Локальный конфликт - Александр Марков

Они заметно отстали от парочки, несшей чемоданчик, и, к счастью своему, Кемаль не увидел, как Малик с боевиком небрежно забросили чемоданчик в салон, отчего самолет содрогнулся и, кажется, даже осел немного, а вся хрустальная посуда, находись она в чемоданчике, непременно раскололась бы. Но самолет вздрогнул скорее из-за того, что боевики одновременно запрыгнули на лестницу трапа.

Пилот недовольно посмотрел на них, процедил что-то непонятное сквозь зубы. У него верхняя часть лица по-прежнему скрывалась за темными стеклами очков, зато теперь можно было различить губы и подбородок. Этот вид придавал ему схожесть с героями американских комиксов. Сохранность содержимого чемоданчика его не сильно интересовала, и его "поосторожнее", а вероятно он сказал именно это, относилось больше к обращению с самолетом.

Малик, пользуясь случаем, подбежал к низкоопущенному носу самолета, старался заглянуть в пилотскую кабину и посмотреть на панели с приборами. Чувствовалось, что у него прямо-таки чесались руки потрогать какой-нибудь из них, посмотреть, что произойдет, когда он надавит на один из рычажков или кнопку.

Он заглядывал в кабину через стекло, прилипал к нему глазами так, что нос и щека его расплющивались. Он думал, что пилот сжалится над ним и пригласит его в кабину. Но пилоту это совсем не нравилось. Он косился на Малика, звать его в кабину не собирался, пока терпел его выходки, не кричал и не гнал прочь.

Наконец, пилот не выдержал, щелкнул Малика по носу. Тот, не сообразив, что их разделяет стекло, отскочил в испуге, споткнулся, чуть не упал спиной на снег, но сумел-таки устоять на ногах, показал пилоту язык и кулак. Тот усмехнулся, помахал в ответ рукой, но жест этот нельзя было расценить как приглашение. У него немного ныл указательный палец, потому что он, не рассчитав щелчок, ударил по стеклу слишком сильно.

Тем временем Кемаль пошел к самолету с такой скоростью, точно хотел убежать от Алазаева, но тот следовал за ним, как огромная тень, повторяя точь в точь почти все его движения и даже больше того - позвал рукой Рамазана, показывая на самолет, и крикнул.

- Залезай на заднее сиденье.

Малик услышал приказ Алазаева, встрепенулся, отвлекся от созерцания лобового стекла самолета, но пока не понял, к кому обращал свои слова командир, и переспросил.

- А? Эй, куда это ты полез?

Рамазан оставил эти слова без внимания, хорошо еще не цыкнул на Малика, посоветовав не лезть не в свое дело. Малик опешил. Видимо, он думал, не забраться ли ему, по примеру Рамазана, в салон. К самолету подходили Кемаль и Алазаев. Он хотел спросить у командира разрешения.

Когда Рамазан стал неумело втискиваться в салон, пилот попробовал остановить его, но что он говорил, слышно, конечно, не было. Наверное, просил посадочный талон. Рамазан молчал, полагая, что это самая лучшая тактика поведения. Чтобы вытащить его из салона, пилоту придется слезть со своего места, а он на это вряд ли решится.

Рамазан так просто не уйдет, начнет лягаться и отбиваться, понаставит пилоту синяков или стекло гермошлема ему разобьет, но самое-то главное в том, что, когда пилот вернется на свое место, которое он так долго охранял от чужих посягательств, окажется, что оно уже кем-то занято. Наверняка в него усядется этот гнусный молокосос, еще действительно сломает что-то, а страшилище тем временем опять проскользнет в салон. Вихрь мыслей пронесся в голове пилота, пока он принимал решение, как ему поступить. Он остался в кабине, только лицо его помрачнело, и лишь в этом проявились мучившие его сомнения, но Алазаев поспешил их рассеять.

- Не беспокойся. Мы обо всем договорились.

Алазаев совсем забыл, что пилот мог и не понимать по-русски. Так оно и было, из всего произнесенного боевиком он не разобрал ни слова и пожал плечами, делая вид, что ему все равно.

Алазаев поманил пальцем Малика, с таким видом, будто хотел ему что-то подарить.

"Он возьмет меня с собой", - подумал Малик, чувствуя, что сердце начинает биться раза в два быстрее обычного, а лицо расплывается в глупой улыбке, как у ребенка, который ждет, что сейчас ему дадут коробку конфет или игрушку.

- Оставляю тебя за главного, - сказал Алазаев. - Мне надо кое-какие дела уладить. Но я вернусь.

Малик не знал, как реагировать на эти слова. Глупая улыбка осталась. Что-то вертелось на его языке, но он забыл все, о чем хотел спросить командира. Его поразила временная амнезия, точно он вообще разучился говорить, а из того, что сообщал ему Алазаев, тоже не все понимал.

- В пещере в тайнике остались деньги, - продолжал Алазаев, разделите их между собой. Поровну. Еще начнете спорить, кто из вас должен получить больше - перессоритесь. Поровну делите. Там приличная сумма. На каждого выйдет тысяч по пять долларов. - Большую же часть того, что хранилось в тайнике, Алазаев прихватил с собой - на карманные расходы. Всегда хорошо иметь немного наличных. - Репортера отпусти. Не смей ему делать ничего плохого. Просто отпусти. Он для тебя бесполезен. Выкуп за него не получишь. Даже не пытайся. Репортер будет для тебя обузой. Ты меня хорошо понял?

- Да, очень хорошо, - сказал Малик.

Это было неправдой. В этих коротких словах затаилась печаль. Алазаеву показалось, что Малик переживает разлуку, столь сентиментальный мотив едва не заставил его прижать на прощание мальчишку к груди, но он вовремя понял, что причина его грусти в другом. Вовсе не в предстоящем расставании. Нет. Он не хотел просто так отпускать репортера. Поэтому вместо объятий Алазаев еще раз напомнил:

- Ты отпустишь репортера. Запомни.

Он хотел, чтобы эти слова отпечатались в голове Малика и если б тот вздумал поступить как-то иначе, то голова его начала бы раскалываться от нестерпимой боли. Но сделать такое внушение под силу было только Рамазану.

- Да, да. Я запомнил, - затараторил Малик.

Возле самолета толпились боевики. Лица их не выражали никаких эмоций, словно их вырезали из дерева и они всегда оставались неизменными, лишь погода постепенно заставляла дерево трескаться, превращая его в рассыпающуюся труху.

Они окружили самолет, как злые духи, но никакой дани не требовали. Надо было побыстрее воспользоваться этой промашкой с их стороны и взлетать, пока они не одумались. Вряд ли они бросятся следом за взлетающим самолетом, причитая и прося Алазаева остаться. На такую реакцию он и не рассчитывал. Скорее с их стороны можно ожидать какую-то пакость, когда они поймут, что их бросили, как ненужный хлам, но Малик, который, как ни старался придать лицу серьезный вид, на его взгляд соответствующий торжественной обстановке, не мог стереть с него ехидную ухмылку и служил своеобразным стабилизатором. Боевики изредка поглядывали на его довольную физиономию, думая, что положение их вполне сносное, а грустить и тем более провожать Алазаева проклятьями не стоит. Они предвкушали дележ оставшихся в пещере денег, о которых им уже успел сообщить Малик, так что невольно подгоняли Алазаева.