Стреляешь в брата — убиваешь себя - Максим Михайлов

— Все заткнись, работаем! — звенящим от напряжения голосом оборвал его Алик. — Спецы берут, мы сразу на месте колем на адрес. Я таксера, ты девку.

— Не, начальник, давай лучше я таксера. Я, знаешь, с бабами ласковый, не могу их допрашивать, вот те крест, они из меня веревки вьют, — нарочито смиренным тоном заныл Дорошенко. — А ты у нас герой, «афганец», тебе сам бог велел с любой стервой справиться.

— Ладно, пусть так. Леня, внимание, он тронулся. Давай, родной! Давай!

Выпрыгнувший из темноты жигуленок намертво заблокировал проезд. «Волга», отчаянно скребя по асфальту покрышками, остановилась от него в каком-то метре. Из подворотни к ней рванулись фигуры в черных масках. К тому времени, как Алик выпрыгнул из машины, все уже было кончено, пассажиры такси, распластанные на тротуаре, медленно приходили в себя, для них происшедшее вообще случилось, как гром среди ясного неба, только что нежились на просторном заднем сиденье мягко идущей по ровной дороге «волги» и вдруг на тебе. Сначала резкая остановка, потом возникшие как по волшебству громилы в масках выволакивающие их на еще хранящий дневное тепло асфальт, попутно награждая расслабляющими ударами. Спецы из милицейской ГЗ всегда предварительно расслабляют клиентов, это действие вбито у них на уровне инстинкта, и команда брать в щадящем режиме гарантировала солидного господина и рыжую проститутку только от серьезных увечий, а отнюдь не от синяков и легких телесных повреждений. Без этого никуда, надо же, чтобы клиенты сразу прониклись.

Теперь следовало не упустить момент. Пока еще не прошел шок от мгновенного перехода из состояния полного довольства жизнью в такую же полную задницу. Шустрый Дорошенко при помощи двух здоровяков уже вздернул таксиста на колени и, тыча ему в лицо раскрытым удостоверением, что-то орал брызгая в азарте слюной. Алик с ходу перепрыгнул необъятную тушу не понимающе глядящего вокруг солидного господина и склонился над девкой. Она лежала на животе, сжавшись всем своим роскошным телом, дрожа крупной дрожью, спрятав лицо в ладони. На мгновение в сердце острой иглой кольнула жалость, но ее сейчас нельзя было допускать, женщины такие вещи считывают влет и потом можно уже сколько угодно играть в "плохого парня", хрен тебе поверят. Прав был Дорошенко, тысячу раз прав, с мужиками работать намного проще.

"А скольких вот таких вот жалостливых эта сука подвела под бандитские ножи?!" — зло подумал он, вгоняя себя в нужный настрой. Почувствовал, как мысль возмущением откликнулась где-то внутри. Так хорошо, это правильно, давай, давай, настраивайся. Пришла пора бутафорить! "Да хрен бы с тобой! Взялась зарабатывать проституцией! Ладно! Зарабатывай! Так тебе сучка мало было! Захотелось бандитской наводчицей подработать?! Вот теперь получай по полной программе!" Банда работала давно и успешно. Таких, как эта рыжая прошмандовка, у ребятишек было несколько. Они умело вычисляли набитых деньгами лохов предпенсионного возраста, вышедших на охоту за последними постельными утехами. Без труда разводили их, приманивая на собственные прелести как на наживку. В тот момент, когда распаленный вспыхнувшей страстью кавалер уже ничего не соображал от бьющей в мозги спермы, следовало предложение продолжить знакомство в домашней обстановке. Обычно никто не отказывался. Тогда дама на секунду упархивала якобы в туалет, припудрить носик, а сама набирала известный ей телефонный номер и сообщала, что везет на специальную съемную квартиру очередного лоха. Свой таксист отвозил нежную парочку в адрес, нарочно петляя лабиринтом проходных дворов, а там клиента уже ждала горячая встреча ничего общего не имеющая с чувственными ласками. В обобранную жертву силой вливали пару стаканов водки, изымали паспорт, попутно пригрозив, что о его похождениях сообщат жене и отвозили в глухой спальный район, из которого несчастный обычно не мог выбраться до утра блуждая среди одинаковых типовых многоэтажек. В милицию по самым скромным прикидкам обращалось не более трети потерпевших и то, на основе их путаных показаний не представлялось возможным установить ни адрес бандитской блатхаты, ни приметы добрых молодцев, даже внешность ночных феечек, ограбленные толково описать обычно не могли, ограничиваясь невнятными движениями рук, рисующими в воздухе песочные часы.

Опера лишь скрежетали в бессилье зубами. А потом пошли трупы. Кто-то из лохов попытался оказать сопротивление и настолько успешно, что его пришлось убить, а, распробовав кровь, переступив естественный запрет "не убий", ребятишки поняли, что трупы гораздо молчаливее, пусть и бестолковых, но все же свидетелей. К тому же убить человека технически гораздо проще, чем живьем заставить вывернуть карманы. И натурально решили лишний раз не перетруждаться. После этого, охота за бандой пошла уже всерьез. На эту рыжую через третьи руки вывел один из штатных «барабанов» Дорошенко. Теперь нужен был адрес. Причем выбить его предстояло по беспределу. Реально ни рыжая, ни таксист ничего криминального пока не совершили, взять их было не на чем, даже в проституции ее не обвинишь, как знать, вдруг в машину с этим мужиком ее привело внезапно вспыхнувшее взаимное чувство. Потому сейчас девку следовало прессовать, чтобы не поняла даже, что ни в чем формально невиновна, чтобы не было у нее времени остановиться и осознать это. А там пусть только скажет адрес, где ждут дружки. Улик накопилось вагон. Достань лишь тех, на кого их примерять и уже не отвертятся.

— Встать, падаль! Ну! Сука, подъем! — дурным голосом взревел Алик, чувствуя биение черной злой крови в висках.

Сейчас он искренне ненавидел дрожащую под его ногами тварь, готов был задушить собственными руками, перегрызть ей зубами горло, она олицетворяла для него собой все самое мерзкое, что он только мог вообразить. Именно в ней здесь и сейчас был сфокусирован корень всего того зла, что разлито по нашему миру. И зло это следовало уничтожить, растоптать каблуками тяжелых армейских ботинок, размазать в тонкий блин по асфальту. Это был искусственно вызванный психологический настрой, для экспресс-допроса в полевых условиях. Этому зеленого новобранца учил матерый командир взвода спец. разведки в Афгане, примеры таких допросов в его собственном исполнении Алику приходилось реально наблюдать несколько раз за время службы. Сейчас его учитель, наверняка, остался бы доволен учеником. Капитан милиции исчез, перед валявшейся на асфальте проституткой стоял дикий зверь, страшный в своей ярости. Вовсе не наигранная пена бешенства выступила на вздернувшихся в оскале губах, сжатые в узкие щелочки глаза горели мрачным огнем.

Правая рука глубоко зарылась в спутанные рыжие волосы, ощущая их крашенную сухость и ломкость, захватила приличный клок, резко потянув вверх. Проститутка истошно взвыла от боли и тут же задохнулась криком, получив хлесткую пощечину.

— Адрес, сука! Адрес! Удавлю!

С губ сорвалось нечленораздельное рычание, говорить становилось все труднее, клокотавшее внутри бешенство, требуя немедленного выхода, перехватывало горло.

— Адрес! Рвать буду клочьями! Ну!

Проститутка, немыслимо извернувшись, умудрилась принять сидячее положение и сейчас мелко двигая ягодицами, пыталась отползти от жутко оскаленной морды, дышавшей ей прямо в лицо концентрированной ненавистью. Так страшно ей еще не было никогда в жизни, она не могла сообразить, чего от нее хотят и, парализованная ужасом, все ползла и ползла, елозя по шершавому асфальту задом, не замечая задравшейся юбки и сползших почти до колен кружевных трусиков перепачканных пылью.

— Адрес!

Жесткий рывок пригнул голову девушки почти вплотную к коленям. Натянувшиеся нити волос больно резали руку, придавая еще больший накал ярости, хотя казалось это уже не возможно. Расширенные ужасом, перемазанные потекшей косметикой глаза, хлопают ресницами возле самого лица. Челюсти непроизвольно напрягаются, нацеливаясь на бьющуюся под нежной кожей горла синеватую жилку.

— Загрызу, сука! Адрес!

— М…М…Малая Печорская! — заикаясь в полный голос визжит девка. — Малая Печорская! Дом пять, квартира семь! Малая Печорская!

Багровая волна отпускает, расползается и гаснет где-то внутри тела.

— Точно? Ничего не путаешь, девочка? — голос уже почти нормальный, только чуть-чуть еще звенит от напряжения.

— Малая Печорская! — давится рыданиями проститутка.

— Хорошо, хорошо, молодец. Сколько их там будет, девочка? Сколько?

— Малая… Малая Печорская! — продолжает всхлипывать рыжая, мелко тряся головой и вздрагивая плечами.

Поняв, что от нее больше ничего не добьешься, Алик поднимается на ноги и, стирая рукавом выступивший на лбу пот, кричит волтузящему по капоту таксера Дорошенке:

— Саша, оставь его! Все! Есть адрес!

— А дальше? — Андрея невольно захватил рассказ и когда наемник неожиданно умолк на полуслове, он нетерпеливо потребовал продолжения.