БУКОЛИКИ. ГЕОРГИКИ. ЭНЕИДА - Публий Марон

269 Не дали боги и мне в Каледон возвратиться прекрасный,

270 Отчих пенатов алтарь и жену желанную видеть.

Даже и ныне меня виденья страшные мучат:

Спутников вижу моих,941 как они на крыльях взлетают,

В птиц – о, страшная казнь! – превратившись, как над рекою

Вьются и скалы вокруг оглашают жалобным криком.

275 Впрочем, иного и ждать с той поры не мог я, безумец,

Как дерзновенным копьем небожителей плоти коснулся,

Руку Венеры благой осквернил кровавою раной.

Нет, не вовлечь вам меня, не вовлечь в такие сраженья!

После того, как сожжен был Пергам, войны не веду я

280 С тевкрами: радости нет вспоминать и о прежних невзгодах.

Вижу, дары принесли вы мне из отчего края, —

Все дарданцев вождю отдайте! Острые копья

С ним я не раз преломил. Так поверьте опыту: грозен

Он, поднимает ли щит иль заносит летучую пику.

285 Если бы двое еще родилось на пашнях Идейских

Равных Энею мужей, то к стенам инахийским942 пошло бы

Племя Дардана войной, и оплакать судьбы перемену

Грекам пришлось бы. Коль мы под Троей медлили долго

И на десятый лишь год пришла к ахейцам победа,

290 То задержала ее Энея и Гектора сила:

Оба отвагой равны и оружьем – но благочестьем

Выше Эней. Пусть лучше рука сойдется с рукою,

Мир заключая, чем щит со щитом в поединке столкнется".

Слышал ты, славный наш царь, что ответил нам царь этолийцев,

295 Слышал сужденье его о войне великой и грозной".

Речь закончил посол, по устам авзонийцев тотчас же

Смутный ропот прошел; так в местах, где порог каменистый

Путь преграждает реки, стесненные быстрые струи

Ропщут, и рокоту волн отвечает обрывистый берег.

300 Только лишь смолкли уста и в сердцах утихло волненье,

Царь, к бессмертным воззвав, с престола высокого молвил:

"Как бы хотел я, чтоб мы о важнейшем деле решенье

Раньше успели принять! И совет полезнее было б

Нам собрать не тогда, когда враг стоит под стенами.

305 Против потомков богов мы ведем безысходную битву:

Непобедимы они и в сраженьях неутомимы,

Мы их не сломим вовек и сложить не заставим оружье.

Вы этолийцев призвать надеялись; замысел этот

Рухнул. Лишь на себя остается надежда, – но сами

310 Видите вы, как ничтожна она и в каком разрушенье

Все, что осталось у нас. Убедитесь воочию в этом!

Я не виню никого: все, что может высшая доблесть,

Сделано было, и сил не щадило в борьбе государство.

Ныне о том, к чему средь сомнений склоняется разум,

315 Вам я поведать хочу; так внемлите речи короткой.

Есть близ Этрусской реки у меня родовое владенье,

Что далеко на закат в пределы сиканцев простерлось.

Пашут рутулы там и аврунки лемехом острым

Склон каменистых холмов и пасут стада на стремнинах.

320 Весь этот край и хребет, одетый лесом сосновым,

Тевкрам уступим в залог грядущей дружбы и в царство

Наше их призовем, договор заключив справедливый.

Если уж так желают они – пусть город свой строят,

Если ж к пределам иным, к другим племенам пожелают

325 Тевкры отплыть и решат Авзонийскую землю покинуть,

Сколько они кораблей снарядить сумеют гребцами, —

Двадцать ли, больше ли, – все италийским оденем мы дубом.

Лес у берега есть. Пусть укажут нам вид и размеры

Всех кораблей, – мы дадим работников, медь и оснастку.

330 С тем, чтобы наши слова передать и добиться союза,

Пусть послами пойдут из числа знатнейших латинян

Сто человек, протянув оливы мирные ветви,

Золота в дар понесут и слоновой кости таланты,

Также и кресло и плащ – достоинства царского знаки.

335 Между собой совещайтесь теперь – и спасите отчизну!"

Тут поднимается Дранк, озлоблен, как всегда, ибо Турна

Слава язвила его стрекалом зависти тайной.

Был он богат и красно говорил, но пылок в сраженье

Не был; считался зато советчиком дельным и ловко

340 Сеял раздор. От матери Дранк унаследовал знатность,

Хоть и неведомым был рожден отцом. И сегодня

Так он сказал, громоздя обвиненья тяжкие в гневе:

"То, что советуешь ты, очевидно всем, и не нужны

Наши речи, о царь. Что сулит народу Фортуна, —

345 Спору нет, – понимает любой, да сказать не решится,

Если не даст говорить свободно и спесь не умерит

Тот, чье водительство нам, и кичливый нрав, и жестокость —

Все я скажу, хоть мне он мечом угрожает смертельным! —

Столько потерь принесли, по чьей вине закатилась

350 Многих знатных звезда и город в скорбь погрузился.

Он же, хоть небу грозит, лишь на бегство надеется в битвах.

К щедрым дарам, которые ты отправить дарданцам,

Царь наш добрый, хотел, однако прибавь порученье,

С тем чтобы волю твою насилье ничье не сломило:

355 Тевкрам вели передать, что дочь благородному зятю

Ты как отец отдаешь и навечно мир заключаешь.

Если же страх перед Турном сковал нам сердце и разум,

Будем его самого молить о милости слезно:

Пусть соизволит вернуть права царю и отчизне.

360 Ради чего бросаешь ты в бой на верную гибель

Стольких латинян, о Турн, наших бедствий исток и причина?

Нет спасенья в войне; у тебя мы требуем мира,

Мира залог уступи единственный и нерушимый!

Мнишь меня ты врагом, и без спора я в этом признаюсь, —

365 Первым, однако, к тебе прихожу с мольбой о пощаде:

Гордый свой дух усмири и уйди, побежденный. Довольно

Видели мы похорон и просторных полей разорили.

Если же слава влечет, и в груди великую силу

Чувствуешь ты, и невеста тебе и царство желанны,

370 Будь смелей и грудью ступай навстречу Энею.

Нет, для того, чтоб тебе царевна в жены досталась,

Мы, ничтожный народ, неоплаканный, непогребенный,

Гибнуть должны на полях. Но коль есть в тебе сила и в сердце

Предков отвага жива, то врагу, что тебя вызывает,

375 Сам в лицо погляди".

Эти упреки зажгли неистовой яростью Турна,

С тяжким стоном слова из груди у него излетели:

"Дранк, я знаю, всегда тороват ты на речи бываешь

В час, когда руки нужны для войны. Ты в собранье старейшин

380 Первым спешишь, но чертог наполнять словами не время,

Хоть разглагольствуешь ты, не зная меры, покуда

На стену враг не взошел и рвы не наполнились кровью.

Что же, речами бряцай, как привык ты, и в трусости Турна,

Дранк, обвиняй: ты ведь сам истребил огромные толпы

385 Тевкров своею рукой, и по всей равнине трофеи

Ты водрузил. Между тем испытать нам нетрудно, что может

Доблесть живая свершить; далеко искать не придется

Нам врагов: отовсюду они к стенам подступают.

Вместе навстречу пойдем! Почему же ты медлишь? Иль знаться

390 С Марсом лишь твой болтливый язык и резвые ноги

Будут всегда?

Я побежден? Неужели меня назовет побежденным

Тот, кто увидит, как Тибр берега наводнил, переполнен

Кровью троянских бойцов, как Эвандра дом погубил я,

395 Корень его истребив, как совлек с аркадцев доспехи?

Нет, разбитым меня не видали ни Битий, ни Пандар

В день, когда сотни мужей я отправил в Орк, победитель,

Запертый в стенах врага и от вас отрезанный валом.

«Нет спасенья в войне». Для вождя дарданцев, безумный,

400 И для себя береги прорицанья свои! Продолжай же,

Страхом смущая сердца, восхвалять побежденного дважды

Племени мощь и втаптывать в грязь оружье латинян.

Ныне дрожат, мол, вожди мирмидонцев пред силой фригийской,

Ныне испуган Тидид и Ахилл трепещет ларисский,

405 От Адриатики вспять текут и Авфида943 струи.

Дранк притворился хитро, что моей опасается мести,

Страхом своим клевету отягчая преступно. Не бойся!

Низкую душу твою я своей рукой не исторгну,

Пусть остается с тобой и в твоей груди обитает.

410 Ныне к твоим я, отец, перейду высоким сужденьям.

Если ты все потерял на оружье наши надежды,

Если покинуты мы, если враг, потеснив нас однажды,

Силы наши сломил и Фортуна не может вернуться, —

Будем мира просить, простирая праздные руки.

415 Но когда бы хоть след в нас остался доблести прежней!

Всех счастливей в трудах, всех выше духом отважным

Тот для меня, кто смерть предпочтет такому исходу

И, чтоб не видеть его, будет землю грызть, умирая.

Есть еще силы у нас, и немало воинов цело,

420 Есть в Италийской земле города, что помочь нам готовы,

Славу и тевкры в бою обильной кровью купили,

Много потерь и у них, одинаково буря косила

Обе рати. Так что ж мы бежим от порога с позором?

Что от страха дрожим до того, как трубы пропели?

425 Многое времени труд изменяет, многое может