Жюльетта. Том II - Маркиз де Сад

— Пора приняться за этого мерзавца.

В руках моих мучительниц — теперь их было уже четверо — снова появились хлысты. Первой в атаку двинулась София, выдав мне пятьдесят сильных ударов и сохранив невероятное спокойствие в продолжение экзекуции. Она несколько раз прерывала ее, наклонялась ко мне и жадно смотрела в мои глаза, ища в них признаки жестокой боли, которую мне причиняла; закончив свое дело, она устроилась прямо перед моим лицом, широко раскинула бедра и принялась мастурбировать, приказав остальным бить меня изо всех сил.

— Одну минуту, — сказала она, когда я насчитал около двухсот ударов, — я заберусь под него и буду сосать ему член, а вы продолжайте, но расположитесь так, чтобы одна из вас могла лизать мне клитор, а двоих я буду ласкать руками.

Исполнительницы заняли свои места; начался новый спектакль и… возбуждаемый сыпавшимися на меня ударами и горячими губами и языком принцессы, я не выдержал и трех минут и заполнил ее рот своим семенем; она проглотила его и быстро выбралась из-под меня.

— Эмма, — крикнула она, — он восхитителен, он сбросил в меня свой пыл, и теперь я должна достойно отблагодарить его.

С этими словами она вонзила в мой зад солидный фаллос, впиваясь губами в вагину то одной, то второй девушки, в то время, как третья прочищала ей влагалище таким же инструментом, какой терзал мой задний проход.

— Теперь можете развязать его, — скомандовала юная Мессалина, наконец почувствовав, что не может больше сдерживаться. — А ты, Боршан, иди сюда и целуй меня в благодарность за то, что я дала тебе неземное блаженство. Кстати, я редко отношусь к мужчинам с такой снисходительностью. Бедняга! Все, что с тобой сейчас произошло, надо отнести на счет твоей ребяческой скромности. Подумай сам: ты спал со мной уж и не знаю сколько раз и всегда довольствовался лишь моей куночкой, как самый распоследний идиот, и в твою тупую голову ни разу не пришла мысль, что у меня имеется и жопка. Это вообще ни на что не похоже.

— У меня было такое желание, мадам, но робость меня останавливала.

— Жаль, очень жаль; в твоем возрасте скромность непростительна. Но не будем ворошить прошлое. Теперь ты можешь исправить свою оплошность, на время позабыть о моей вагине и уделить внимание моей заднице. — При этом она повернулась ко мне спиной и, наклонившись, продемонстрировала мне свои ягодицы. — Красивая попка, не правда ли? Смотри, какая она гладенькая, какая нежная и как жаждет тебя, так что спеши, Боршан, забирайся туда. Возьми его член, Эмма, и вставь сама куда следует.

В ответ я осыпал тысячью поцелуев этот поистине роскошный зад, и мой орган, направленный рукой Эммы в маленькую уютную норку, скоро убедил Софию в моем горячем желании исправить прошлые ошибки.

— Погоди, — остановила меня принцесса, — я хочу теперь быть твоей рабой; я влезу в эту машину, где страдал ты, и буду в твоем распоряжении; пользуйся своими правами, мой султан, и отомсти мне. (Железные скобы защелкнулись на кистях ее рук и на лодыжках.) Не жалей меня, прошу тебя, примерно накажи меня и за разврат, и за жестокость.

— Ах ты, содомитка! — зарычал я, восхищенный ее вкусами. — Да, я мечтаю выпороть тебя и предупреждаю, это будет ужасная порка.

— Надеюсь, ты будешь делать это от всей души, — заметила она. — Пощупай мою жопку, как она сверкает и взывает, и просит кнута.

— Вот тебе. — И я нанес первый свистящий удар. Пока я «от всей души», как она выразилась, терзал ее ягодицы, любезная Эмма стояла передо мной на коленях, жадно сосала мой инструмент, а две девочки лобзали мне задницу. Когда холмики Софии превратились в нечто липкое и красное, мой разъяренный член вошел в ее анус по самый корень и утешил принцессу за все страдания.

— Черт возьми! — простонала она. — Как приятна содомия после порки, ничто не сочетается столь удачно, как два этих удовольствия.

Тогда Эмма прильнула к госпоже, начала целовать, лизать, ласкать ее тело, не забывая массировать себе клитор, и скоро мы все погрузились в океан блаженства.

— Знаешь, Боршан, — заметила принцесса, когда мы пришли в себя, — мне кажется, у нас много общего, и у меня даже возникло желание довериться тебе.

По ее знаку юные служанки исчезли, мы втроем расположились за столом, и за легким обедом и пуншем София произнесла такую речь:

— Людям с мелкой душонкой и средним умом, наверное, покажется странным, что для того, чтобы испытать твой характер, я избрала похоть. Но ничего странного здесь нет, и если это у тебя вызывает недоумение, дружище, позволь мне сказать тебе, что я сужу о способностях человека в обычной практической жизни только по его поведению во время оргии. Человек с пламенными страстями и с неординарными вкусами способен — и это непреложное правило — на решительные действия там, где речь идет о выгоде или честолюбии, а ты показался мне человеком темпераментным и не глупым. Кстати, Боршан, каковы твои взгляды на человеческую жизнь?

— Принцесса, — отвечал я, — а как относился к ней герцог Альба, когда захватил эту страну?

— Умница! — воскликнула моя пылкая собеседница, — Именно такого ответа я и ждала от тебя. Я всегда считала тебя храбрецом, — добавила она, сжимая мою руку, — теперь послушай, что я хочу тебе предложить.

Я — племянница героя Европы, человека, созданного для того, чтобы властвовать над всем миром, и я принесла в эти провинции его дух, его взгляды и его непреклонность. Надеюсь, ты понимаешь, Боршан, что я достойна лучшей участи, нежели быть женой республиканского правителя, и этот робкий, меркантильный и трусливый народ, рожденный жить в цепях, должен боготворить меня. Я ничего не имею против того, чтобы царствовать над голландцами, но трон, стоящий на этих вечно сырых равнинах, должен быть смочен их слезами и украшен золотом. Мой план готовы поддержать сто вооруженных до зубов батальонов, которые Фридрих обещал мне послать из Кенигсберга. Эта революция не лишит головы моего супруга, он верен мне, и море крови, пролитой в Батавии, скрепит трон, который будет моим. Разумеется, я предлагаю тебе не скипетр, а высокий пост нашего советника, нашего министра, нашей правой руки: ты будешь издавать указы и следить за их исполнением; этот пост требует жестокости, но обладаешь ли ты этим качеством в нужной мере? Я подумал немного и ответил так:

— Прежде чем взять на себя такую огромную власть, я бы хотел узнать, как к этой революции отнесутся ближайшие соседи. Франция, Англия, Испания, северные государства, которые смотрят на вашу нацию как на льстецов и торговцев, будут ли они спокойно сидеть и взирать, как вы становитесь их могущественной соперницей?

— В позиции Франции мы уверены, а об остальных можно не беспокоиться. Когда мы станем монархами в Объединенных Провинциях[84], мы объявим войну трем соседним королевствам и, думаю, очень скоро поставим их на колени. Воинственную нацию боятся все, и таковой мы и станем. Достаточно одного великого человека, чтобы заставить весь мир считаться со страной, а в моей душе есть величие, которое я унаследовала от могущественного Фридриха. Нам надоело быть легкой добычей любого европейского завоевателя.