Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация? - Михаил Маслов

Отсутствие надлежащей связи между армией и флотом еще как-то объяснить можно, сложнее оправдать бардак, царивший в военно-морском министерстве. Выше, разбирая структуру подчинения, мы отмечали, что командующие соединениями кораблей подчинялись начальнику штаба ВМС, командующие военно-морскими округами напрямую министру. Когда корабли соединения находились в базе, они никак не зависели от ее командира, а он, в свою очередь, не подчинялся флагману эскадры. Вот и получалось, что на практике все выглядело очень близко к средневековой феодальной формуле: «вассал моего вассала не мой вассал». Нередко интересы навигации и проводки судов в порту доминировали над вопросами безопасности флота. Связь между кораблями и наземными службами была поставлена из рук вон плохо. К этому прибавьте, что охрана порта с моря осуществлялась кораблями, приданными военно-морскому округу, об обнаруженной опасности (скажем, неизвестная субмарина) флагман эскадры мог узнать лишь по прошествии часов.

А теперь добавьте к вышесказанному личностный фактор. Система ротации офицеров на командных должностях в американском флоте была более чем уникальной. Подробней мы на ней остановимся ниже, а пока лишь отметим, что командирами военных округов, как правило, становились люди, чей карьерный пик был уже позади. То есть командиры округов уже побывали главнокомандующими флотом США. На новых должностях они, так сказать, дослуживали. Представьте себе еще не очень старого адмирала (средний возраст в американском флоте был очень молодой), которому уже не к чему стремиться, который свысока смотрит на «сопливого», «зеленого» главкома или флагмана эскадры. На наш взгляд, комментарии излишни.

Но вернемся к флоту, точнее к его походному распорядку. В соответствии с уставами и традицией походный ордер американского флота выглядел как огромный круг, диаметром до 160 км. В центре этого круга находился флагманский корабль и дивизионы линкоров, сопровождаемые вспомогательными судами и авианосцами. Вокруг этой сердцевины располагалась противолодочная завеса из эсминцев и легких крейсеров. Далеко вперед выдвигались разведывательные силы из тяжелых крейсеров и эсминцев, готовых предупредить свой флот о появлении флота противника и вступить в соприкосновение с ним или с его авангардом. В случае контакта с противником требовалось выслать вперед силы прикрытия, которые бы, вступив в соприкосновение с врагом, позволили развернуть основные корабли в боевой порядок. Вспомогательные суда перебрасывались в сторону, наиболее удаленную от противника, и плотно окружались противолодочной охраной. Эсминцы линейных сил располагались вплотную к линкорам — между ними и противником. Авианосцы также отводились назад.

Но сложные эволюции кораблей, в особенности в составе эскадры, требуют сплаванности и мастерства экипажей и командиров. А с этим в американском флоте было плохо. Только за период с 1 января по 7 декабря 1941 г. в результате навигационных ошибок, неумелого управления и несогласованности действий кораблей и береговой обороны произошло 13 катастроф и инцидентов. Повреждения получили 22 корабля, из которых 2 затонули. В этом прискорбном списке фигурировали 3 линкора, 1 авианосец, 11 эсминцев и несколько других судов (2 иностранных)[616]. Неправда ли, многовато потерь для невоюющего флота?

Низкий уровень подготовки личного состава и офицерского корпуса отмечали еще в 1936 г. Делингер и Гери объясняли его нехваткой личного состава и его большой текучестью: «Корабли флота были укомплектованы в среднем только на 79%, а линкоры и крейсеры — всего на 77% штатной численности личного состава»[617]. Они видели серьезную опасность в подобном некомплекте, указывая, что держать на крупных кораблях менее 85% личного состава — опасно, они также говорили о необходимости более полного укомплектования малых и вспомогательных кораблей флота. Аналитики называли основной причиной подобного положения недостаток финансирования. В 1935 г. Конгресс выделил дополнительные средства, что позволило увеличить численность моряков и офицеров до 93 500 человек (до того 82 500 человек), что в определенной мере покрыло некомплект, но не решило проблему. Уже послевоенный исследователь и апологет американского флота С.Э. Морисон писал: «В некотором отношении подготовка личного состава флота была не на высоте. Личный состав, включавший 100 000 человек, к середине 1937 г. увеличился лишь на 10 000 в течение двух последующих лет»[618].

Низкий уровень подготовки матросов и мичманов объяснялся двумя причинами: текучкой и катастрофическим некомплектом. Даже строгие критерии отбора при поступлении на флот не спасали положения. При поступлении на флот 17—19-летний волонтер должен был пройти массу тестов. Оценивалось его физическое здоровье, умственные способности, моральные качества, учитывалось социальное происхождение и подвергались проверке сведения о прежней работе. Так, на 35 вербовочных пунктах в 1935 г. из 170 000 волонтеров было отобрано лишь 9 000 человек. Многие испытания были направлены на то, чтобы определить будущее место прохождения службы: «Например, специальные тесты определяют тех, кто лучше подходит для службы телефонистом, ночным впередсмотрящим, заряжающим орудия...»[619]

После поступления на флот волонтеры проходили непродолжительное обучение в четырех специальных военно-морских школах, располагавшихся в Ньюпорте, Норфолке, Грейт Лейке и Сан-Диего. Однако созданные в 20-хх гг. учебные заведения не могли удовлетворить потребности флота ни в качестве, ни в количестве выпускников. С 1939 г. началось лавинообразное увеличение личного состава флота.

Естественно, что при столь резвых темпах учебные заведения просто не поспевали, ведь только за 5 месяцев 1941 г. в действующий флот поступило 40 668 человек. То есть в четыре с половиной раза больше, чем во все службы ВМС в 1935 г. Короче, за два года личный состав увеличился вдвое. Неудивительно, что на корабли поступали совершенно необученные салаги. А теперь еще добавьте

тот факт, что большинство волонтеров на флот шло из сухопутных штатов (больше всего из Техаса), для них море было романтикой, которую они никогда не видели.

После введения президентом ограниченного военного положения в США 8 сентября 1939 г., в военно-морские силы стали призывать лиц, уволенных из флота, и практически полностью военно-морской резерв (примерно 100 000 человек). Если первая категория имела все необходимые навыки, которые необходимо было лишь освежить, то вторая — была пополнением крайне сомнительного качества. Члены резерва во флоте не служили и лишь изредка проходили тренировки во время летних больших маневров на кораблях — чаще в качестве туристов, но, к несчастью, они сразу зачислялись в экипажи. Подытоживая, можно сказать лишь одно — офицерам приходилось учить экипажи «на ходу», уже на кораблях и во время боевых действий. Суровая и очень дорогая школа.

Здесь мы упираемся еще в одну проблему: качество и подготовка офицерского корпуса. Самое интересное, что здесь мы наблюдаем картину, очень схожую с проблемой личного состава. В мирное время на кораблях служили строевые офицеры, как правило, выпускники Военно-морской академии в Аннаполисе. Однако незадолго до войны стало очевидно, что академия не сможет справиться с потребностью флота, поэтому были учреждены тренировочные курсы офицеров военно-морского резерва (РОТК)[620]. Данные курсы представляли собой некоторое подобие отечественных военных кафедр при ВУЗах и создавались при колледжах по всем стране. Студенты проходили практику на кораблях во время учений и по окончании ВУЗа зачислялись в военно-морской резерв. Однако качество их подготовки было неудовлетворительным, а количество недостаточное. Самое интересное, что некоторые из офицеров, окончивших РОТК, получали под свое командование сразу боевые корабли вплоть до эсминцев. Еще более парадоксальным выглядит то, что экипажи подобных кораблей также комплектовались полностью резервистами. Как ни странно, эсминцы со столь посредственными экипажами иногда действовали крайне грамотно и эффективно[621].

Интересной чертой американского флота была довольно сложная и неповоротливая система производства в новые чины. Реальная морская карьера мичман-адмирала была скорее делом случая или, что чаще, связей, нежели усердия и службы. Стать гардемарином Морской академии человек мог лишь при наличии направления из Конгресса или от президента. Только 100 человек в год зачислялись на основании общих экзаменов. Думается, что именно эти последние и оставались в лейтенантских погонах до седин. Отсев из академии составлял до 40% гардемаринов с курса. Перед выпуском составлялся определенный кондуит, определявший «старшинство» выпускников в соответствии с оценками. Это «старшинство» сохранялось за ними на все время службы. То есть хорошо учившийся «зубрила» всегда занимал должность и имел чин выше, нежели талантливый, но не такой успешный в истории или философии флотоводец. Правда, эта архаичная и порочная система действовала не всюду. К 1941 г. в военно-морском министерстве поняли, что данная система является атавизмом, и применяли ее только вплоть до чини капитан-лейтенанта[622]. Далее действовала система назначения по «отбору», то есть командиры решали, кого и когда произвести в новый чин. Характерно, что отобранный кандидат мог легко перескочить несколько ступенек — в особенности если этого требовало назначение на новую должность или его протежировал крупный чиновник администрации.