Ключ от бездны - Юлия Горская

 Дэнгор кутался в теплый, бело-прозрачный туман. Тихо было на девяти островах. По спущенным мостам не спешили люди и это не смотря на то, что солнце уже высоко поднялось над синим Лакрисом. На самом обширном острове Мастеров не открывались еще цеха, и на Товарной площади не толпились, против обыкновения, ни торговцы, ни покупатели. Словно спали узкие улочки и даже детский смех не слышался в зеленых садиках. На острове Багряной башни не звучала музыка и в белых беседках, где собирались на послеобеденные беседы знатные господа и дамы, стояла непривычная тишина. Остров Водопадов не принимал гостей и никого не радовали ни тенистые аллейки, ни благоухающие розы, что стали символом антигусов. На шпилях королевского замка не видно было флагов, как в день траура.

 Город будто вымер.

 Но слабый, замирающий пульс его бился на острове Грахона, где вчера состоялась казнь девяти магистров Тайного общества.

 Сегодня возле замка первого владельца Дэнгора Амаса собрана была огромная гора книг, подлежащих сожжению. Высилась она напротив возведенного эшафота, где на деревянном помосте еще виднелись бурые следы крови казненных.

 За ограждением, отделяющим двор замка, молча стояли те, кто пришел выслушать указ нового владыки Дэнгора, взошедшего на престол Антавии по молчаливому согласию короля Рордана. Кхорх провозгласил себя царем царей и повелителем Сульфура, коим отныне должен называться падший Апикон.

 Сам  царь царей появился на балконе дома Амаса, кутаясь в черный плащ и пряча лицо под бархатной маской. Молча, не поклонившись, встали возле него герцог Приат, возглавивший Совет города и главный судья. За ним вышел глашатай и развернул свиток.

 Люди внизу замерли и подняли глаза к балкону, с трепетом и страхом готовые услышать повеление нового господина. Нет, антигусы никогда не были трусами, да и среди собравшихся под старыми стенами замка не находилось ни одного простолюдина, привыкшего повиноваться. Но мистический ужас держал в ледяных цепях их души. Мятеж, который вспыхнул вслед триумфального восшествия в Дэнгор улхурского владыки, был быстро и жестоко подавлен. Многие из знатных взошли на эшафот по указу Рордана. Антавия, не знавшая казней, содрогнулась от ужаса, глядя, как умирают от рук палача-арахнида лучшие из её сынов.

 - Волею бога, которому должны отныне и во все времена поклонятся антигусы и все жители Сульфура, – громко и выразительно начал читать глашатай, -  я, сын его, Кхорх Улхурский повелеваю вам, жители Антавии: уважать и исполнять законы, изданные мною и переданные на высоком Совете Дэнгора его главам; отныне, приходя в храм, наряду с богами, которым надлежало молиться ранее, возносить дары и хвалебные гимны Арахну и Кэух, чьи алтари установлены в храмах; выплатить дань с каждого города и деревни в размере, указанном казначеями. Кроме того, повелеваю вам добровольно сдать запрещенные книги, в числе которых: девять книг магистров Тайного общества, «Книга Сотха», трактат магистра Тритемиса о магии, «Беседы жреца Лита с духами», а также знаменитая книга маакорского жреца «О Богах». Все, кто нарушит данный указ, будут казнены. За неповиновение знатные антигусы подлежат обезглавливанию, простолюдины – повешению, а женщины – закапыванию в землю живьем.

 Глашатай опустил свиток и отступил за спину денгорского судьи, зябнущего в меховом плаще и не поднимающего глаз на собравшихся внизу.

 По знаку Кхорха два арахнида облили книги, сваленные во дворе какой-то прозрачной, едко пахнущей жидкостью и подожгли.

 Царь царей медленно кивнул и оперся о балюстраду, с удовольствием глядя на яро вспыхнувшее пламя. Он не боялся воинов, ни одного из тех, что шли против него с мечами. Он страшился той силы, что дана мудрецам – маакорским жрецам, арбошским ведунам, магистрам Антавии. Только они со своими знаниями могли противостоять ему. Но пока так испуганы уродством тварей, что вышли на свет из улхурских подземелий, что забыли о самом главном своем оружие. Что ж, он воспользуется их кратким замешательством, и вырвет смертоносное жало! Он заставит их трепетать пред ним, заставит забыть обо всем, чем они владели. Нет, не уничтожит их силу – возьмет себе, как отобрал опасные и такие ценные книги у антигусов, расправившись с наследниками тех, кому принадлежали великие сокровища знаний. Он заставит их забыть! Лишит книг и если нужно – языков! Он выльет по капле и выпьет всю кровь из прекрасного и сильного дракона, имя которому Мудрость. И сам примерит на себя его блестящую, волшебную кожу, выстланную искристыми чешуйками вековых знаний…  

 - Я хочу, чтобы все жители Дэнгора пришли в храм Аспилуса и поклонились Арахну, - проговорил первосвященник, внимательно взглянув на герцога Приата, который сопроводил его в одну из комнат замка Амаса.

 - Храм не вместит всех, - тускло отозвался герцог. – Да и алтарь там еще… не установлен.

 Кхорх нехорошо улыбнулся:

 - По какой же причине?

 В голосе его скользнули ядовитые нотки.

 - Холдер, верховный служитель отложил освящение черного алтаря до окончания празднества Арктура.

 - Но ты же знаешь, что бывает за неисполнение моих указаний? – вкрадчиво поинтересовался первосвященник, обнажив заострившиеся зубы.

 - Да.

 - Не слышу.

 - Да! – герцог вскинул голову и бесстрашно посмотрел в прикрытое маской ненавистное лицо. – Если ты перережешь нас всех, Кхорх, тебе будет трудно справляться с народом.

 - А я и народ твой передушу, Приат, – усмехнувшись, сказал первосвященник. – У меня есть свой, так чего мне заботиться о чужом? Это твоя обязанность. А то смотри, милый, будь осторожен. Да поторопи этого святошу, а то ведь и обидеть могу. Вижу, не боишься смерти. Только она может и не героической вдруг случиться. Раздену до исподнего и отправлю босым до замка, через три острова. А для сраму щит твой родовой с гербом подвешу на воротах перевернутым. Состояния лишу…

 Герцог стиснул зубы, но сдержался.

 Кхорх расхохотался ему в лицо:

 - Вот так-то лучше! Пойди и приготовь храм к вечеру. Аспилус милостив и простит нам, а уж звезда так далека, что и не заметит, что праздник её сократился на два дня. Ступай!

 Приат удалился.

 А первосвященник медленно прошел к высокому креслу, установленному под черным балдахином и расположился отдохнуть. Он стал уставать от света и тосковал о подземельях, что прежде казались ему душными и давящими. Теперь же темная кожа его горела на солнце, а в душе закипала безудержная безотчетная злоба. Хотелось тишины и темноты. А еще – крови. Кхорх пристрастился пить её небольшими порциями в течение дня и ночью, когда чувствовал особенный прилив сил и тягу к магии. Теперь он мало спал, чаще всего днем, закрыв ставни и укладываясь в самой прохладной комнате, обязательно на низком ложе.