Двум смертям не бывать - Дженнифер Рардин

Я выпустила рукоять меча и попятилась. Страх и смятение состязались с паникой и ужасом — кто скорее подчинит себе мой разум.

Бросая вызов тяготению, это вещество поднималось вверх, нарастало коркой у Тор на голове, и вниз оно тоже распространялось, пока не стало казаться, что она шагнула в огромный бак с розовым вазелином.

Господи боже мой, господи боже мой…

Я обернулась на своих друзей. Коул все еще сдерживал толпу, но сейчас толпа ликовала. Все обернулось хуже некуда. Айдин сумел на секунду уйти от Вайля и свалить Бергмана, и тот теперь валялся на сухом островке пола, как усталая собака. Потом Айдин успел схватить Кассандру, все еще не пришедшую в себя, и прикрылся ею как щитом. «Энкиклиос» лежал у них под ногами, проигрывая еще одну батальную сцену с участием Тор-аль-Деган и какого-то давно умершего героя. В руках у него был не меч, а двуручный боевой топор. Раз за разом Тор получала удары, которые свалили бы слона… и шла за новыми. Исцелялась на глазах.

— Дай ключ! — истерически заорал Айдин. — Дай мне ключ, пока я вот эту твою ясновидицу не сломал об колено!

— У меня его нет, — ответил Вайль. — Кто-то из нас, наверное, ногой отбросил его в лужу во время боя.

Сказано было небрежным тоном — как ведущий в телевизоре сообщает, что завтра ожидается похолодание. Но он то и дело поглядывал на Тор-аль-Деган, как и Айдин.

Зато краткое время, что я на нее не смотрела, она в своем слизистом коконе изменилась невероятно: рост увеличился вдвое, волосы слиплись в крупные пряди и превратились в щупальца. На спине вырос пластинчатый гребень. А там, где должна была быть выпуклость в виде торчащей рукояти меча, болталась опухолеподобная масса, напомнившая мне гигантский паучий кокон с яйцами. Но меня охватило тошнотное чувство, что его содержимое провозвещает не рождение, а смерть. Сомневаться не приходилось: чуму она приняла в себя всю — но все еще не вошла в мир полностью. Я все время себе об этом напоминала, наблюдая за трансформацией такой быстрой, что слышался писк растягивающихся костей и влажный лопающийся звук кожи, открывающейся, чтобы пропустить новые отростки — в том числе пару зловещих хелицер, выступивших из окровавленных челюстей.

Она потянулась, стала не менее восьми футов в высоту, под кожей цвета солнечного ожога заиграли новые мускулы. Глаза обрели яркость, сделались фиалковыми — как у Лилианы. Никогда ничего не видела такого огромного, потустороннего, непобедимого.

«Слабачка, слабачка, слабачка!» — запищал голос Тамми Шобсон у меня в голове.

— Игра начинается! — рыкнула Тор, стряхивая гель с обновленного тела (ах, если бы Дженни Крэйг знала ее рецепт!).

И пошла на меня. Я знала в глубине души, что мне конец, но не сдвинулась с места. Просто не было других вариантов.

— Уйди! — велела она.

— Нет.

— Чего ты хочешь добиться, стоя у меня на пути?

Я подумала. Даже сейчас, в последние секунды моей жизни, я не могла не сострить:

— Титул хочу. Может быть, «Идиотка года». Или он уже занят?

Она наклонилась надо мной — у меня волосы увяли от ее зловонного выдоха.

— Ты пытаешься спасти жизнь своим ничтожным друзьям?

— Что, если так?

— Тогда без сомнений и вопросов ты можешь считаться добровольной жертвой.

А, черт!

Я повернулась и бросилась бежать, виляя среди луж, как узкий вездеход, и размахивая руками.

— Бегите! Бегите! Она нас всех убьет!

Пробегая мимо Вайля, я услыхала выстрел, оглянулась на ходу. Кассандра отпрыгнула вправо, а Айдин заваливался назад, зияя дырой в середине лба. Вайль быстро подскочил к нему неумолимым роком с клинком в руке, и голова Айдина отлетела прочь. Взмывший от его останков дым закоптил потолок — и осталась лишь кучка пепла.

Деганиты бросились было вперед, но затоптались на месте, вращая глазами, когда Коул снова направил на них пистолет, сдвинув чашу весов в нашу пользу. Он был готов бежать, но стоял на месте, что наполнило меня невероятной гордостью. Я показала ему жестом на пистолет, и он тут же мне его бросил, а я полила градом пуль стену у деганитов над головами.

— Бегите! Бегите!

Они послушались, как овцы, и с нечленораздельными выкриками бросились толпой к обломкам лестницы. Хотя она была больше похожа на жертву торнадо, чем на средство эвакуации, это был какой-то способ вырваться к свободе.

Повернув ствол в сторону Тор-аль-Деган, я открыла огонь. Не знаю, но, наверное, я кричала, расстреливая ее почти в упор, так что она стала похожа на мозаику с вырванными кусками. Через секунду ко мне присоединился Вайль, стреляя из пистолета Бергмана. Поймав его взгляд, я поняла, что оба мы с ним оскалились в усмешке — пара гиен, решивших проучить зарвавшегося льва.

Тор быстро отступила, чередуя рев с пронзительными воплями. Схватив Босцовски, все еще продолжающего свои изыскания, она выставила его перед собой как щит — он дергался марионеткой под нашими пулями.

— Поставь на землю, уродина! — потребовал он, возвысив голос до визга. — Отпусти, тварь болотная!

Она послушалась — в какой-то степени: запустила им в стену. Хруст сломанного позвоночника чем-то напомнил треск расколотого бревна. Сенатор свалился стенающей грудой, глядя недоуменно на собственные перекрученные ноги, будто они его предали.

Я думала, что мы ее уже сделали — честно так думала. Вот до чего я хотела, чтобы это было правдой.

И тут она бросилась.

Даже в разгаре схватки, когда мгновения тянутся часами, Тор превратилась в размытую стрелу. В правый бок мне вонзились клыки размером с мою ладонь — будто пара раскаленных клещей пронзила меня, рассылая по всему телу электрические удары боли. Я рухнула в смертную муку как в смоляную яму без дна, без выхода..

Тор встряхнула меня, оторвала от земли, и сквозь красный туман боли, окутавший мозг, я отстраненно подумала, что похожа на старую собачью игрушку, обтрепанную и обгрызенную, которой давно уже пора на покой.

Прижав к ее голове пистолет, я стреляла, пока не опустел магазин, а она не выпустила меня. Тускнеющим сознанием, как эхо грохочущего собственного пульса, сокрушаемых ребер, спадающихся легких, я слышала, как твердо, повелительно выкрикивает мне приказы Вайль, и знала, что должна им подчиниться, вот только осталось понять язык, на котором они звучат.

Потом я оказалась снаружи, над боем, глядя откуда-то из такой тишины, такого теплого покоя, такой безопасности, что еще бы тарелку шоколадного печенья и высокий стакан молока — и будет все как у бабули Мэй, когда я к ней приезжала. Я сообразила, что еще раз, последний, отделилась от тела, но не было этих золотых нитей, и их отсутствие наполнило меня скорбью. А потом я нашла новую нить, окрашенную во все цвета радуги, и странно было, как я ее не заметила раньше, такая она большая, такая яркая, такая пульсирующая в каком-то глубинном ритме — быть может, в ритме сердца вселенной.