Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Дильдина Светлана

К вечеру предпоследнего дня перед глазами открылась пропасть, через которую вел подвесной мост — хлипкий с виду, всего несколько натянутых веревок, привязанных к столбам по разные стороны пропасти, и деревянный настил между ними, который прогибался под собственной тяжестью. Ветер раскачивал мост — слегка, но довольно для того, чтобы у мальчишки екнуло сердце.

Да, на ветках он спать привык, но выбирал их сам — надежные, удобные, чтобы не свалиться и в глубоком сне.

Но было поздно сворачивать: может, раньше он все-таки сумел юркнуть в кусты и, возможно, его не поймали бы. Теперь некуда. А с такого моста только птица может сорваться и уцелеть.

Ну вот, подумал мальчишка. Чтобы оказаться в Астале, я чуть не погиб в реке. Чтобы оказаться в Тейит, надо миновать реку воздушную. Тоже как знак. А к добру или нет, увидим.

Скоро отряд был на другой стороне. Грис перевели, завязав им глаза; животные пугались, но шли.

Он замер, когда сообразил — вдали перед ним не причудливое каменное образование, творение ветра и времени, а высеченный в скалах город. Бесконечные террасы, то ли природные, то ли созданные людьми, то зеленые, то заполненные домами. И крохотные фигурки людей, снующих по этому термитнику. И никто мальчишку не спрашивал, хочет ли он туда — всё повторялось.

Северный город отличался от Асталы, как день от ночи. Не было буйной зелени, тяжелого, неистового цветения, когда растения тянутся отовсюду — из-под мостовой, из стен, чуть ли не с неба. И стены здесь не белили, они были природного цвета. Камень… красивый, надо признать. Порой тусклый, порой искрящийся — светлый, темный, полосатый… уступы бесконечные, ни одной ровной улочки — или от усталости так казалось?

И — трава, растущая из щелей покрывающих дороги и лестницы плит, или просто между камнями. Высокая, низкая, порою на вид и наощупь колючая — или мягкая, словно шерстка новорожденного зверька…

В Астале пахло медом и сыростью. Здесь — полынью и пылью. И дышалось иначе, не понял еще, легче или тяжелее, будто воздух иной. Все это равнодушно отметил он про себя, а глаза, несмотря на усталость, невольно обшаривали встречных — хоть одну знакомую фигуру искал. Полно… они все остались далеко. А северяне казались подростку похожими друг на друга; он знал, что это пройдет. Насмотрелся на дикарей, а от людей отвык…

Он почти обессилел за время пути, хотя считал себя очень выносливым. Но никогда раньше не приходилось день за днем поспевать за рысящими грис. Теперь ноги болели и подгибались, а все вокруг будто плыло. Неважно, осмотреться можно и позже. Каменный город сотни лет простоял и никуда не сбежит.

Поворот, и еще поворот, и еще…

Раздвигая телами и взглядами жаркое марево, смуглый людской поток, полукровку провели через полгорода и нырнули под каменные своды, в прохладные, но душные коридоры. Слуги его отмыли, спутанную грязную гриву отрезали, оставив длиной едва до плеч. Когда волосы высохли, мальчишка заплел наспех косу по-южному — она оказалась совсем короткой и нелепо топорщилась.

Огонька оставили одного в маленькой комнатке, поставив на пол поднос с едой. Вместо дверного полога тут была настоящая дверь; ее заперли на засов. Как тогда, в подвале…

Мальчишка первым делом метнулся к узенькому окошку, скорее, щели — но ничего не увидел там, кроме серой стены напротив. Заметил в углу скатанную циновку, развернул и вытянулся на ней. Спать, только спать. Даже поесть можно после. А каменный пол тут холодный… зато циновка прекрасная, мягкая.

Глаза закрывались сами, но ему казалось, что он все идет, идет и идет.

Он спал долго, хватило времени восстановить силы. Иногда выныривал из забытья, но ничего не менялось, только освещение в комнатке — и он проваливался обратно. Потом померещилась знакомая фигура у притолоки, будто снова товарищ явился будить, но призрачная фигура отступила, растворилась в камне.

Огонек проснулся и сел, потягиваясь. Было непривычно снова находиться под настоящей крышей — пусть сверху толща камня, изнутри-то не видно. Когда за ним пришли наконец — двое неулыбчивых, молчаливых, — он был ко всему готов. Путь оказался неблизким, а тело, вроде как отдохнувшее, заныло с прежней силой, будто и не спал невесть сколько. Наконец мальчишку ввели в прохладную галерею, а после — в зал по широким ступеням. Светло было здесь, огромные окна, прорубленные в стене, высокие колонны, отделанные полосами белого, зеленого, синего камня. Тут собралось много народу, сразу столько он видел лишь на рыночной площади Асталы. Люди разбились на группки, его не замечали вовсе или бросали беглые взгляды. Нет, по счастью, не он причина этого сборища…. Может, праздник у них? Но не ощущается радости, горя тоже. Все лица перед взором Огонька сливались в одно большое пятно. Но он все же заметил, что женщина, с которой он приехал, Элати, тоже здесь: она подошла к другой, сидящей подле колонны, и заговорила, указывая на него.

Женщины говорили чуть слышно, не думая, что он разберет их слова. Но еще на прииске он понял, что слышит лучше прочих, а за время жизни в племени слух Огонька стал еще тоньше, ловил даже говор летучих мышей. Хотя Кайе и сейчас бы мог с ним сравниться, наверное.

Полукровка понял, что Элати только сейчас смогла увидеться с этой второй, до сего дня она запиралась в своих покоях и размышляла, видимо. Элати рассказывала, как нашла полукровку с Силой, и то, что поведал ей сам Огонек.

“Его матерью, думаю, была южанка из не обделенных Силой — отца, верно, встретила в срединных землях или торговых городах. Ему от тринадцати до пятнадцати. Наше посольство в Асталу в его годы рождения не ездило. Значит, мать его нагуляла где-то в поездке и выбросила, или ее самой не стало, а может, и отобрали ребенка. Но все это было на Юге — иначе он бы не одолел расстояния, он из Асталы или окрестностей самого города”, — шуршал ее голос.

— Любопытно. Иди сюда, — позвала та, другая — высокая, с длинной толстой косой — такие косы на юге носили мужчины. Только украшали золотыми подвесками, а у этой — кожаный ремешок через лоб, алый, плетеный. И волосы седые до белизны, что у нее, что у Элати… ах, да, это их Сила, не старость…

Она дала знак окружающим расступиться, и Огонька подтолкнули вперед; вскоре он оказался напротив нее шагах в трех.

Когда мальчишка приблизился, смерила его взглядом. Некрасивая, с острыми чертами, она казалась безобидной — и одинокой даже в этой толпе. И голос ее оказался ниже, чем у Элати, хотя у той грубее лицо и жесты размашистые.

— Как необычно… Знаешь, а ты права, сестра моя. В нем и в самом деле есть нечто, вызывающее интерес. И ты права, его глаза ярковаты для обычного полукровки. Да, это Сила Юга… Как давно у тебя проявились способности? — обратилась она к Огоньку.

— Я не следил за ними, элья. — Похолодело в груди. Опасное было в голосе женщины, мягком и легком, будто змеиный шип.

— Как странно… Почему же южане тебя отпустили — с таким даром?

— Они не знали.

— Не знали? — изумленно произнесла женщина. — Они разбудили в тебе Силу и не посмотрели, что вышло?

Забыла только что сказанное сестрой или проверяет меня? — подумал Огонек, и весь подобрался:

— Элья, ведь я всего лишь работал на прииске, кому там было меня проверять? А что было раньше — не помню.

— Ах, да, — она едва заметно и неприятно улыбнулась. — Но это сделал кто-то на юге, кто-то, в тебе заинтересованный. Кто и зачем? Он должен быть достаточно силен, чтобы совершить такое… и он тебя не искал.

— Не искал, — эхом отозвался мальчишка.

А женщина обратилась к сестре, тихо, но он снова услышал:

— Ты зря притащила его напоказ.

— Ты же сама мне велела!

— Ах, я думала, это какая-то шутка, я тебе не поверила, признаюсь. Думала, может, позабавятся гости… Но слухи о полукровках с Силой нам совсем ни к чему, людей беспокоит все непривычное. Приводи его завтра ко мне лично.