Осколки безумия - Ульяна Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Более того, Марианна. Ты не знаешь самого важного — я скоро женюсь. Так что сделай одолжение не кричи так громко, моей невесте не понравится, что я провел с тобой наедине так много времени. А у стен есть уши.
Вот теперь он меня «ударил» по-настоящему, в солнечное сплетение. Я перестала дышать. Я могла ожидать чего угодно только не этого.
— Женишься? — я повторила это слово, и оно застряло у меня в горле.
— Да. Как только ты соизволишь подписать все бумаги. Впрочем, у меня есть методы заставить тебя это сделать. Но думаю, мы не дойдем до этого, верно? Ты ведь не хочешь чтобы дети узнали как их мать договаривалась с охотником отравить отца…Или например Совет, который может передать мне опекунство над ними.
Я пошатнулась и попятилась назад, меня трясло как в лихорадке:
— Ты…ты не сделаешь этого со мной…
— Мне кажется, кто-то здесь до сих пор не снял розовые очки.
Меня затошнило. Казалось я сейчас упаду. В голове нарастал гул, дикий вой.
— Ты…
— Правильно — чудовище. Бесчувственное животное. Надеюсь, теперь ты все же уйдешь или гордость не является одним из качеств Марианны Вольской?
— Я все еще Мокану, — глухо ответила и с трудом вздохнула.
— Ненадолго. Я все равно получу развод. Нужно будет и без твоего согласия. Тебя проводить до двери или найдешь выход сама?
Я молча смотрела на него и тяжело дышала. В горле застрял ком, сердце билось очень тихо, словно вот-вот остановится.
— Я попрошу Серафима принести тебе стакан воды. У меня много дел. Оставлю тебя одну, когда будешь в состоянии — тебя проводят.
Он даже не скрывал, что понимает насколько мне больно. Нет, он наслаждался моей агонией, ему это доставляло удовольствие. И я вдруг поняла, что если он сейчас уйдет, я больше никогда его не увижу, так близко.
— Не уходи, — схватила его за руку, — повисла на нем, проклиная себя за то, что унижаюсь, но уже не могла остановиться. Я теряю его, он ускользает, просачивается сквозь пальцы, сквозь мои мечты и надежды и уходит…просто уходит из моей жизни. Чужой. Совершенно другой Ник.
— Пожалуйста, не уходи. Я не смогу без тебя…я пропаду, понимаешь? Лучше бы я ничего не помнила.
— Хотел бы сказать, что мне жаль…да не могу. Мне не жаль. И да — лучше бы ты ничего не помнила, хотя мне доставляет удовольствие видеть твои слезы. Мне это льстит.
Он вышел из кабинета, а я согнулась пополам, казалось — я сейчас умру. Мне выжгли все внутренности, и вместо кислорода в тело попадает углекислый газ. Но все еще оставалось стойкое чувство уверенности — это не мой Ник. Он не мог так поступать со мной. Просто не мог…или я никогда по-настоящему его не знала. Кто он? Неужели мы все ошибались и предводитель Гиен, маньяк, садист и убийца никогда не исчезал, он всегда жил внутри него и там в его черной душе не было места для нас.
Когда тихо умирает надежда, рассыпается на осколки и растворяется любая возможность вернуть что-то обратно, только тогда становится по-настоящему больно. Физические страдания не сравнятся с медленной агонией сердца.
22 ГЛАВА
Предательство и насилие — это копья, заостренные с обоих концов: того, кто пускает их в дело, они ранят больней, чем его противника.
(с) Эмили Бронте. Грозовой перевалНик сел в машину и яростно хлопнул дверцей, сорвался с места, доставая на ходу сотовый и набирая знакомый номер:
— Ирина, ты где сейчас?
— Жду моего дикого зверя. Вечно изнывающая от желания к моему хищнику.
— Давай без сантиментов. Разденься наголо, и жди меня в постели.
— Я и так в постели…с двумя милыми смертными кошечками и моим рабом. Составь нам компанию, Мокану. Соскучился?
— Нет, яйца болят, трахаться хочу, сейчас. И ни одной шлюхи поблизости кроме тебя.
Она проглотит. Никуда не денется эта су***а.
— О здесь для тебя приготовлены изысканные удовольствия и свежий, ароматный ужин? Ты любишь блондинок или брюнеток? А мальчиков, юных восемнадцатилетних смертных готовых на все для твоего удовольствия?
— Даже к смерти? — мрачно спросил Мокану и отпил виски на ходу выбрасывая бутылку из окна.
— Даже к смерти…если мой господин пожелает.
Ему сейчас хотелось крови и секса. Много крови и грязного траха, грубого, жестокого, похотливого. Как раньше. С полным отключением всех эмоций. Только удовольствие и красный порошок. До бесконечности.
Он приехал к ней через час. Кружил по городу на бешеной скорости, вылетая на встречную, собрав целый хвост полицейских машин, от которых его умело избавил Серафим в течении нескольких минут. Потом припарковался возле гостиницы и поднялся в номер любовницы. Она встретила его в прозрачном пеньюаре, надетом на голое тело.
— У нас гости…смотри какие милые и нежные создания.
Ник исподлобья посмотрел на двух полуобнаженных девушек, которые замерли в благоговейном восхищении, разглядывая его. Ноздри затрепетали…запах крови. Везде. Витает в воздухе, наполняет помещение и его легкие. В бокалах вместо вина кровь. Ирина устроила настоящую вечеринку…Когда то он сам так развлекался…вместе с Магдой. Тогда в его жизни не было боли от предательства. В его жизни не было Марианны. И он мать его, был счастлив в своем жутком стремлении разрушать. В том прошлом, где все еще был предводителем Гиен и мог убивать без зазрения совести. Ник захлопнул дверь и посмотрел на любовницу. К дьяволу воспоминания. Их нет. Ничего нет. Он убьет проклятую тварь любовь, задушит ее, вытравит к дьяволу.
— Запрещенные удовольствия, — Ирина подмигнула и кокетливо поправила роскошные рыжие локоны.
— От того такие острые и вкусные, — прошептала она и подошла к юноше, который смотрел на нее и тяжело дышал, его зрачки были расширены. Скорей всего кокаин.
— Для начала расслабься, Ник. Лови.
Женщина бросила Мокану пакетик с порошком, и тот поймал на лету, вскрыл вену зубами и посыпал в рану красную пыль, закрыл глаза, и по телу прошла судорога удовольствия, мышцы расслабились.
Ирина кивнула девушкам на Ника и те грациозно встали с узкой кушетки и направились к гостю. Они стащили с него рубашку, целуя его шею, губы, облизывая острыми язычками его смуглую грудь, увлекли Ника на кушетку. Он наблюдал за ними обеими, из-под прикрытых век, они извивались змеями около его ног, ластились как котята, и вдруг резко привлек к себе брюнетку, долго смотрел ей в глаза, а потом, не спуская с нее взгляда схватил за горло блондинку и поставил ее на колени.