Скверная голубая кровь (ЛП) - К. М. Станич

Зейд начинает печатать, и я получаю в ответ несколько смеющихся смайликов, которые напоминают мне о его воющем смехе.

«Им всем, наверное, за пятьдесят, — отвечает он, и потом: — это пытка. Папина музыка тоже отстой».

Я смеюсь и погружаюсь чуть ниже в пузырьки. Мы продолжаем переписываться, и к тому времени, как я осознаю, сколько времени пролежала в ванне, вода уже холодная, а папа вернулся с работы. Я посылаю Зейду последнее сообщение и вылезаю, вытираюсь полотенцем и натягиваю джинсы и футболку.

Как бы то ни было, Зак уехал навестить своего дедушку, и я осталась совсем одна в Круз-Бей, и мне не с кем было потусоваться. Я не уверена, благословение это или проклятие. Я наслаждаюсь отдыхом и общением с папой, но я почти уверена, что он тайком выбирался ночью, чтобы повидаться с Дженнифер. Мы не говорили об этом, но я просто так рада, что его анализы показали оптимистичные результаты, что не настаиваю на этом.

Только после ужина в тот вечер.

— Дженнифер хотела бы пригласить тебя провести с ней лето, — говорит папа, перекрикивая звуки музыки в стиле кантри. Мы сидим в стейк-хаусе, за который я заплатила своими деньгами от ставки. Я рассказала папе правду: я выиграла деньги, играя в покер. Он не спросил, сколько, и это хорошо, потому что я отказываюсь лгать, но я также воздерживаюсь сообщать ему об этом. Если он узнает, что я замешана в странностях Клуба Бесконечности, он, вероятно, заберёт меня из академии с криками и пинками.

— Ты всё ещё встречаешься с ней? — спрашиваю я, ковыряя вилкой печёную картошку. Папа вздыхает и потягивает своё пиво, не торопясь, прежде чем ответить мне.

— Не то чтобы это тебя касалось, — он окидывает меня критическим взглядом, — но да.

— Но она не собирается бросать своего мужа ради тебя? — папа ничего не говорит. — И тебя не беспокоит, что ты замешан в её измене? — на этот раз он злится и откладывает вилку. Он смотрит на меня с глубоко посаженной хмуростью на лице, которая мне не нравится. Чарли никогда так не хмурится на меня; я виню Дженнифер. — Она бросила нас, и она оставила меня на остановке, потому что я была неудобна. Пап, это отстой.

— Марни, достаточно.

Поджав губы, я откладываю вилку, откидываюсь на спинку стула и скрещиваю руки на груди.

— Честно говоря, я бы хотела никогда больше её не видеть. Я отклоню её летнее приглашение. Если только её приглашение не означает, что я смогу встретиться со своей сестрой, тогда я подумаю об этом. — Судя по тому, как папа смотрит на меня, я предполагаю, что — это нет. — Тогда ответ — нет. Эта женщина — трусиха, которая отказала мне в отношениях с единственным братом или сестрой, которые у меня когда-либо будут.

Чарли морщится.

— Тогда ладно, Марни, не езжай. Но я взрослый мужчина, и если я хочу иметь отношения с твоей матерью…

— Дженнифер, — поправляю я, и он вздыхает.

— С Дженнифер, тогда я так и сделаю. И тебе это не обязательно должно нравиться, но ты можешь, по крайней мере, относиться к этому с уважением.

Никто из нас не разговаривает до конца ужина, и когда возвращаюсь домой, я запираюсь в своей комнате и играю на арфе до восхода солнца.

К чёрту Дженнифер.

Она не хотела быть моей мамой, когда я нуждалась в ней, так что сейчас я не заинтересована в том, чтобы она была рядом.

После этого в доме царит такое напряжение, что я почти испытываю облегчение, когда Эндрю заезжает за мной на своём лимузине, и мы возвращаемся в Бёрберри.

Вернувшись, я сразу же приступаю к работе, погружаясь в учёбу и следя за тем, чтобы мои оценки оставались на высоком уровне. Я также прилагаю дополнительные усилия к тому, чтобы проводить каждую свободную минуту с одним из парней-Идолов. Тристан… сложный человек. Мы отлично провели время в Париже, и я чувствовала, что мы действительно добиваемся прогресса, но теперь, когда мы вернулись в кампус, он стал замкнутым и странным.

С Кридом и Зейдом гораздо проще, и, хотя я думаю, что они немного шокированы, увидев меня открытой и всепрощающей, они тоже начинают неохотно искать моей компании. В конце недели, когда я пишу Лиззи и рассказываю ей о Тристане, она странно молчалива. Она даёт мне несколько коротких, отрывистых ответов, но на этом всё. Её чувства к нему, кажется, так же сильны, как и всегда, и по какой-то причине это меня беспокоит. Я не знаю почему, но так оно и есть, и мне это не нравится.

Миранда тоже ведёт себя немного странно, задаёт мне всевозможные вопросы о том, что я делаю с парнями. Она не настолько глупа, чтобы думать, что я действительно простила их, но, к её чести, я думаю, что она, возможно, немного беспокоится о том, что я могу сделать с её близнецом. Я даю ей самые лучшие ответы, на которые только способна, и надеюсь, что она сможет простить меня, когда придёт время.

На следующих выходных Миранда говорит мне, что Крид украл ключ от легкоатлетического центра, чтобы он мог пользоваться гидромассажным джакузи. Технически, это только для студентов-спортсменов, которым нужно тепло, чтобы размять больные мышцы, и его использование должно быть одобрено школьной медсестрой.

Когда я нахожу его там, он просто нежится в пузырях с закрытыми глазами. Я ничего не говорю, бросаю полотенце на ступеньки и забираюсь внутрь. Он слышит плеск моей ноги, ударяющейся о воду, и стонет.

— Миранда, я сказал, что ты можешь воспользоваться ей позже. Какая часть… — он замолкает, когда открывает глаза и видит меня там, погружённую по колени и стоящую на круглом сиденье скамьи. Я погружаюсь в тепло, в то время как веки Крида опускаются до своего обычного полуопущенного состояния. — Ну, привет. — Этот парень звучит так непринуждённо и бесцеремонно, как будто ему наплевать на всё на свете. Я бы хотела, чтобы моя жизнь была такой. Почти уверена, что его тоже не такая, но, по крайней мере, он хорошо притворяется.

— Ты же не возражаешь, если я присоединюсь к тебе, верно? — Крид пожимает своими бледными плечами, и я не могу оторвать взгляда от изящных линий его груди. У него действительно красивое тело. — Ты ведь сейчас ни с кем не встречаешься, не так ли?

— А тебе-то какое дело? — отвечает он мягко, без жестокости. Именно такой он и есть — беззаботный, ленивый и надменный.

— Просто любопытно, не будет ли преследовать меня