Спасенный любовью - Саманта Джеймс

— Какого черта? — с трудом ловя ртом воздух, прошептал он.

Незваный гость медленно обошел вокруг стола и встал так, что на него теперь падал свет лампы. Мейсон был изумлен: он видел перед собой лицо, которое надеялся никогда больше не увидеть.

— С вашей стороны весьма великодушно, Мейсон, что вы содержали ранчо в должном порядке, пока меня не было. Похоже, вы действительно, хорошо с этим справлялись.

Мейсон наконец обрел дар речи:

— Вы совершили большую ошибку, вернувшись сюда, Кейн. В городе все еще есть петля, которая только того и ждет, чтобы затянуться вокруг вашей шеи!

Кейн только улыбнулся, но эта улыбка была леденящей.

— Право же, вас пока разыскивают за одно убийство, Кейн. Неужели вы хотите совершить второе?

— Но ведь мы оба знаем, что я не убивал Лорелею. Не так ли, Мейсон?

Тот молчал. Кейн поднял ствол своего кольта на один уровень с сердцем Мейсона. Его глаза сверкали, как осколки оникса.

— Я спрашиваю в последний раз, Мейсон. Мы оба знаем, что я не убивал Лорелею, не правда ли?

Казалось, что время тянется бесконечно, а воздух пропитан напряженным ожиданием. На какое-то мгновение Кейн испугался, что проделал путь сюда напрасно, что Мейсон откажется признаться. Но когда Кейн уже почти потерял надежду, Мейсон произнес:

— Хорошо, я… я скажу вам. Я знаю, что вы не убивали Лорелею.

Глаза Кейна сузились.

— Это сделали вы, не так ли? Вы убили ее — или заставили кого-то другого сделать это для вас?

— Это сделал я, — признался Мейсон, его голос прозвучал едва слышно.

Больше всего на свете Кейну хотелось обойти стол и сжать пальцами шею Мейсона. Он с трудом сдерживал свою ярость.

— Говорите громко и отчетливо, Мейсон. Я вас не слышу.

— Это сделал я.

— Громче.

— Я только что сказал вам, что это сделал я. Я убил ее — я застрелил Лорелею! Только… только уберите револьвер!

Пальцы Кейна, сжимавшие револьвер, разжались.

Ему пришлось заставить себя опустить оружие в кобуру.

— Для того чтобы до конца все понять, мне хотелось бы знать, почему вы это сделали.

Теперь, когда непосредственная угроза для его жизни миновала, глаза Мейсона засверкали от бешенства.

— Почему? Да потому что она была безмозглой, вот почему! Она могла бы выбрать меня, но она предпочла тебя — грязного никчемного ковбоя, — будто я был недостаточно хорош для нее!

Кейн смутно вспомнил, как Лорелея рассказывала ему, что после смерти Эммета она какое-то время встречалась с Мейсоном и тот даже делал ей предложение. Она сказала, что не приняла это всерьез, и разговор быстро выскочил у него из головы.

На лице Кейна отразилась охватившая его ярость.

— Она приходила к вам для того, чтобы вы внесли мое имя в документ, удостоверяющий, что я совладелец ранчо. А ее завещание… Она сказала мне, что изменила также и свое завещание, назвав меня своим наследником.

Именно тогда вы решили убить Лорелею, не так ли?

Губы Мейсона раздвинулись в злобной ухмылке.

— Это ранчо стоит целое состояние! Почему ты должен был им владеть, черт возьми, почему она, которая доказала, что она всего лишь потаскушка, пустив тебя в свою постель?! Мне она никогда не разрешала даже дотронуться до нее! О, во всяком случае, я показал ей, чего она заслуживает, — издевался Мейсон над Кейном. — Если я не смог заполучить эту женщину, то решил обязательно прибрать к рукам ее ранчо. А к тому же еще и ты — такой здоровенный детина, а бежал как жалкий трус. — Его взгляд скользнул по засунутому обратно в кобуру револьверу. — Да к тому же ты слишком труслив, чтобы застрелить меня сейчас!

— О, несомненно, мне очень хотелось бы это сделать, — напряженно улыбнулся Кейн. — Но я считаю, что вашей дальнейшей судьбой лучше распорядится шериф.

— Шериф, — насмешливо протянул Мейсон. — Он ни на йоту тебе не поверит. Он поверит мне, как и прежде.

— А вот тут вы не правы, — прозвучал другой голос. — В самом деле, ведь Кейна судили за преступление, которое он не совершал. И я сказал бы, что сейчас услышал достаточно, чтобы вы попали в тюрьму, и лично прослежу за тем, чтобы вас судили за преднамеренное убийство.

Мейсон выпучил глаза. Он не заметил, как чья-то неясная фигура проскользнула за его спиной в комнату сквозь открытое окно. Он вскочил на ноги и молча уставился на шерифа, будто мгновенно онемев.

Шериф, худой, костлявый мужчина с проницательными голубыми глазами, вытащил пару наручников.

— Да, действительно, похоже на то, что мне нужно не медля телеграфировать судье и проследить за тем, чтобы возможно скорее был назначен день суда.

Невыразимое облегчение охватило Кейна. Он понял, что все его страдания кончились. Теперь он сможет жить по-человечески. Он свободен. Свободен, чтобы вернуться в Вайоминг…

Вернуться к Эбби.

Глава 20

Сначала Эбби казалось, что она не сможет вынести такую обиду. Она отказывалась верить во внезапность отъезда Кейна. Кейн просто упаковал свои вещи и уехал без всяких объяснений, даже не попрощавшись…

Она отчетливо помнила тот миг, когда стояла в конюшне, уставившись на пустое стойло Полночи.

Как будто это случилось вчера. Ей хотелось громко кричать от охвативших душу боли и горя. Но единственное, что она могла себе позволить, это безмолвно плакать горючими слезами.

Спустя шесть недель слез больше не было. На смену страданию пришло горькое чувство обиды и негодования.

Эбби испытывала щемящее чувство стыда всякий раз, когда думала о том, как всю себя отдала ему, ничего не получив взамен. Эбби не питала никаких иллюзий. Несмотря на ту последнюю незабываемую ночь, которую они провели вместе, она знала, что Кейн не вернется. В конце концов он не давал ей никаких обещаний, и нет никаких оснований надеяться, что он испытывает к ней такие же сильные, как она, чувства.

Безусловно, он не был настолько глуп, чтобы признаваться ей в вечной любви.

На смену июлю пришел август, на смену августу — сентябрь. Не прошло и недели после отъезда Кейна, как к Эбби стал захаживать Бак Расселл. В первый раз он пришел выразить Эбби соболезнование по поводу смерти ее отца. Во второй раз явился, чтобы сопровождать Эбби в город на богослужение. Скорее из вежливости, чем по какой-либо другой причине, она пригласила его остаться к обеду. Диллон был недоволен, когда узнал, что визиты Бака стали чуть ли не ежедневными. «

— Что это означает, сестричка? Почему он вертится вокруг твоих юбок? После стольких-то лет соседства?!

— Ты невзлюбил Бака с тех пор, как он расквасил тебе нос из-за дочери Хокинсов, когда вам обоим было по пятнадцать лет, — сердито ответила Эбби.

— Бак — не бог весть кто, — сердито вскинул подбородок Диллон. — Он уже тогда был бабником.