Агентство «Томпсон и К°» - Жюль Верн

Энергия капитана сообщилась людям. Они решили вооружиться терпением. Но как плачевно выглядели туристы, начавшие некогда путешествие в прекрасной форме!

Один лишь Бейкер испытывал глубокое удовлетворение, наблюдая, как поездка, организованная «Агентством Томпсон», все больше погрязает в трудностях. Дойти до того, что заставить людей голодать! Ничего себе! Если бы кто-нибудь из пассажиров умер с голода, он оказался бы наверху блаженства. Но даже если дело до этого не дойдет, он убежден, что противник повержен окончательно. Помогая себе резкими жестами отчеканивать немые монологи, он уже вычеркивал имя Томпсона из списка английских агентств путешествий.

Что же касается риска, которому подвергался лично он,— это его, похоже, не волновало. Может быть, этот желчный, мстительный англичанин знал средство от голода?

День семнадцатого числа провели в голодном режиме. И это оказалось не так уж страшно. Но пустой желудок вызывает неуверенность в завтрашнем дне.

Следующий день начался в напряженном молчании. Люди хмурились и сторонились друг друга. Все с надеждой посматривали на юг, где так и не было видно земли.

За ужином съели последние куски хлеба. Если в самое ближайшее время земля не появится, положение станет просто критическим.

За весь день был только один, весьма сомнительный, повод для веселья. Объектом этого несколько жестокого развлечения был мистер Блокхед.

Несчастному бакалейщику решительно не везло. В то время как вот-вот должны иссякнуть последние съестные припасы, он не мог пользоваться даже тем, что пока еще давали. Флюс его все больше раздувался с каждым днем и принял поистине феноменальные размеры.

Блокхед так настрадался, что больше не мог терпеть. Он отправился к Томпсону и потребовал облегчить его муки. В конце концов, на борту должен быть врач!

Томпсон со вздохом посмотрел на нового нарушителя покоя. Теперь и этот! Опять судьба приготовила ему подножку!

Но страдания Блокхеда были столь очевидными, что Томпсону захотелось ему помочь. В самом деле, чтобы вырвать зуб, необязательно быть дантистом. С этим может справиться тот, кто умеет орудовать щипцами или на худой конец клещами. Разве не было на борту людей, хорошо знакомых с этими инструментами? И Томпсон, по доброте душевной, привел больного на пост, где механики изнывали от безделья. Один из них согласился сделать требуемую операцию. Это был крупный рыжий детина геркулесова сложения с красным лицом. Силач, конечно, мигом справится с задачей. Но одно дело — гайка, а другое — зуб. И самодеятельный лекарь в этом убедился. Вооружившись огромными кузнечными клещами, он трижды принимался за дело. Пациент, сидящий на палубе на солнцепеке, каждый раз оглушительно взвывал, в то время как его крепко держали два развеселившихся матроса.

Гримасы и вопли почтенного бакалейщика в других обстоятельствах непременно вызвали бы смех у его не слишком милосердных спутников. Так уж устроен человек. Чувство юмора у него опережает сострадание. Смех раздается раньше, чем пробуждается сочувствие. Но в данной ситуации, хотя мистер Блокхед и выглядел в высшей степени нелепо, лишь немногие улыбались, глядя, как он, избавившись наконец от зуба, бежал в свою каюту, держась за щеку обеими руками.

Неистребимую потребность восхищаться происходящим не смогли убить и эти мучения. Его оперировал механик, при помощи кузнечных клещей, на борту потерявшего управление судна — вот что было поистине не банально! И теперь, когда событие свершилось, мистер Блокхед гордился тем, что оказался его героем. Он нашел в себе силы попросить свой зуб. Позднее зуб станет сувениром, напоминающим об этом необыкновенном путешествии. Ему тотчас же вручили великолепный коренной зуб. Блокхед рассмотрел его с удовольствием и положил в карман.

— Он сохранит зуб как аргумент против компании,— с любезным видом сказал Бейкер администратору.

Наконец-то Блокхед мог поесть! Но на борту «Симью» уже не осталось никакой еды.

Вечером того памятного дня, знаменательного полным очищением камбуза, порывшись во всех углах, удалось раздобыть кое-какие остатки съестных припасов. Эти крохи дали возможность немного продержаться, но теперь уже в последний раз. И если в скором времени не покажется земля, ничто не спасет пассажиров и экипаж от голода.

С какой надеждой всматривались все в южный горизонт!

Но тщетно. Взгляд не замечал там ничего похожего на сушу.

Однако острова Зеленого Мыса должны находиться где-то недалеко. Капитан не мог ошибиться. Они, видно, просто опаздывают и, возможно, прибудут ночью.

Судьба же решила иначе. Беда никогда не приходит одна. С заходом солнца бриз стал ослабевать с часу на час. В полночь наступил полный штиль[131]. Лишенный управления корабль могло двигать только слабое течение.

В районе пассатов направление ветра меняется редко. Но «Симью» приблизился к месту, где бриз дует не постоянно. По правде говоря, корабль еще не достиг этого района, но близость континента изменяла режим пассатов. Немного юго-восточнее архипелага пассаты совсем прекращаются, тогда как на той же широте в открытом океане дуют постоянно. Там, где находился «Симью», пассаты регулярны только с октября до мая. В декабре и в январе преобладают сухие восточные ветры. В июне, июле и августе устанавливается сезон дождей, и можно считать удачей, что палуба парохода оставалась пока сухой.

При этом новом испытании Томпсон чуть не начал рвать на себе волосы. Реакцию капитана Пипа понять было невозможно. Однако его насупленные брови свидетельствовали, что погодой он недоволен.

Беспокойство капитана, хотя он его и прятал, было для всех очевидно. Ночью Пип находился на палубе. Каким образом надеялся он достичь земли на лишенном управления корабле?

Пока же горизонт оставался пустынным, без единого островка или скалы.

День прошел в напряжении. С утра все стали чувствовать голод. Если слабые и тщедушные переносили вынужденный пост легче, то сильные и крепкие испытывали настоящие мучения. Особенно страдал Пипербум. Он с явным сожалением реагировал на молчание судового колокола и отсутствие каких бы то ни было приготовлений к еде. И когда не услышал сигнала ни к завтраку, ни к обеду, то потерял терпение. Он подошел к Томпсону и, энергично жестикулируя, дал ему понять, что умирает с голоду. Томпсон тоже жестами показал, что ничего не может сделать, и голландец впал в глубокое отчаяние.

Джонсон оказался счастливее всех. Алкоголя на корабле хватало, и для него это с лихвой возмещало отсутствие еды. Отупение, в котором он постоянно пребывал, лишало его всякого чувства страха.