Таллинский дневник - Николай Михайловский

- Здесь нет никакой сенсации. По крайней мере, для тех, кто видел Майданек.

По приезде в Таллин этот же самый журналист попросил устроить ему встречу с немецкими солдатами и офицерами, которых пленили наши войска. Он долго и тщетно добивался от них признания в том, что немецкий гарнизон сдал Таллин без боя, по причине "стратегического сокращения фронта", о котором в последнее время твердил Геббельс, пытаясь оправдать поражения фашистской армии.

Пленные немцы ни за что не соглашались с такой оценкой. Они говорили с обидой:

- Мы честные солдаты и верно исполняли свой долг. Мы защищали Таллин до последней возможности. Нас никто не может обвинить в том, что мы плохо воевали.

Эти странные "барбакадзе"...

Как бывало не раз, вернувшись в Таллин, корреспонденты пришли к командующему флотом узнать, что будет дальше. Владимир Филиппович Трибуц и на сей раз нашел возможность принять нас. Мы услышали его рассказ о том, как развивалась "Таллинская операция" в целом, на всем фронте - морском и сухопутном. Далее он сказал, что теперь главная задача - без передышки "на плечах противника" вступить на Моонзундские острова и очистить их...

Спускаясь по трапу в штабе флота (штаб размещался в обычном здании, но по флотской привычке лестница называлась трапом), я встретил члена Военного совета вице-адмирала Смирнова. Он остановился, поговорил со мной несколько минут и посоветовал зайти в отделение информации Пубалта, дескать, там много интересных фактов о боях за Таллин.

- Может, вам и пригодится... - широко улыбаясь, пробасил Николай Константинович и добавил: - Надобно напомнить о нашей артиллерии на колесах. Они - геройский народ, только почему-то не пользуются вниманием вашего брата, - с укором сказал он.

Замечание справедливое. Речь шла о нашей флотской железнодорожной артиллерии, сыгравшей немалую роль в битве за Ленинград, но действительно обойденную вниманием прессы. Я знал о 101-й морской железнодорожной артиллерийской бригаде давно. Рассказывали мне, что на Ленинградском фронте все морские и железнодорожные батареи и бронепоезда носили название "Борис Павлович". Видимо, производное от слова "Броне-Поезд". Так их именовали в военных штабах и среди железнодорожников. И когда батарея переезжала с одной позиции на другую, в разговоре железнодорожников по селектору можно было услышать: "Борис Павлович просит пропустить его в ваш район". И оттуда отвечали: "Бориса Павловича можем принять. Пусть выходит". Вскоре дежурный по станции сообщал: "Бориса Павловича отправляю". И вручал жезл старшему кондуктору эшелона, после чего батарея имела право выходить за стрелку и продолжать дальнейший путь по своему маршруту.

Слышал я подчас даже забавные истории, связанные со 101-й бригадой, вроде той, которая бытовала среди нашей корреспондентской братии.

Не следует забывать, что при всех тяжестях войны, блокады, несчастий, обрушившихся в ту пору, все-таки мы были молоды, и стоило отдохнуть, подкрепиться горячим чайком, как начиналась обычная журналистская травля... По нынешним временам тогдашний юмор, может быть, и покажется кому-то не очень изысканным и тонким, но нам он помогал выжить, скрашивал порою самые трудные дни и часы. Так вот, об истории со 101-й. В январе сорок третьего, во время прорыва блокады, старейшина ленинградских фотокорреспондентов Николай Павлович Янов (впрочем, не уверен, было ли в ту пору старейшине и сорок лет, но уж поскольку он старейшина, то и звали его "Яныч") сделал одну знаменитую фотографию, которая публиковалась бесчисленное количество раз. На ней изображены комендоры одной из батарей Григория Иосифовича Барбакадзе Смирнов и Васильев - они пишут мелом на снаряде "За Ленинград". Виден громадный снаряд, стволы тяжелых орудий, а орудия морской железнодорожной бригады были подобны тем, что стояли на крейсерах, миноносцах и береговых батареях. Работу этих орудий фашисты уже успели испытать на себе. Спустя немалое время, нас познакомили с фашистскими радиоперехватами, в которых сообщалось, что на тот или иной участок фронта прибыли "барбакадзе", видно, фашисты решили, что так называются эти пушки. Так подтвердилась одна из "баек", рассказанных самим Янычем.

И все-таки в словах члена Военного совета была доля правды. Мне кажется, получалось так еще и потому, что добраться до "барбакадзе" нашему брату было непросто. Если корабли, вросшие в лед у набережных Невы, были на виду у всех, то "барбакадзе" находились в местах далеких, в глухих железнодорожных тупиках, перемещались скрытно из одного конца города в другой, меняя позиции, их пребывание в том или ином районе считалось военной тайной.

Помнится, одним из самых молодых, к тому же удачливых артиллеристов был Лев Тудер. Он командовал артиллерийским дивизионом, огромным хозяйством на колесах, состоявшим из восьми дальнобойных орудий на платформах, четырех локомотивов, штабных вагонов, вагонов с боеприпасами. Техники хватало, огорчало другое: пока Ленинград находился в кольце блокады, на все и на вся распространялась голодная норма, полагалось от шести до десяти снарядов в сутки на одно орудие. Только после прорыва блокады снаряды не считали. Стреляли сколько надо, до полного поражения цели.

Лев Тудер со своими хлопцами повидал многое: воевали на Ханко, вели непрерывные артиллерийские дуэли с финнами, а когда уходили, пришлось им уничтожить технику. Погрузились на корабли и пришли в Кронштадт, здесь на короткое время стали бойцами лыжного батальона на форту "Шанц", зорко охраняли подступы к крепости. В первую же блокадную зиму они перекочевали на форт "Красная Горка". Вся хитрость была теперь в том, чтоб не свалил голод, дистрофия. И Тудер проявил, прямо скажем, удивительную сметку, находчивость, организовав подледный лов рыбы. На хлеб, сахар, все остальное была голодная норма, но рыбы ели вдоволь, и все выжили. А вскоре со своей боевой ратью Тудер снова на рельсах, с пушками на платформах. На эллинге судостроительного завода имени Жданова был его наблюдательный пост, получивший название "Эйфелева башня".

Такие же посты вскоре появились на вышке мясокомбината и даже на Пулковских высотах, где была велика опасность прорыва немецких танков. И потому дивизион Тудера пристрелял там каждый квадрат, и круглые сутки дежурные орудия были "на товсь", готовые по сигналу командира наблюдательного поста старшины 2-й статьи Ивана Зубачева открыть огонь.

Однако главной работой артиллеристов в блокадном Ленинграде была контрбатарейная борьба с немецкой артиллерией, обстреливавшей город. Какой нужен был пытливый ум, сколько выдержки, хладнокровия, чтобы выследить проклятую немецкую батарею, "достать" ее своими снарядами, да так, чтобы она замолчала раз и навсегда. Этим занимались месяцы и даже годы - на пределе сил, в постоянном напряжении.