Демонология Древнего Китая - Ян де Гроот

Авторы минской эпохи во многом повторяют суждения о гу своих предшественников; по- видимому, в их времена колдовство и черная магия проистекали в основном в тех же формах, что и в более ранние периоды. Впрочем, некоторые новые детали добавляет Лоу Ин: «В горных областях Гуандуна и Гуанси люди бросают в один сосуд змей, сороконожек, многоножек, лягушек — одним словом, всевозможных рептилий и насекомых, с тем чтобы они пожирали друг друга; та, которая одолеет остальных, обладает, как они полагают, духовной силой, и они подносят ей жертвы. Яд ее они кладут в овощи, фрукты и другую пищу и питье, а затем вредят другим людям, опрометчиво рассчитывая стать богатыми и почитаемыми. Если человек падает жертвой этого колдовства, симптомы проявляются в десяти тысячах форм, и случается так, что в течение одного года многие люди гибнут от него. Есть семьи, воскуряющие ладан и подносящие жертвы (яду) точно так же, как и своим предкам. Это тоже называют гу. Вызываемую ядом болезнь люди называют "болезнью гу", она может быть разной, в зависимости от фамилии семьи или от пяти нот гаммы, так что упоминают пять разновидностей гу. Все подобные вещи происходят в диких и порочных пограничных землях; в столице я редко слышал о таком» («И сюэ ган му», разд. «Лунь дэн чжи»).

Ли Ши-чжэнь говорит: «В южных землях есть гу ящериц, жуков сверчков, золотых гусениц, растений, а также гу, "высасывающие жизнь", и другие яды; в каждой области существует столько средств против них, что перечислить их всех невозможно. "Цун Хуа" Цай Цао говорит, золотые гусеницы поначалу обитали в области Шу (Сычуань) и только недавно появились в Хугуане (Хубэй и Хунань), Фуцзяни, Гуандуне и Гуанси к постепенно расселились там» («Бэнь цао ган му», гл. 42,1.31).

Приведем также еще одно свидетельство, касающееся района Гуанчжоу: «Люди племени Тун выращивают яд следующим способом: в пятый день пятой луны (теоретически — самое жаркое время года) они собирают всевозможных рептилий и насекомых, но не больших, чем змеи, и не меньших, чем вши, и помещают их в сосуд, чтобы они пожирали друг друга последнюю тварь, оставшуюся живой, они сохраняют и выпускают на людей, чтобы она убивала их. Если выживет змея, они называют ее змеей-гу если выживет вошь, они называют ее вошью-гу; она пожирает внутренности своих жертв, и все они погибают. У них есть также "летучие яды", один они зовут "высасывающим жизнь", а другой — "золотой гусеницей"; это призраки, отравляющие людей. Те, кто используют их, вскоре разбогатеют. "Летучий яд" этих призраков попадает в пищу и питье, когда еда попадает в желудок, призрак оживает внутри человека и раздувает жертву, пока она не лопается и не умирает. Такой яд называют также "перерезающим кишки", и, если начиненная ядом растительная пища попадает в рот, смерть наступает незамедлительно. Поэтому, когда богатые люди, занимающиеся такими делами, ведут себя расточительно, против них действительно необходимо принимать суровые меры, и везде, где данное преступление процветает и повсеместно практикуется, хорошим губернаторам и управляющим надлежит нещадно бороться с ним».

Животные либо животные-призраки, натравленные колдунами на несчастных жертв, отнюдь не всегда нападают на них тайно и исподтишка. «Когда ученый Чжу И-жэнь служил в Циньюань, что в провинции Гуанси, начальник уезда Чэнь Си-фан взял его к себе личным секретарем. В самое жаркое время года начальник уезда пригласил на пирушку своих сослуживцев и друзей. Рассевшись за столом, они все сняли свои шапки и увидели, что на макушке у Чжу сидит большая жаба. Жабу сбросили, но, только коснувшись земли, она исчезла. Они пили вино до полуночи, а потом жаба опять взобралась на макушку Чжу, да так, что он не заметил ее; как и прежде, жабу сбросили, она упала на стол, лакомства, орехи — все разлетелось на мелкие кусочки, а жаба опять пропала. Вернувшись к себе, Чжу почувствовал сильную головную боль. Наутро все волосы у него на макушке выпали, кожа покраснела и появилась опухоль, похожая на шишку; внезапно она лопнула, и из нее высунулась жаба — двумя передними лапками она упиралась в голову, а две задние оставались под кожей. Ее протыкали иголкой, но она не умирала, ее попытались вытащить, но это доставляло Чжу такие неимоверные страдания, что лекари готовы были уже опустить руки. Нашелся старый привратник, который сказал: "Здесь явно замешаны гу; тварь должна умереть, если вы проткнете ее золотой шпилькой для волос". Лекари попробовали, и действительно получилось. Жабу извлекли из головы, и страдания Чжу прекратились, однако в его черепе осталась вмятина, похожая на чашу» («Цзы бу юй», гл. 19).

Очевидно, нет ничего удивительного в том, что китайцы выбирают в качестве ядовитого орудия зла, поражающего внутренние органы человека, в первую очередь змей, гусениц и подобных им тварей; действительно, разнообразных червей и глистов, живущих в человеческом теле и разрушающих его, по невежеству легко отождествить с похожими на них ядовитыми паразитами, обитающими во внешней среде. Это объясняет, почему гусениц, живущих в земле, на листьях и в стволах деревьев, а также личинок, уничтожающих продукты, часто обозначают иероглифом гу. Мы помним, как циньский лекарь заявил, что пожирающих злаки насекомых называют гу. А в «Шу и цзи» мы читаем, что «к концу царствования династии Цзинь в Цзинчжоу непрерывно лили дожди, и рисовые поля превратились в гу и наносили вред людям». Наконец, напомним читателю, что змеи как раз отличаются от всех прочих демонов тем, что убивают человека, пожирая его внутренности.

Как внимательный читатель мог заметить, письменные источники, как правило, указывают на южные области Китая как на районы «взращивания гу». Что же это за «золотые гусеницы», о которых Ли Ши-чжэнь говорит языком, не оставляющим сомнений, что в его время эти насекомые играли существенную роль в данном виде колдовства?

Увы, но свидетельства, доступные нам, ни в коей степени не удовлетворяют нашего любопытства. Все наши усилия добыть в Китае хотя бы один их экземпляр оказались безуспешными, наши знакомые как мужчины, так и женщины, в один голос уверяли, что это невозможно. Наверное, они воспринимали нашу просьбу как проявление подозрения, что они занимаются колдовством. В итоге мы вынуждены были довольствоваться информацией скудной, но подтверждаемой практически всеми, что «золотая гусеница» — это очень ядовитая маленькая змея, либо червь, либо личинка ярко-желтого цвета, возможно, люминесцирующая либо фосфоресцирующая.

Это существо упоминается одним автором еще в восьмом веке: «Чэнь Цан-ци говорит, что пепел от сожженного старого цветного шелка является средством, спасающим от яда рептилий и насекомых, поедающих шелк. Комментатор добавляет, что насекомые эти свернуты наподобие кольца и поедают красный шелк и цветной шелк точно так же, как гусеницы поедают листья; поэтому сегодня мы можем назвать этих насекомых "золотыми гусеницами"» («Бэнь-цао ганму», гл. 42,1.31). Так писал Ли Ши-чжэнь в своем знаменитом каноническом сочинении по медицине.

Автор сунской эпохи утверждает: «Золотая гусеница — это гусеница золотого цвета, которая кормится шелком из Шу (Сычуань). Ее экскременты, положенные в еду или питье, приводят к смерти каждого, кто попробует их. Она может привлекать к человеку состояния своих жертв и тем самым сделать его богатым. Очень трудно избавиться от нее, ибо ни вода, ни огонь, ни оружие, ни мечи не причиняют ей никакого вреда. Обычно хозяин кладет ее в корзину вместе с золотом или серебром и выбрасывает корзину на улицу, где кто-нибудь подбирает ее и несет домой. В таком случае о хозяине говорят, что он выдал свою золотую гусеницу замуж» («Гуа и чжи»).

Главная цель, преследуемая «хранителями» таких тварей — присвоение состояния жертв; подобное, как мы помним, имело место при дворе династии Суй, когда и вельможи, и дамы занимались колдовством, используя для своих неблаговидных целей котов. Об этом же повествует и следующая история, относящаяся к эпохе Сун, к тому же добавляющая к картине некоторые новые детали. «Цзоу Лан, цзиньши из Чичжоу (пров. Аньхуэй) был беден, но соблюдал нормы благопристойности. Решив в один из дней отправиться в небольшой городок по соседству, он открыл ранним холодным утром дверь и увидел маленькую бамбуковую корзинку, стоявшую за воротами. Она не была ни запечатана, ни закрыта, и потому он открыл ее — в ней лежало несколько десятков серебряных винных кубков, весом около ста лян. На улице стояла полная тишина, никто не мог ни последовать за ним, ни схватить его, и он отнес корзинку домой, сказав жене: "Эти вещи сюда принес не человек; быть может, они дар, ниспосланный нам Небом?" Не успел он произнести эти слова, как почувствовал, что по его левой ноге ползет какое-то насекомое, и заметил, что оно блестит, словно золото. Это была гусеница. Он отодрал ее и выбросил, но не успела его рука вернуться в прежнее положение, как гусеница была на прежнем месте. Он наступил на нее ногой, и хотя она сплющилась до ничтожно малой величины, вновь появилась на его груди и животе. Он бросал ее в воду, жег огнем, резал ножом и рубил топором, но ей ничего не делалось — она была повсюду: на циновках и одеялах кровати, в его еде и питье.