нетипичными для города, что окружающий пейзаж вдруг показался Жанне черно-белой фотографией. Она все рассчитала правильно: в редакции действительно работала дежурная группа. Ее провели в архив — комнату без окон, освещаемую лампами дневного света. Вдоль комнаты тянулись стойки, заставленные компьютерами.

Несколько кликов мыши — и Жанна вошла в электронный архив газеты. Феро стоял у нее за спиной, с молчаливым вниманием наблюдая за ее действиями. Достаточно ли хорошо он понимает по-испански, чтобы вникать в происходящее, подумала она. Поиски Жанна решила начать с адмирала Альфонсо Палина. Кое-что нашлось, но не очень много.

Этот офицер занимал высокие посты в печально знаменитой Escuela de Mecanica de la Armada — Высшей инженерной школе ВМС, в ходе «грязной войны» превращенной в главную тюрьму страны, где пытали и казнили заключенных. Затем он возглавлял еще несколько нелегальных тюрем, действовавших в Буэнос-Айресе под самыми разными вывесками: «Автомобильные моторы Орлетти», «Банк», «Спортшкола Олимп» и так далее… Именно он, говорилось в статье, придумал включать в тюрьмах на полную громкость музыку, чтобы заглушить стоны и крики заключенных. В 1980 году он стал шефом государственного департамента информации и получал приказы непосредственно от Хорхе Рафаэля Виделы. После того как диктатура была свергнута и к власти пришло демократическое правительство, Палин оказался одним из первых в списке обвиняемых, но в 1984 году, после Фолклендской войны, исчез с горизонта, словно испарился.

После этого о нем не было ни строчки. По всей видимости, адмирал бежал из страны. Жанну это не удивило. Она так и предполагала, что Палин давным-давно перебрался в Европу — в Испанию или Францию.

Единственной ценной находкой была групповая фотография, запечатлевшая нескольких офицеров в военной форме. Все они стояли навытяжку, каждый — в черных очках. Больше всего они напоминали банду мафиози. Карикатуру на самих себя.

Жанна повернулась к Феро:

— Который из них?

Психиатр ткнул в снимок дрожащим пальцем. Жанна присмотрелась к Палину — в общем-то она таким его себе и представляла. Высокий, худой. Из тех, про кого говорят: сухой как палка. В восьмидесятые годы он уже был седым: густую гриву волос зачесывал назад. Голубые глаза. Лицо пересекают две глубокие морщины, очертаниями напоминающие щипцы для льда. Жанна попыталась прикинуть, как он должен выглядеть сегодня — постаревший, в гражданском костюме. Таким его видел Феро у себя в кабинете. Н-да, как пациент он вряд ли вызывал симпатию…

Она распечатала снимок и продолжила поиски. Винисьо Пельегрини. Реакция компьютера на это имя оказалась бурной — он выдал длиннющий список статей. Судя по всему, полковник участвовал во всех судебных процессах, добился всех мыслимых амнистий, но при нынешнем правительстве, не склонном шутить с преступлениями диктатуры, снова пополнил список обвиняемых. Вот уж действительно — в каждой бочке затычка. Да не какая-нибудь. Несмотря на жизнь под домашним арестом, Пельегрини явно блистал в Буэнос-Айресе.

Жанна начала читать, но вдруг спохватилась, вспомнив про Феро. Она обернулась к нему и с удивлением обнаружила на его лице выражение растерянности. Проблема языка, догадалась она, а кроме того, проблема политических потрясений чужой страны. Она сама с трудом понимала, что к чему. Нет, так дело не пойдет. Если они хотят разобраться в хитросплетении лиц и событий, необходимо освежить память. Снова погрузиться в три последних десятилетия аргентинской истории, неразрывно связанной с деятельностью военных хунт, с легкостью шагнувших за грань ужаса.

В архиве «Кларина» материалы хранились в тематических папках. Она выбрала одну, озаглавленную «Правосудие, диктатуры и реформы». Открыла первую же статью и стала читать, вслух переводя текст своему товарищу.