Черное пламя - Стенли Вейнбаум

— Заткнись, Джек, — коротко оборвал он меня. — Я предлагаю тебе работу под моим началом — пилотом в новой межпланетной экспедиции на Европу.

Тут уж я начал злиться. Понимаете ли, я ведь как раз возвращался с Европы, третьей луны Юпитера, когда укокошил гандерсоновское оборудование, и теперь у меня появилась дикая мысль, что Хэншоу просто пришел посмеяться над Джеком-недотепой.

Но он вовсе не шутил.

— Мне нужен пилот, которому я могу доверять, Джек. — Вот в точности его слова. — Не знаю ничего о твоей аварии с «Герой»: я как раз на Венере был. Но я тебя видел в деле и готов взять в команду.

— Слушай, Гаррис, — сказал я. — Если ты меня берешь, то послушай по крайней мере правду. Я угробил Гандерсона и его оборудование, верно, только второй пилот, этот чертов Крацка, забыл упомянуть некоторые подробности. Да, вахта была моя, правильно, но он не позаботился сообщить комиссии по расследованию, что до того я отдежурил его вахту — а потом еще свою. Я отдежурил две долгие вахты, а потом еще одну.

— Две долгие? — изумился Хэншоу. — Ты хочешь сказать — ты отдежурил шестнадцать часов перед вахтой приземления?

— Именно об этом я и говорю. Я тебе скажу то же самое, что говорил комиссии по расследованию, может быть, ты мне и поверишь. Они не поверили. Дело в том, что мой кристально честный напарничек любил заложить за воротник. Так что, когда он заявился на мостик, мягко говоря, не в форме, я отослал его проспаться и доложил об этом Гандерсону. Ну а что тот мог сделать? Достать из кармана запасного пилота? Ну и пришлось мне сажать. А у «Геры» был свой норов — она всегда при взлете-посадке любила малость порыскать носом — как спаниель в камышах. В обычном состоянии я с этим справлялся. Но, честно говоря, после шестнадцати часов вахты соображалка уже почти не варит. А напарничек спать не пожелал — вместо этого он торчал у меня за спиной и каркал под руку. До столбиков оставалось семьдесят футов, когда «Гера» резко дернулась, и Крацка прямо рехнулся.

Я заколебался.

— Не знаю в точности, как дело было. У меня ведь глаз на затылке пока нет. Крацка возился возле воздушного шлюза. Вдруг он завопил: «Она переворачивается!» — и ухватился за клапан. Я и глазом моргнуть не успел, как он открыл воздушный шлюз. Ну, мы были всего за семьдесят футов — даже еще меньше — над полем. Мы упали вниз, как переспелое яблоко с дерева. У меня не было времени даже пошевелиться. А о том, что дальше случилось, ты можешь прочесть в газетах.

— Только не это, — возразил Хэншоу. — Заканчивай сам.

— Двигатели взорвались. Крацка сломал запястье. Меня выкинуло из рубки управления и как следует приложило. Гандерсон и его профессора превратились в пятна на посадочном поле. Свидетели ничего толком не разглядели. Конечно, видели, как кто-то выпрыгнул с носа корабля после того, как двигатели гикнулись, но кто мог определить, который это из нас? И взрыв шарахнул по всему полю, так что было не разобрать, где что и где кто.

— Значит, были его показания против твоих?

— Да, должно быть. Но на поле знали, что вахта была моя, потому что я разговаривал с Землей, а кроме того, Крацку первого допросили. Я даже и не знал ничего обо всей суматохе, пока не очнулся в Большом Госпитале Милосердия две недели спустя. К тому времени Крацка уже дал показания, и я оказался козлом отпущения.

— Но как же комиссия по расследованию? Я нахмурился.

— Конечно, была комиссия по расследованию. Но ведь я докладывал Гандерсону, а он не мог свидетельствовать в мою пользу. А Крацка исчез.

— Они что, не могли его найти?

— Во всяком случае, я ничего об этом не знаю. Мы подобрали его в Нордвиле на Ио, потому что с Бриггзом приключилась лихорадка. Я его и не видел вообще, кроме тех минут, когда мы сменяли друг друга, а ты же знаешь, каково это, когда видишь человека только в рубке управления, да еще солнце слепит. — Я помолчал. — Вот поймаю я его однажды…

— Надеюсь, — резко выговорил Хэншоу. — Ну, теперь о светлом будущем. В состав экспедиции, кроме нас с тобой, входят Стефан Коретти, специалист по физической химии, да Ивар Гогрол, биолог. Это научный персонал.

— Да, но кто мой напарник-пилот? Вот что мне интересно.

— Разумеется, — согласился Хэншоу и кашлянул. — Твой напарник — Клер Эйвори.

— Клер Эйвори?

— Именно так, — хмуро подтвердил капитан. — Золотая Вспышка собственной персоной. Единственная женщина-пилот, имя которой записано на чаше Кэри. Победительница гонок Зенита в этом году.

— Она не пилот, — огрызнулся я. — Она гончая, получившая хорошую рекламу. Я так заинтересовался, что отдал десять баксов, чтобы увидеть эти гонки. Она была девятой, обогнувшей Луну. Девятой! Ты знаешь, как она победила? Гнала свою ракету практически при полном ускорении всю обратную дорогу, а потом тормозила в атмосфере, как метеор. Только метеоры, знаешь ли, сгорают. Вот что она сделала — рискнула, и ей повезло. Почему ты нанимаешь богатую идиотку, склонную к рискованным предприятиям, на такую работу?

— Я ее не нанимал, Джек. Ее наняла межпланетная служба — в рекламных целях. Межпланетная служба хочет показать себя добрым покровителем исследовательских работ. Так что Клер Эйвори берут для телевидения и газет, а тебя будут вежливо игнорировать. Если такой расклад тебя устраивает, то лови! — Он бросил мне конверт. — Посмотрим, как долго ты удержишь эту лицензию.

Один только вид знакомого голубого бланка заставил меня забыть Крацку, Клер Эйвори и даже голод!

Разумеется, меня узнали, как только я присоединился к группе возле ракеты. Нам предоставили «Ми-нос», старый корабль, но по виду можно было сказать, что управляться с ним будет нетрудно.

Клер Эйвори в жизни была даже лучше, чем на телеэкране. Пронзительно-синие глаза, золотые волосы. Золотая Вспышка, как называли ее газетчики. Уф-ф-ф!

Когда меня ей представили, она удостоила меня самым холодным кивком из всех возможных, как будто спешила заверить журналистов, что вовсе не по своему выбору она оказалась в одной команде с Джеком Сэндзом, обладателем желтой карточки. Коретти и Горгол были столь же нелюбезными. Я определенно встречался с Горголом раньше, но в этот момент не мог вспомнить где.

Ну так вот, наконец-то речи умолкли, фотографы всласть наснимали Золотую Вспышку, и мы с ней вошли в рубку управления. На взлете солировала наша неподражаемая Клер, а я был на подхвате.

Она оказалась еще хуже, чем я ожидал. «Минос» был прекрасно сбалансированным кораблем, но она его раскачивала, точно колыбель младенца. Она принимала передачу от радиостанции на поле, и до меня доносилось повизгивание репортеров: «…тяжело нагруженный. И вот — корабль снова раскачивается. Но вот он набирает высоту. Теперь огни перестали колебаться, пламя выходит красивым столбом. Трудный взлет, даже для Золотой Вспышки». Трудный взлет! Тьфу ты!

Я наблюдал за красным поплавком, указателем горизонта, и это оказалось кстати. Внезапно поплавок едва не вылетел из трубки, и я услышал, как девушка испуганно сглотнула воздух. Это больше не было качанием колыбели — мы по-настоящему накренились!

Я сильно шлепнул ее по рукам и вцепился в рычаг. Полностью отключил нижние двигатели, предоставив кораблю свободно падать, потом пустил поток пламени через правые боковые. С трудом, но мы выровнялись, и я пустил в ход двигатели, прежде чем мы потеряли сотню футов высоты. А внутреннее радио все еще болтало: «Они накренились! Нет, они снова выравниваются, но что это был за крен! Она настоящий пилот, эта Золотая Вспышка!»

— Золотая Вспышка! — повторил я не без сарказма.

— Желтый Джек! — отрезала она.

До самой Европы мы не сказали друг другу ни слова.

Расписание полета было составлено так, что я обычно ел и спал одновременно с Коретти, а Горгол и Хэншоу жили в одном ритме с Клер. Коретти держался довольно прохладно, но не задирался, а потому, можно сказать, мы ладили.

Так тянулись утомительные недели пути. Солнце сжалось до одной пятой своего обычного диаметра, зато Юпитер вырос в громадную сферу и закрыл полнеба своими кольцами.

Европа — цель нашего путешествия — в некотором роде самая странная малая планета Солнечной системы. На поверхности, обращенной к Юпитеру, видны горы и лощины: у Европы, как и у Луны, одна сторона поверхности всегда обращена к ее планете. Здесь, в обширных впадинах, собирается вся скудная атмосфера этого крошечного мирка, здесь же собрана вся вода в виде небольших озер и прудов в долинах между горными хребтами, которые часто пронизывают тоненький слой воздуха и тонут в пустоте космоса.

В астрономических таблицах Европа прозаически характеризуется рядом цифр: диаметр — 2099 миль, период — 3 дня, 13 часов, 14 секунд, расстояние от планеты — 425 160 миль. В астрономических таблицах нет сведений о тонкой пленке жизни в долинах, о потоках воздуха, омывающих горные склоны, о влиянии на эти потоки приливов и отливов Юпитера, не говорится о спорах, которые иногда путешествуют по воздуху от долины к долине, а иной раз и между спутниками Юпитера.