День курсанта - Вячеслав Миронов

— Ставь отметку, что все сдал — тогда припаркуюсь. Иначе на этой улице вообще остановка и стоянка запрещена! — и поддал немного газа.

— На! — милиционер нарисовал напротив моей фамилии, что все сдал.

— Пожалуйста! Писайте!

Сам вышел из кабины и полез в кузов.

— Следующий!

— Пинькин! Давай рули!

— А куда милиционер делся?

— В туалет. Приспичило.

— Обоссался?

— Не знаю. Не спрашивал.

— Наверное, он посмотрел, что Пинькин следующий, вот и чтобы потом не выскакивать на ходу.

— Не знаю. Вернется — спроси.

Вот и курсант, и принимающий в кабине. Поехали.

Олег резко бросил сцепление, машина дернулась вперед, нас откинуло назад.

— Пенек! Убью!

— Не дрова же везешь!

И поехали! Олег «ловил» дорогу, дергая руль. Мы держались за борта кузова, чтобы не упасть, матеря Пинькина и всех его ближайших родственников.

Переезд через трамвайные пути… Пинькин тихо вползает на эти пути, и глохнет машина.

Все бы ничего, только трамвай показался. Трамвай начинает тревожно звенеть, мол, освободите дорогу!

Мы начинаем барабанить по кабине:

— Пенек!

— Сука!

— Убирай машину!

— Пора из кузова прыгать?

— Кто поближе — дайте по морде, чтобы проснулся.

Кто-то заглянул в кабину.

— Пиздец! Он под руль спрятался!

— Уебок!

— Заводи!

Милиционер уже сам, благо, что педали были дублированы, завел машину, врубил передачу, и машина прыгнула вперед. Мы попадали в кузове, но никто не обиделся. Трамвай пронесся мимо. Все вытирали пот. Кто пилоткой, кто рукавом.

— Пронесло.

— Не говори!

Пинькин вынырнул из-под руля и припарковался. Милиционер вышел из машины и пошел в кусты.

— Видать обосрался.

— Я тоже.

Следом за милиционером рвануло пол кузова курсантов. Полегчало…Заодно и покурить можно. Хоть и по-быстрому. В кузове-то нельзя.

Пинькин забрался в кузов. Где ему досталось как морально, так и физически от нас всех.

Остальные сдали. Милиционер, когда закончили сдавать, долго и внимательно смотрел на Пинькина. Ничего не говорил. Но под его недобрым взглядом Олег скукожился, усох. И так всем понятно, что именно он хотел сказать. Мы за него уже все рассказали, высказались.

Скоро отпуск, и у нас началась горячая пора. Нужно снова бежать на полигон. Для этого надо качественно подготовиться. Спиртное, продукты и много чего еще надо из полезных продуктов и вещей на полигоне.

В конце первого курса произойдет окончательный отбор. Кто останется в роте, а кто перейдет для дальнейшего обучения в сорок третью и сорок четвертую роту. Кто уже никогда не сможет стать радистом.

Никому не хотелось покидать роту. Коллектив. Год обучения. Сложились отношения. Там новый коллектив. Новые командиры, новые требования. И даже старшина-придурок, ротный — зверь, но уже все привычно, все знакомо, почти все родное.

И свободное время проводили в учебных классах, отрабатывая учебные задачи по радиосвязи. Передавая и принимая на скорость группы цифр и букв. Только бы поехать в отпуск и остаться в своей роте!

Казалось, что первыми на «вылет» были те, кто поступил из национальных республик. Но им тоже хотелось остаться, и они старались. И у них получалось, порой, гораздо лучше, чем у тех, кто просто ленился.

Казарма наша разрушалась на глазах. Система канализации почти не работала. Всех залетчиков посылали на работы по уборке фекальных вод на первый этаж. Однажды, когда командир сорок первой роты, распекал дневальных за то, что они плохо убрались, стоя в туалете, наш дневальный в очередной раз, прочищая забившуюся канализацию, слишком переусердствовал. И чугунная труба не выдержала и лопнула. Поток зловонной жижи рухнул в сорок первую роту, щедро обдавая всех, кто там был.

Двое суток ремонтировали, латали. Радченко приходил на место потопа. Давал распоряжения. Но однажды изрек:

— Все, эту казарму нужно закрывать. Или она завалиться сама. И люди погибнут.

Мы и сами все это видели. В подвале здания у рот были холодные каптерки, в которых хранился снегоуборочный инвентарь. Фундамент разрушался, выпадали целые кирпичи. Мы их ставили на место. Но всем было понятно, что не достоит казарма до конца нашего обучения. Разрушится. Вода хлюпала на полу в подвале, подмывая фундамент, проводка искрила, лампочки моргали. Неприятно все это.

Наша баня — большая душевая встала на ремонт. Надо же где-то мыться курсантам. И стали рано утром ходить мыться в общественную баню на улице Весенней.

Так, чтобы успеть вернуться до завтрака назад, потом развод на занятия и далее по плану.

Эх, хорошо попариться! Кажется, триста лет уже не парился. Все кряхтят от удовольствия. Пот течет ручьями в парилке, выходит усталость, приходит истома. Хорошо!

Только бес-старшина беснуется:

— Закончить помывку! Выходи строиться!

— Успеем, старшина!

— Еще пять минут!

— Ну, хорошо же!

Старшина несколько раз еще покричал. Потом, недолго думая, подошел к каменке и помочился на нее…

Ядовитый пар быстро выгнал всех из парилки. Уже никто не стеснялся в выражениях по отношению к Бударацкому.

— Старшина! Ладно мы — ушли. Но сейчас нормальные люди гражданские придут. Им-то за что такое наказание? Нюхать эту отраву?

Старшина молчал, только злобствовал, чтобы быстрее собирались и выходили. На обратном пути заставил нас бежать. Вся помывка была смазана потом.

Ему же хватило ума прийти к ротному и доложить, что он сделал, да еще, что на обратном пути он заставил нас бежать.

Земцов долго, очень долго материл его. Но Бударацкий так до конца и не понял, а за что его ругают?

В ноябре нам ставили под лопатку первую прививку от энцефалита, а сейчас пришло время повторной вакцинации. Не сама прививка страшна, а то что потом болит ужасно. Появилась шутка. Подходишь к товарищу и легонько хлопаешь его спине:

— Как дела, брат?!

Боль такая, что пополам сгибает. Один из плюсов, что ограничивают физические нагрузки. Отжиматься не получалось. Да, и на перекладине и брусьях тоже как-то не очень. Рука срывалась от боли под лопаткой.

— А на фига эти прививки?

— Наверное, чтобы ты энцефалитом не заболел.

— И не заболею?

— Не умрешь, — Вадик Полянин.

— А ты откуда знаешь?

— Так я же — таежник. У нас этого энцефалита много. Год на год не приходится. Но бывает. Иногда, когда летчики не ленятся, то хорошо опыляют леса от энцефалита, да шелкопряда.

— Кого? Чего? Шелкопряда? Ты гонишь! На фиг тогда работать, собирай шелкопряда, да шелк. Не знаю, сколько стоит, но где-то читал, что больших денег. Нафиг тогда на медведей охотиться!

— Федот, да, не тот. Шелкопряд шелкопряду рознь. Эта сволочь всю лиственницу убивает, съедает всю зелень, а взамен типа шелка — паутину вешает. Ну, не паутина, а такие нити. На манер шелковых.

— А-а-а-а! Понятно. Жаль!

— Энцефалит, вообще, штука страшная. Если помер — это одно. Все понятно. Помер, да помер. А выжил — башкой будешь дергать, падучей страдать. Ничего хорошего. Говорят, что если клещ энцефалитный корову укусил, а ты потом ее молока выпил, то потом — все. Тоже энцефалитом болеешь. Не в такой жесткой форме, но болеешь.

— Жуть какая-то. А мы на абитуре были. Шарились везде, и никто нам прививки не делал! Могли же и «ласты склеить».

— Никого не кусали же!

— Наверное, клещи знают, что курсанта или абитуриента лучше не кусать — пиздюлей получишь!

— И сам, и вся твоя родня!

— Все проще. Училищные медики обрабатывают территорию лагеря. Поэтому и не кусают.

Всему батальону объявили, что казарма наша закрывается, необходимо будет после окончания учебы переместиться в «Брестскую крепость». Полусгоревшее здание на малом плацу.

Веселого мало. Окон нет. Полов нет. Да, вообще кроме стен, да крыши там ничего нет. Сформировать рабочие команды и начать восстанавливать казарму. Команды, конечно же, — из курсантов. Строительных материалов никто не даст. Добывать самостоятельно. Учебный процесс — не нарушать! Караульная служба и прочая — не отменяются.

Ротный построил роту.

— Товарищи курсанты! Все знают, что нужно почти заново отстраивать казарму. Нужны те, кто умеет строить, красить, белить, электрики. Короче, все, кто может работать по строительным специальностям. Также нужно добывать стройматериал. Весь! Все, что кто может. Трубы, пиломатериал, краска, алебастр. Короче — все! По добыче стройматериалов обращаюсь, в первую очередь, к местным курсантам. Обещаю увольнение, помощь в ходе сдачи сессии. Рабочая команда сдает сессию досрочно и уезжает в отпуск, потом работает.

И началось! Что началось? Кто мог легально, через родственников, знакомых достать стройматериалы — доставали. Что не хватало — договаривались, не давали — воровали.