Элегии и малые поэмы - Публий Назон

        Шел босиком, никого в спутники больше не взяв,

605 И увидал, не поверя себе, бредущую Анну,

        И поразился: зачем в Лаций явилась она?

        Но в это время Ахат воскликнул: «Анна ведь это!»

        Имя свое услыхав, взор поднимает она.

        Что же ей делать? Бежать? Но куда? Не под землю ли скрыться?

610 Участь несчастной сестры видит она пред собой.

        Чувствуя это, сказал ей, дрожащей, герой киферейский[402]

        (Плачет, однако, и он, вспомнив, Элисса, тебя):

        «Анна, клянусь я землей, в которой, как знаешь сама ты,

        Большее счастье подать мне обещала судьба,

615 И божествами клянусь, новоселами этого края,

        Что укоряли меня за промедленье в пути, —

        Смерти ее я не ждал, кончины ее не страшился!

        Горе мне! Смелость ее невероятна была.

        Не поминай! Я видел ее недостойные тела

620 Раны, когда я дерзнул в Тартара область войти.

        Ты же, коль в наши края по своей ли воле иль волей

        Бога явилась, прими гостеприимство мое!

        Много я должен тебе, а более должен Элиссе:

        Будешь мила мне сама, будешь мила по сестре».

625 Верит она (на него одного лишь имея надежду)

        И о скитаньях своих все рассказала ему.

        Только вошла она в дом в своем одеянье тирийском,

        Начал Эней говорить (все остальные молчат):

        «После кораблекрушенья спасен я был ею, супруга,

630 Долг, Лавиния, мой ты уплатить ей должна.

        Родом из Тира она, ее царство в Ливии было,

        Я умоляю: ее ты как сестру полюби».

        Все обещала ему Лавиния лживо, а рану

        Молча снесла и свою ярость сокрыла в душе.

635 Видя дары, приносимые Анне открыто, считала,

        Что есть и много других, скрытых тайком от нее.

        Но не решила еще, что ей делать; как фурия, злится,

        Козни готовит и ждет смерти, но лишь отомстив.

        Ночь наступила. Пред ложем сестры показалась Дидона:

640 Кровь запеклась у нее в спутанных космах волос.

        И говорит: «Убегай из зловещего этого дома!»

        Ветра порыв прошумел, скрипнула жалобно дверь.

        Анна вскочила и вот из окна невысокого в поле

        Прыгает: преодолел страх нерешимость ее.

645 В ужасе быстро бежит, рубашку не подвязавши,

        Точно пугливая лань, голос услышав волков.

        Тут-то ее и объял рогоносный Нумиций волною,[403]

        Тут-то ее он и скрыл в заводях зыбких своих.

        Всюду меж тем по полям сидонянку ищут и громко

650 Кличут: на почве видны ног отпечатки ее.

        На побережье пришли; следы на песке увидали;

        Смолк поток и затих, зная вину за собой;

        И зазвучали слова: «Я — Нумиция тихого нимфа:

        Вы называйте меня Анна Перенна теперь».

655 Тотчас устроили пир на полях, по которым бродили,

        И, поздравляя себя, вволю все пьют в этот день.

        Также считают ее и Луною, что год завершает,

        Или Фемидою, иль телкой Инаховой чтут;

        Есть и такие, кто видят в тебе Атлантову нимфу,

660 Нимфу, что подала первый Юпитеру корм.

        Я и еще расскажу, что дошло до нашего слуха, —

        Правдоподобен вполне будет об этом рассказ.

        Древний простой народ, не имевший защиты в трибунах,

        Бегство предпринял, уйдя к высям Священной горы;[404]

665 Недоставало уже ему пищи, с собой принесенной,

        Не было хлеба, какой люди обычно едят.

        Из пригородных Бовилл оказалась там некая Анна:

        Бедной старухой она, но хлопотливой была.

        Легким платком повязав свои поседевшие косы,

670 Всем напекла пирогов сельских дрожащей рукой.

        Ими она с пылу, с жару народ поутру наделяла:

        Всем она стала мила за благодетельный труд.

        И когда мир наступил, изваянье воздвигли Перенны

        В память о том, как спасла Анна голодный народ.

675 Мне остается еще объяснить зазорные песни

        Девушек: вместе сойдясь, срамно они голосят.

        Новой богиней уже стала Анна; Градив к ней подходит

        И, отведя ее, так на ухо ей говорит:

        «В месяце будут моем со мной вместе тебе поклоняться:

680 Очень надеюсь теперь я на поддержку твою.

        Бог войны, о богине войны я пылаю Минерве:

        Жжет меня страсть, и давно рану в груди я ношу.

        Сделай, чтоб мы, столь схожи трудом, слились воедино:

        Это доступно тебе, милой старушке, вполне».

685 Выслушав бога, ему она в шутку помочь обещалась,

        Глупой надеждой его изо дня в день все томя.

        Все приставал он, и вот шепнула она: «Все готово,

        Время пришло: на мои просьбы склонилась она».

        Верит любовник. Чертог готов уже брачный, вступает

690 Анна, фатою лицо, будто невеста, закрыв.

        Марс уж готов целовать; но вдруг узнает он Перенну!

        Бог одурачен, его мучат и гнев и позор.

        Новой богине любовник смешон, довольна Минерва,

        Да и Венере самой это забавней всего.

695 С этих-то пор и поют в честь Анны нескромные шутки:

        Весело вспомнить, как бог мощный был так проведен.

        Я пропустил бы мечи, пронзившие Цезаря тело,[405] —

        Но со святых очагов Веста сказала мне так:

        «Не берегись вспоминать: он мой был священнослужитель,

700 И нечестивцы мечи не на меня ль занесли?

        Мужа я скрыла сама, двойником его подменивши.

        Что поразили клинки? Цезаря призрак пустой!»

        Сам же к Юпитеру он вознесен под небесные кроны

        И на великом теперь форуме в храме стоит.

705 Тех же, кто смели забыть богов повеления вышних

        И осквернили главу высшего неба жреца,

        Злая постигнула смерть. Об этом гласят и Филиппы,[406]

        Да и земля, где белеть кости заброшены их.

        Это дела, это долг, это было начало господства

710 Цезаря Августа. Так он за отца отомстил.

        Завтра, лишь только заря освежит чуть проросшие травы,

        В небе начнет восходить перед тобой Скорпион.

        В третий день после ид начинается празднество Вакха.

        Либер! Певца вдохнови на прославленье твое.

715 Что о Семеле сказать? Если б к ней не явился Юпитер

        В молниях, ты бы тогда матери бременем был.

        Что о тебе? Чтобы ты в положенный срок народился,

        В теле своем доносить должен был сына отец.

        Долог был бы рассказ о ситонских и скифских триумфах

720 И о смиренье твоей, Инд, благовонной страны;

        Я умолчу о тебе, кого мать растерзала фивянка,

        И как в безумье себя ты изувечил, Ликург;

        Я бы хотел рассказать, как тирренские вдруг превратились

        Изверги в рыб; но не то надо теперь объяснить.[407]

725 Надо теперь объяснить причину того, что старуха

        Всем на продажу печет либу — медовый пирог.

        До появленья тебя на свет алтари запустели,

        Либер, и все очаги храмов травой заросли.

        Ты, говорят, покорив и Ганг, и все страны Востока,

730 Отдал Юпитеру в дар первую прибыль свою:

        Первый принес киннамон и тобою захваченный ладан

        И триумфального ты жег ему мясо быка.

        В честь тебя, Либер, дают возлиянью названье «либамен»,

        И освященный пирог «либою» также зовут.

735 Богу пекут пироги, ибо он наслаждается соком

        Сладким, а мед, говорят, тоже был Вакхом открыт.

        Шел меж сатирами он с побережья песчаного Гебра

        (Не ожидайте дурных шуток в сказанье моем!)

        И до Родопы дошел, до цветистого кряжа Пангея;[408]

740 Громко кимвалов его звон раздавался кругом.

        Стаи неведомых тут насекомых на шум прилетели,

        Пчелы то были: на звук меди несутся они.

        Тотчас же рой их собрал и в полом дупле заключил их

        Либер, и был за труды желтый наградою мед.

745 Только сатиры и лысый старик отведали меда,