Наркомпуть Ф. Дзержинский - Самуил Зархий

— Спасибо! Главное для нас сейчас заняться металлом, повышение цен на металл вздувает все цены. До сих пор мы находились в обороне — отбояривались от навязанных нам дорогих заказов. Теперь же мы перейдем в генеральное наступление на Главметалл. Но к этому надо подготовиться и, как полагается, провести глубокую разведку в тылу «противника».

— С чего начинать, Феликс Эдмундович?

— С изучения себестоимости и проверки калькуляции цен. Полагаю, высокие цены — результат бесхозяйственности, плохой организации труда и производства. Но это надо доказать.

— Трудная задача, — покачал головой Грунин, — тут нужны знатоки дела.

— Совершенно верно, — подтвердил нарком. — Срочно соберите наших лучших специалистов по металлу и пусть распутают хитросплетенный клубок калькуляции Главметалла. Но недостаточно иметь их выводы, нужны данные, так сказать, с передовой линии — от нашей агентуры на их предприятиях.

— О какой агентуре идет речь? — озадаченно спросил Грунин.

— На заводах имеется немало приемщиков НКПС, которые принимают заказанные нами паровозы, вагоны, рельсы. Им на месте легче узнать истинную калькуляцию цен, как она составляется, из каких элементов.

— Это идея, — обрадовался Грунин.

Во время своего отпуска Дзержинский решил подготовить две докладные записки о металлопромышленности. Одну краткую — для Политбюро и вторую подробную и расширенную — для Совета Труда и Обороны.

Докладную для Политбюро Феликс Эдмундович начал с решительного протеста против ведущейся кампании за новое повышение цен на топливо и металл. «Транспорт, переведенный в этом году на бездефицитную эксплуатацию, — писал наркомпуть, — не может выдержать высоких цен и принужден сократить потребление металла…».

Единственный выход из «кризиса сбыта» он видел в удешевлении себестоимости продукции и бросил обвинение руководителям Главметалла в том, что они не ведут борьбы с бесхозяйственностью на заводах, исповедуя немудрящую «философию» — государство должно давать им средства применительно к их аппетитам и безрукости.

Написав, Дзержинский подумал: «Вся беда в том, что руководители Главметалла идут на поводу своего аппарата, смотрят на положение вещей глазами своего аппарата… А ведь, собственно говоря, аппарат НКПС не лучше…». И тут же в своем письме Политбюро Феликс Эдмундович самокритично признал, что в 1922 году специалисты НКПС уверяли, что транспорту нужна государственная дотация в 300 миллионов рублей, а на 1923 год подсчитали, будто уже требуется около 500 миллионов рублей, но правительство справедливо не давало таких огромных сумм по «калькуляциям» аппарата НКПС.

«…И в ноги кланяюсь как наркомпуть за это Правительству, — со свойственной ему горячностью взволнованно писал Дзержинский. — Вы заставили нас, коммунистов, работников транспорта учиться, перестать быть на поводу у спецов (которые — не в обиду им — не могут органически понять, как восстановить собственными силами Сов. Россию) и повести ожесточенную борьбу с бесхозяйственностью. И сейчас есть уже у нас выдающиеся коммунисты-руководители хозяйства железных дорог с сознанием, что они государственные работники. Они-то и доводят наши жел. дороги до уже безубыточной эксплуатации, хотя еще много и много осталось бесхозяйственности. Но все наши помыслы теперь в борьбе с нею…».

«Все наши помыслы», — вслух повторил нарком и, поднявшись со стула, зашагал по спальне, служившей ему одновременно и кабинетом. «А о чем помыслы Главметалла? — неприязненно подумал он. — Нет там такого руководителя, который душою болел бы за дело…»

Снова присев к столу, он написал о том, что, конечно, легче и выгоднее повышать цены, чем снижать расходы. На транспорте идет борьба с пережогами топлива, а у них — это дело в тени. Там — раздутые штаты. В Сибири кризис сбыта топлива, а в Донбассе — назревает. В стране нужда в угле, а уголь будет лежать и гореть. Надо во что бы то ни стало снижать цены на уголь. И это вполне возможно.

Эту мысль Феликс Эдмундович подтвердил фактами из деятельности «Транспорткопсй». В августе два угольных района, арендованных НКПС, выполнили программу добычи па 235 процентов. Средняя производительность труда забойщика на этих шахтах почти в два с половиной раза выше, чем на других. «Этот маленький успех показателен, — делал вывод нарком, — близость хозяина к рудникам (без бюрократического аппарата)».

Зазвонил телефон. Из Москвы говорил редактор «Гудка». Он просил написать в праздничный номер статью «Советский транспорт на седьмом году революции».

— Откуда вы узнали мой телефон? — удивился Дзержинский. — Гсрсон сказал? К сожалению, статью не смогу написать — абсолютно нет времени. На беседу с вашим корреспондентом я согласен.

Положив телефонную трубку, Феликс Эдмундович продолжал письмо в Политбюро. Он изложил рекомендуемую им программу действий, чтобы снизить цены до уровня 1913 года и под конец высказал пожелание: «Пусть печать пишет побольше, как снизить цены, а не хлопочет за повышение».

Когда пришел Межлаук, Дзержинский прочитал ему свое письмо в Политбюро. Межлауку понравилось, но при этом он, улыбаясь, заметил:

— Пожалуй, в Совет Труда и Обороны надо писать менее темпераментно.

— Согласен, — усмехнулся Феликс Эдмундович. — Об этом вы сможете судить по плану докладной записки, который я наметил. Прошу вас, посмотрите план и дома обдумайте свои предложения и дополнения. Я надеюсь на вашу активную помощь.

Межлаук внимательно читал протянутые ему Дзержинским несколько листов бумаги, исписанных мелким почерком. Закончив, он задумчиво покачал головой:

— Ну и размахнулись же вы, Феликс Эдмундович. Это план не докладной записки, а целого научного исследования. Тут нужны месяцы, а не считанные дни. Для обоснования своих тезисов вы запроектировали 18 приложений — статистические таблицы, графики, справки, пояснительные примечания. Не знаю, когда мы это все успеем. Можно сказать, научная диссертация.

— А вы как думали? Пора и мне защитить диссертацию, — пошутил Дзержинский. — Вы-то в свое время в университете как будто получили звание не то «магистра паук», не то «магистранта». Как будет правильно?

— И так и так говорят, Феликс Эдмундович, — рассмеялся Межлаук. — У вас превосходная память. Но я серьезно озабочен, когда все это удастся подготовить и написать.

— Не только написать, Валерий Иванович, — поправил его нарком. — Я хочу записку напечатать в типографии на правах рукописи и широко распространить среди хозяйственников и руководящих работников.