Князь оборотней - Илона Волынская

— Из золота с медью, — рассеянно отозвался Хадамаха и еще раз оглянулся на покинутый лес. Лес зеленел. Радостно, торжествующе, выбрасывая пучками ярко-зеленые иглы на ветках сосен и покрывая землю островками мха. Хотелось вернуться обратно, пусть даже там уже нет Калтащ, завалиться на пушистый мох и мечтать, бездумно глядя в нависающий полог ветвей и вдыхая полной грудью воздух, сладкий и ломкий, как лед с черникой.

Праздник бушевал. Хакмар палил в мишень вместе с тиграми — лук не был его настоящим оружием, и промахивался он так же часто, как и попадал. Каждый промах сопровождался ехидным хихиканьем тигриц, Хакмар озверел не хуже любого медведя, выхватил из перекрестных ножен на груди отобранные у Тэму длинные ножи и принялся метать их в мишень, очерчивая на туго натянутой шкуре силуэт косатки. Тэму бросили дуться за отобранные ножи, зато уволокли Хакмара на площадку для соревнований, требуя немедленного возмещения за позорное поражение в стойбище. Судя по свисту Хакмарова меча, азартным крикам и хохоту толпящихся у площадки тигров и медведей, с возмещением не вышло — Тэму полной ложкой кушали новое позорище. Осмелевшие девчонки насели на Донгара, требуя, чтобы черный шаман шел с ними в хоровод. Донгар отбивался, словно его свежевать собрались, наконец яростно плюнул, вытащил из вещевого мешка странный инструмент — небольшой, похожий на птицу с вытянутой шеей и натянутыми вдоль этой шеи и живота струнами. Подсел к музыкантам… мелодия, ломкая и нежная, похожая на капель, шепот ветра, рокот пробуждающейся реки, поплыла над вырубкой. Музыканты смущенно остановились, вслушиваясь. Дувший в перышко крылатый после недолгой паузы засвистел снова, подхватывая и оттеняя мелодию струн. Потом и барабанщик тихо и мягко отстучал ритм на полом бревне, наполняя мелодию объемом. Девчонки не отрывали глаз от тонких, точно от постоянного истощения, пальцев Донгара, бережно перебирающего струны, норовя бесшумно, чтобы не прервать мелодии, подползти к ногам шамана.

Тигрице Тасхе сейчас лучше быть здесь, а то ведь уведут шамана! И неизвестной Нямке тоже явиться бы не помешало, авось вдвоем отобьются.

— Он ей написал. Нямке, — возникая за плечом, шепнул даже не запыхавшийся после схватки с Тэму Хакмар. — Аякчан письмо отсылала, я видел.

Хадамаха досадливо хмыкнул:

— Не, так быстро Нямка сюда не успеет, придется самим шамана выручать! — И решительно направился к музыкантам.

Мелодия взвилась высоким дрожащим звуком, вырвавшим дружное «ах!» у девчонок, — и стихла. Прежде чем Хадамаха успел добраться до Донгара, рядом возникла другая фигура… Сутулая спина, заметная лысина, пробивающаяся сквозь поредевшие темные волосы, и такое же худое скуластое лицо с вечно впалыми щеками, как у Донгара. Достопочтенный жрец Губ-Кин-тойон чуть покачивался, видно, посиделки с отцом, Сероперым и бочонком араки не прошли даром. С трудом свел глаза на Донгаре и слегка заплетающимся языком выдал:

— Ну хоть что-то, оказывается, вы умеете делать полезное! Не понимаю только, зачем вы колотите в свой примитивный бубен, если вы такой прекрасный музыкант! — похлопал Донгара по плечу и, пошатываясь, убрел прочь.

Хадамаха стремительно проскочил мимо подбирающихся к Донгару девчонок:

— В одном он прав: играешь и правда здорово!

— Все шаманы играют, — откликнулся Донгар, перебирая струны. — Я вот — на «соплюхе». — Он заметил удивление Хадамахи и чуть усмехнулся, поглаживая свой диковинный инструмент. — Это — тор-сопль-юх, «соплюха». Меня с детства в нашем селении сопливым-слюнявым дразнили, вот я от злости и выучился. Только никогда раньше на людях не играл. Даже для мамы с братом. — Поднял голову и тоскливо посмотрел вслед жрецу.

Хадамаха кивнул: теперь его слышал отец. Даже не знающий, что отец. И заслуживает ли такой отец — слышать?

— Еще поиграешь? — неловко спросил он.

— Поиграю — это поможет, — кивнул Донгар. — Ты иди встречай Канду, нечего такой гнуси без присмотра по тайге шататься.

Хадамаха тоже кивнул — черный шаман ничего не делает без смысла, даже на «соплюхе» не играет.

— Лишь бы он не догадался, что ты живой…

— Не догадается. Я сделал кой-чего… Другой бы, может, и догадался, а Канда… — Донгар замотал головой, так что коса заскакала по плечам.

Хадамахе очень хотелось его расспросить, но он промолчал. Не дело в шаманские тайны медведем лезть — захочет, сам расскажет. Отступил на шаг, другой… и нырнул в подлесок, точно растворившись в сплетении ветвей.

Люди шли по тайге, как по Центральному ледяному бульвару, точно так же оскальзываясь, спотыкаясь и переговариваясь на ходу. Позвякивало оружие, скрипели доспехи стражников из пропитанной рыбьим клеем кожи. Человеческих охотников, что в прошлые Дни часто захаживали в стойбища Мапа, среди них не было. Не пошли с давних приятелей шкуры снимать. Но и не предупредили. А может, хотели, да не смогли — Канда мужик обстоятельный, уж коли решил кого до последней шкуры ободрать, помех не допустит.

— Доченька, ты только скажи, хвостатые твои точно все померли? — проныл за завесой ветвей смутно знакомый жалобный голос. — А то я их живых боюсь!

Умгум, старый знакомый, дедок с ковриком! Хадамаха раздвинул ветви, глядя на тропу. Дедок, уже без коврика, семенил рядом с Тасхой и старался заглянуть в глаза тигрице.

— Меня не боишься, дедушка? — по-кошачьи наклоняя голову к плечу, мурлыкнула Тасха.

— Не боится! — рядом с ней возник еще один старый знакомец — стражник Хуту. — Нашей маленькой домашней тигришке не других пугать, самой бы шкурку полосатую уберечь, чтобы на воротник не ободрали. — Он по-хозяйски облапил Тасху за плечи.

— Пусти! — тигрица вывернулась из-под руки наглого стражника. — Повторяю для непонятливых: родичи погибли в бою с крылатыми, совсем немного осталось, все больше тигрята. Биату велел передать, что стравил старого Эгулэ с его сынком Хадамахой. В племени свара, навряд ли хоть кто уцелеет!

— Никто не уцелеет! — облаченный в роскошный птичий плащ Канда появился рядом, точно из воздуха возник. — Как ученичка моего, Донгу, эта вот Амба с братом прибили, так и пошло крошилово! — И он захохотал, так что перья на его плаще запрыгали, точно Канда собирался взлететь.

— Может, врет она еще! — мрачно косясь на Тасху, буркнул Хуту. — Цену себе набивает, кошка полосатая!

— Не-е-ет! Не врет! — протянул Канда — губы его перекосила жуткая ухмылка, а один глаз безумно выпучился. — Знаешь, откуда знаю? — придвигаясь к Хуту, жутким шепотом спросил он. — Мне духи сказали!

— Ну да… — даже Хуту попятился под безумным взглядом белого шамана. — Ты шаман… вот они и сказали…

— То все молчали, молчали… — не обращая на его слова внимания, забормотал Канда. — И вдруг — заговорили! Значит, помер Донгу, как есть — помер!

— А… при чем тут Донгу? — еще больше растерялся Хуту.

— Не твое дело! — не хуже медведя рыкнул на него Канда и снова забормотал себе под нос: — Раз духи заговорили, нету Донгу. Кто ж чужих духов за просто так отпустит? Донгу нету, небось и остальные померли! Никого там нету!

Идущая рядом с ним Эльга тихо заплакала.

— Не реви! — прикрикнул шаман на дочь. — Не то обратно в стойбище отправлю. Вот не хотел же брать, навязалась на мою голову.

— Я должна знать! Вдруг господин южный мастер остался жив! — уронила слезу прекрасная госпожа Эльга и звучно шмыгнула выразительно-красным носом. — Он мог отбиться от страшных зверств этих зверей!

— Проверяй, проверяй… — буркнул Канда и двинулся вдоль людской цепочки. — Если и впрямь отбился — подстрелишь его! — поравнявшись с Хуту, шепнул Канда. — Не знаю, что горцам в наших местах занадобилось, но уж мне-то их человек здесь точно без надобности!

— Может, захватить? — шепотом откликнулся Хуту, сжимая пальцы в кулак, будто намеревался поймать Хакмара, как муху. — Да и поспрашивать… как следует… — он многозначительно коснулся оголовья ножа. — Все расскажет насчет их горских интересов!

— Захватит он… — Канда окинул Хуту презрительным взглядом. — Южного мечника! Дай Эндури, чтобы ты его с верхушки елки из лука подстрелить смог! А то ведь заметит и настрогает тебя ломтиками — вместе с елкой и луком твоим чурбанским!

— Я ж не говорю — драться с ним, — насупился Хуту. — Связать, как уснет.

— Так он тебе и уснет, чтобы ты его вязал!

— Мне — нет, а кому другому… — И Хуту покосился в сторону шаманской дочки.

Канда выразительно хмыкнул:

— Может, не такой ты и чурбан, каким на первый взгляд кажешься. Ладно, поглядим.

Хуту в ответ лишь усмехнулся и огладил нож.

Хадамаху передернуло. Не забыть рассказать кузнецу о планах стражничка. Пусть Хакмар этот ножик ему в такое место засунет… где никак ножа обнаружить не ожидаешь! Хадамаха неслышно скользил вдоль тропы — даже перекидываться надобности не было, топот множества ног начисто глушил легчайший шорох его одежды. Еще и Канда разорался: