Девочка с луны (ЛП) - Гудкайнд Терри

— Все что я могу, Джек, это посмотреть, нет ли...

— Похоже, ты не понял, Ангус. Я не прошу тебя, я требую. Твоя задница и задницы людей поважнее тебя сейчас находятся у меня под прицелом, и я вот-вот спущу курок. В этих агентствах работает немало храбрых и недооцененных героев. Ты тоже был одним из них. Но теперь там еще и множество мудаков, которые взяли курс на политику. Этим гнилым яблокам в общей корзине плевать на интересы страны, для них важна лишь собственная политическая карьера. Если я спущу курок, большинство этих агентств будут уничтожены. Включая твое. Возможно, уже пора это сделать...

— Ладно, Джек, успокойся, полегче. Нет причин так кипятиться. Я посмотрю, что могу сделать.

— Ты не «посмотришь», Ангус, а на изнанку вывернешься, но сделаешь, и точка. Хватит игр. Анжелу Константайн должны освободить и снять с нее все обвинения. Ей должны дать статус неприкосновенности и лицензию на ношение любого оружия, включая чертов гранатомет, если она того пожелает. Чтобы никто не мог задержать ее за ношение оружия. И все — абсолютно все — оставляют ее в покое. Один неверный шаг, Ангус, и для тебя и множества людей все конечно. Все ясно?

— Да, хорошо, я понял. Дай мне поработать над этим. Но, Джек, это были не мои люди. Не я организатор этого шоу. Нужно покопаться; найти того, кто за всем этим стоит; узнать, какую игру он ведет. Мне придется использовать свое служебное положение, где смогу, а где не смогу — применить угрозы, чтобы заставить всех причастных зашевелиться.

Джек заговорил более тихим и спокойным тоном:

— Ладно, Ангус. Работай. А я буду сидеть здесь и следить за зданием. Если один из снайперов нажмет на курок, если кто-то хоть пальцем тронет моего человека, если они попытаются увезти ее или ты не выполнишь хоть что-то из моих требований, — в кратчайшие, чтоб тебя, сроки, — ты пойдешь на дно вместе со своим агентством, а множество других людей и агентств обнаружат себя в диком неконтролируемом пламени. Я восстал из мертвых, чтобы спасти Анжелу Константайн. Это должно говорить тебе достаточно о серьезности моих намерений. Прежде я никогда не угрожал тебе, Ангус, но сегодня я это делаю. Думаю, ты понял, что я не блефую.

—Джек, если я хоть что-то о тебе знаю, то ты не блефуешь. Но, пожалуйста, мне понадобится какое-то время, чтобы все разрулить.

— У тебя высветился мой номер?

— Да.

— Тогда принимайся за работу и набери меня, как все сделаешь. Я никуда не уеду, пока проблема не решится. Ангус, чем дольше я тут торчу, тем больше зудит мой палец на спусковом крючке. — Не дожидаясь ответа, он повесил трубку.

Пока Джек сидел в машине, наблюдая за зданием федералов, он кипел от негодования при мысли о том, через что пришлось пройти Анжеле. Была суббота, поэтому никто не заходил к федералам, но другие офисы были открыты. Люди приходили и уходили весь день. Снайперы на крыше исчезли вскоре после того, как Джек закончил разговор с Ангусом.

Но Анжела все не появлялась. Он знал, какой жути могли нагнать на допросе эти люди. Он не удержался от улыбки — вряд ли их методы могли сравниться с теми, что использовала Анжела.

Ангус звонил каждые несколько часов, чтобы заверить Джека, что работа продвигается. Постепенно, с каждым звонком, мужчина все теплее относился к Джеку и в итоге осознал, что и сам хочет быть на стороне Джека — на правильной стороне. Ангус словно понемногу вспоминал себя прежнего и причины, по которым он выбрал свою работу.

Политика была настоящей чумой для таких преданных делу агентов, как Ангус, но ему приходилось в нее играть. Со временем игра изменила его. То, что происходило с Анжелой по политическим причинам, было неправильно и не имело ничего общего с национальной безопасностью. В течение дня Ангус все больше раздражался. Джек полагал, что одной из причин было встреченное Ангусом сопротивление, а он этого не любил. Он привык, что на его звонки отвечают, а приказания — исполняют.

Ближе к вечеру Ангус снова позвонил:

— Я все еще работаю над этим, Джек. Не дергайся. Клянусь, я все исправлю. Здесь я на твоей стороне.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А я на стороне Анжелы. И хочу, чтобы все закончилось.

— Знаю, знаю. Пойми, все куда сложнее, чем можешь представить. Я имею дело с кучей горячих голов, которые уверены, что казнь девушки как предателя даст толчок их карьере. Они все еще допрашивают ее. Они намерены добиться быстрого признания и наказания.

— Она невиновна. Чего им удалось от нее добиться?

— Честно? Они все еще пытаются заставить ее подписать признание. Ей не дают ни пить, ни спать. Пока что они вытянули из нее только одно слово.

— И какое же?

— Единственное, что она им сказала, — единственное, — это «отъебитесь». Она крепкий орешек.

Джек не смог удержаться от улыбки.

— Знаю. Вытащи ее оттуда, Ангус.

— Перезвоню, как только разрублю этот гордиев узел и все, кто надо, окажутся у моих ног.

Положив трубку, Джек потер глаза и откинулся на спинку, скрестив на груди руки. Он был уставшим, обеспокоенным, злым и расстроенным. Но он понимал, что ему остается только положиться на инстинкт самосохранения Ангуса.

Поздним вечером позвонила Двора и сказала, что между агентствами возникли напряженные отношения. Что бы там ни происходило, это было нечто серьезное.

— Они хотят найти козла отпущения, — сказал он. — А теперь, уже накинув жертве петлю на шею, они совсем не желают ее отпускать.

— Дай мне знать, как только все разрешится.

Джек пообещал и снова принялся ожидать.

После полуночи раздался звонок. Мужчина тут же ответил.

Глава 57

Агент Ламли уперся костяшками пальцев в дальний край стола и наклонился вперед, приблизив свое лицо к Анжеле. Девушка была прикована наручниками к стулу, на котором сидела, так что ничего не могла с этим поделать.

— С меня хватит, Константайн.

Анжела молчала.

Он ударил ее так сильно, что она всерьез забеспокоилась за свои зубы.

— Ты ничтожное человеческое отродье.

Девушка вытерла кровь, капающую из уголка рта на плечо.

Ламли выпрямился и сделал большой глоток воды из полупустой бутылки. Он со стуком поставил бутылку на стол перед ней.

— Хочешь пить?

Анжела уставилась в пустоту и не ответила. Ее запястья были скованы наручниками за спиной, так что она не смогла бы взять бутылку, даже если бы он позволил.

Жажда мучила настолько сильно, что Анжела больше ни о чем не могла думать. Язык был будто из мастики, но она старалась отбросить эти мысли. Когда она лежала в больнице, какое-то время не разрешали пить, но давали кусочки льда. Лед бы сейчас не помешал.

Она смертельно устала, но постоянная кипящая злость не давала отключиться. К тому же, на нее безостановочно кричали, прося и требуя признаться в принадлежности к террористической группировке. Агенты размахивали перед ней чистосердечным признанием, обещая, что если она его подпишет, то ей дадут воды, а также позволят лечь в кровать и поспать.

Анжела не верила, что здесь была какая-то кровать. Она часто бывала в зданиях федералов, доставляя и забирая посылки для юристов. Она была в большинстве кабинетов или проходила мимо, заглядывая в открытые двери. Эти люди держали ее в подвале, где она прежде не бывала. Помещение напоминало подсобку. Стены и бетонный пол были выкрашены в серый цвет. Возле стены за ее спиной были сложены складные стулья и столы. Освещали помещение две гудящие люминесцентные лампы.

Они разложили один из столов и посадили ее за него. Ее руки были скованы за спиной, а ноги пристегнуты браслетами к стулу. Агенты Годдард, Ольгадо и Ламли обычно находились по другую сторону длинного стола. Хотя порой один из них заходил ей за спину и хватал за волосы, запрокидывая голову, чтобы она смотрела в лицо тому, кто безостановочно на нее орал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Все они давно сняли пиджаки и галстуки и расстегнули воротники белых рубашек. У всех были пистолеты, но на поясах не было значков. Они не говорили, на какое агентство работают, а она и не спрашивала, потому что для Анжелы все агенты были одинаковыми. Она всегда знала, что лучше избегать любых представителей власти — например, полицейских, — но избежать встречи с этими людьми у нее не было возможности.