Воспоминания Элизабет Франкенштейн - Теодор Рошак

— Я бы никогда этого не допустил, — запротестовал Виктор, не сдерживая раздражения.

— Это ты сейчас так говоришь, мой мальчик. Но Грифона нелегко укротить. В миг желания — о! — он полетит с тобой! Он яростен, как орел, и смел, как лев. Он может быть самым свирепым из всех зверей. Он убивает, рвет на куски и пожирает тех, кто не может справиться с ним. Мы, Виктор, имеем дело с пламенными страстями. С одной стороны — любовь, с другой — вожделение; по одну сторону — мудрость, по другую — буйная страсть. Людям нелегко отличить их. Даже ты, Виктор, можешь поддаться и пойти ложным путем. Это особенность твоей мужской натуры. Вот почему я так долго учу тебя; в тебе много такого, от чего ты должен отучиться — И, щадя его уязвленные чувства, добавила: — Элизабет тоже не готова для этого обряда. Хотя по иной причине. Скажу, по какой. В землях, где практикуют обряд Грифона, женщины учатся такому танцу, который делает их живот твердым, как железо, а самих их гибкими и ловкими. Те, кто овладевает этим танцем, могут извиваться телом изящно и энергично, как змея. Тем самым они укрепляют мышцы вот здесь, в глубине лона, и потому они одновременно и сильные, и нежные. Не многие женщины овладевают этим искусством, потому что оно требует долгих упражнений. Во многих землях эти вещи известны еще только проституткам; но когда-нибудь все женщины будут учиться им. Сейчас ты сам убедишься.

Она взяла руку Виктора и положила себе на живот; кончиками пальцев он касался ее кожи.

— Теперь дави, — сказала она, — Дави что есть силы. Посмотрим, как далеко вдавятся твои пальцы.

Виктор в замешательстве смотрел на нее. Она повторила просьбу, он послушно надавил. Сначала легко, потом сильней. И наконец со всей силой, на какую способен, но тщетно. Живот Серафины был тверд, как каменная стена.

— Вот видишь, Виктор, — сказала она. — Я — старая женщина, но эти мышцы так хорошо натренированы, что не поддаются руке никакого мужчины. И внутри, Виктор: я могла бы стиснуть мужской член как тисками. Или нежно ласкать его, как мать малыша. Я могу так разжечь мужчину, что он исполнит любое мое желание. Элизабет пока не способна на это. Она еще не обладает властью над мужчиной. Мы обсуждали это с ней; она понимает лучше, чем ты, Виктор, опасности, которыми грозит Грифон.

Я видела, как уязвлен Виктор. После он жаловался на то, что ему казалось ее невежеством.

— Она ничего не смыслит в науке, просто суеверная старуха. Порочит анатомов, которые научили нас всему, что мы знаем о человеческом теле. И откуда такая уверенность, что в мужском семени уже не содержится законченный ребенок? Ван Левенгук верил, что это так; неужели она считает, что знает больше его? В любом случае, не подобает повитухе оспаривать мнение врача, словно она лучше разбирается в подобных вещах.

Пока продолжались наши занятия с Серафиной, Виктор с неохотой пообещал ждать, когда она начнет готовить нас к обряду. Но теперь, после ее ухода, он почувствовал себя свободным от обещания.

— Зачем дольше ждать? Того, что мы уже знаем, больше чем достаточно для такого простого ритуала.

Я возразила, что обряд вовсе не кажется мне таким простым. Но, как всегда, Виктор рвался в неизведанное. Помню, однажды он сказал мне, что неведение мучает его, подобно жгучей боли, от которой необходимо избавиться, тогда как знание действует словно лауданум, успокоительная настойка, заставляющая забыть о боли. Я призналась, что один вид Грифона, не говоря уже о ритуале, носящем его имя, повергает меня в ужас. Я не видела никакой связи между любовью и этим чудовищным существом с хищными когтями и клыками. Не было ли это явным предупреждением, что обряд таит в себе опасности, о которых мы не подозреваем? Иначе почему в книге были рисунки, на которых Грифон пожирал любовников?

— Это только для того, чтобы отпугнуть малодушных, — убеждал меня Виктор. — Адепты желают хранить в тайне свое знание. Вот они и окружают его всякими ужасами и черной магией. Чтобы узнать новое, нужна смелость.

Тем не менее обряд по-прежнему страшил меня по причинам, которых Виктор понять не мог. Мое тело стало бы другим; я больше не была бы девственницей. Я не задумывалась об этом, пока Виктор не начал так настаивать на осуществлении ритуала. Теперь я осознала, что есть некая граница, которую мне не хотелось переступать прежде времени и из простого любопытства. Нужна была женщина, которая придала бы мне решимости, но обратиться за такого рода советом было не к кому. Я знала, Виктор счел бы глупостью подобные колебания; он бы назвал это «женскими штучками», как называл все, от чего ему хотелось отмахнуться. А еще я знала, что придет время и я уступлю его желаниям.

Полет с Грифоном

Символ Грифона в алхимической мудрости имеет двойное значение. Как легендарный страж Золотого Клада, он символизирует тайну и подчеркивает неизменно оккультную природу алхимического Делания. Грифон также символизирует чувственность, понимаемую как необузданную животную страсть. Вместе оба лика этого мифического животного служат предостережением, что эротические ритуалы, исполняемые адептами, есть глубокая тайна, которую должно хранить в тайне от профанов, дабы те не поняли ее превратно.

Ритуал, называемый здесь Полет с Грифоном, представлен в «Лавандовой книге» детальными рисунками; он сводится к ряду замысловатых сексуальных поз, позволяющих партнерам, мужчине и женщине, продлевать половой акт на всю ночь. Мужчина и женщина проходят несколько стадий соития, которые, предположительно, соответствуют реакции химических веществ: серы (горячее / сухое / мужское) и ртути (прохладное / влажное / женское) в реторте, по мере того как эти элементы проходят процесс превращения в философский камень.

Сцена, где все происходит в «Лавандовой книге», представляет собой пышный сад наслаждений: цветущие плодовые деревья, стаи певчих птиц; на заднем плане садящееся солнце, плывущая луна, восход, что указывает на то, что ритуал длится всю ночь до утра или по крайней мере несколько часов. Мужчина, как всегда в этой книге, хорош собой, смуглокож и появляется в саду в царском наряде, овеваемый опахалами, в окружении одалисок. Женщина, ожидающая его, — это всегда типичная восточная наложница: с пышными формами, в роскошных одеждах, сверкающая драгоценностями, — и ожидает она его под цветущим деревом посреди сада. Она и ее царственный супруг нежно приветствуют друг друга, затем наложницы снимают с них одежды; гарем остается с ними, а они исполняют все, что предписано ритуалом, и подносят им в паузах яства, чтобы они подкрепили силы в протяжение долгой ночи. Соитие описывается как строгая, в высшей степени ритуализированная наука. Мужчине полагается быть постоянно возбужденным и не выходить из женщины несколько часов; он по большей части остается неподвижным. Роль женщины, долженствующей символизировать особо активный характер ртути в алхимическом процессе, весьма нелегка. Ей нужно принимать разнообразные соблазнительные позы, чтобы поддерживать у партнера постоянную эрекцию и в то же время не дать ему достичь оргазма. К исходу ночи, если женщина была достаточно искусна, желание мужчины должно ослабнуть, и наступает состояние высшего, не плотского, блаженства. Мужчина тогда может еще несколько часов оставаться словно в трансе. Рисунки дают понять, что его сознание становится безмерным и бесформенно-расплывчатым, как океан света. Он общается с божественным; женщины омывают куртизанку и умащают ее благовониями; она почтительно ожидает возле господина, когда он вернется из неземных странствий.