Часовщик - Родриго Кортес

Этот доминиканец неоднократно обвинялся в ереси, и лишь принадлежность к одному из самых сильных Орденов Церкви всякий раз отводила от него тяжелую руку Инквизиции. Однако едва Кампанелла вздумал сыграть в государственный переворот, все кончилось — быстро и навсегда.

Томазо усмехнулся и ощупал рубец на груди. Он лично арестовал яростно оборонявшегося «пса господня» в Неаполе и лично, истекая кровью, доставил Кампанеллу в тюрьму. Но, следует признать, широкие взгляды мятежника произвели на совсем еще юного Хирона впечатление.

С тех пор утекло много воды, и Томазо побывал и в Индии, и в Африке, и даже в Китае. И только Кампанелла — все двадцать шесть лет — так и сидел в каменном мешке и, как следовало из агентурных донесений, был готов обслужить кого угодно, лишь бы выйти.

«Должен суметь…»

Томазо вздохнул, положил слева тетрадку с записями часовщика, а перед собой чистый лист и начал с главного.

«Хочешь на свободу, брат? Тогда принимай заказ. Если Папе понравится, выйдешь. Мелкими указаниями не стесняю. Главное, прочувствуй суть и перепиши нормальным человеческим языком. Лично я такой практичной метафизики еще не встречал».

Томазо улыбнулся. Проект всемирной «юдерии» для всех, кто пока с трудом поддавался одомашниванию, — арабов, эфиопов, московитов — был не просто хорош; он давал идее Вселенской Церкви главное — практически осуществимую форму.

Бруно заглядывал в каждый дом и каждую синагогу близлежащих юдерий. Тому, кого постоянно видели в свите самого сеньора Томазо, евреи ни в чем отказать не смели.

— Мы не нарушаем указов Короны, — заглядывали ему в глаза раввины. — Вот, убедитесь: ни одной рукописной книги, ни одной Библии…

Бруно и сам это видел. Чтобы спасти общины от погромов, раввины безропотно сдали Инквизиции все древние манускрипты и все оригинальные тексты Ветхого Завета. Теперь выиграть в диспуте с теософом Церкви не сумел бы даже самый умный раввин.

— И все запреты на одежду мы соблюдаем, — клялись раввины.

И это было правдой. Дабы не возбуждать легионеров, евреи сняли со своих жен все украшения — сами. И все-таки что-то шло не так.

Разгадка созрела сама, постепенно, когда Бруно нашел среди затребованных им документов весьма любопытные бумаги. Некие Ха-Кохены — Исаак и Иосиф, — полные тезки двух почти забытых им людей, вместо того чтобы думать только о куске хлеба, начали организовывать в юдериях школы.

Понимая, что обнищавшие родители не смогут содержать учителей, Ха-Кохены создали фонд и дотошно вычислили, кто и сколько должен вносить, чтобы дети учились. Они ввели поборы на свадьбы и на обрезание, на каждую голову козы или барана, обложили высоким налогом продукты богатых — мясо и вино. Они учитывали даже то изношенное платье, которое остается после умершего! Но школы продолжали содержать.

Бруно зашел в одну из таких школ и был потрясен. Бледные, явно голодающие учителя страстно вдалбливали в головы таких же бледных, в штопаной одежде, засыпающих от недоедания детей основы «Алгебры»!

— А почему так мало учеников? — уже уходя, поинтересовался Бруно.

В классах заполнивших всю страну колледжей Ордена воспитанников было вдвое больше.

— А как же иначе, сеньор? — виновато улыбнулся учитель. — Я ведь должен добиться понимания предмета.

Несмотря на явную нищету, евреи категорически запретили давать одному учителю более двадцати пяти детей. Иначе, считали они, ухудшения образования не избежать.

И вот тогда Бруно понял все. Шестеренки отказывались быть шестеренками, а то, что произошло с ними в пожарах библиотек и пытках водой, столь почитаемых Трибуналом, более всего походило на закалку деталей курантов. Инквизиторы, сами не понимая, что делают, намертво закрепили в иноверцах их брезгливое нежелание иметь хоть что-нибудь общее с машиной Церкви. Теперь иноверцев было проще отправить в плавильные печи, нежели переточить под нужный размер.

Сначала Амир отрывался от кинувшихся вдогонку солдат, затем полдня объезжал окрестные сопки, не в силах решить, в какую сторону Африки отправиться, и все-таки вернулся назад — по своим же следам. От всей колонны беженцев осталась едва ли треть живыми и еще треть — мертвыми. Для них родичи и копали могилы — ножами, кружками, чем придется.

— Что это? — не понял Амир, когда увидел вывернутые на дорогу кишки. — Зачем?

— Золото искали, — мрачно отозвался какой-то старик. — Кто-то им сказал, что мы золото через таможню в животах провезли. А всех девчонок с собой забрали.

Амир спешился и принялся долбить наконечником отнятого копья плотную сухую землю: всех мусульман следовало предать земле до заката.

— Надо было нам к султану Османскому плыть, — прокряхтел старик. — Говорят, он всех принимает, даже греков и евреев.

Очередной Совет Ордена готовили уже несколько месяцев, и когда Томазо прибыл, там были все. И Генерал выглядел бледно.

— Мы потеряли не так много мастеров, — угнетенно отчитывался казначей.

Однако все знали, что побежали самые лучшие.

— И все они перебежали к нашим врагам, — насмешливо вставил брат Хорхе. — В Англию да Голландию.

Томазо стиснул челюсти. Он уже видел, что начинается главное — сведение счетов.

— Не торопись, Хорхе, — проронил Генерал, — ты еще успеешь высказаться.

— Я — член Совета, — с вызовом задрал благородный подбородок брат Хорхе, — я имею право слова, и я делаю свою работу. В то время как некоторые… даже с евреями управиться не сумели!

— Что ты хочешь этим сказать? — опешил Томазо. — Да мы с них взяли столько, сколько все наши плантации за несколько лет принесли!

— Ты не сумел их сломать, Томазо, — придвинулся Хорхе и швырнул через стол стопку бумаг: — На! Почитай!

Томазо прищурился, не отводя взгляда от Хорхе, взял бумаги и глянул на первую страницу. Это был донос. Некто неназванный кропотливо анализировал все допущенные с евреями промахи, и особенно то, что творилось в юдериях.

— Читай, читай, — подбодрил его Хорхе, — мы сейчас обсуждать это будем.

Томазо глянул на Генерала, и тот преувеличенно спокойно кивнул.

— Читай, Томас. Лучше знать, чем не знать.

Томазо пробежал глазами главные обвинения анонима, перевернул страницу и с облегчением выдохнул. Далее шли выдержки из разработанных евреями правил, а с ними он ознакомился намного раньше, чем Хорхе.

Для начала, выразив полную покорность Короне, раввины напоминали, что мироздание держится на правосудии, правде и согласии, и в первых же строках назначали огромный штраф тому, кто начнет вносить раздор среди своих. Да, это было плохо, но абсолютно ожидаемо.