Атлант расправил плечи. Книга 2 - Айн Рэнд

Гилберт Кийт-Уортинг, английский писатель, всемирно известный лет тридцать назад, был гостем Чалмерса по никому не понятной причине. С тех пор никому не приходило в голову читать его творения, но все воспринимали его как живого классика. Его считали гением, потому что он обычно высказывался следующим образом: «Свобода? Давайте не будем о свободе. Свобода невозможна. Человек никогда не будет свободен от голода, холода, болезней, несчастных случаев. Он никогда не освободится от тирании окружающей среды. Так зачем бороться с тиранией политической диктатуры?» Когда в Европе было претворено в жизнь то, что он проповедовал, Гилберт Кийт-Уортинг переехал в Америку. С годами его стиль и его тело весьма одрябли. К семидесяти годам он превратился в толстого старика с крашеными волосами и манерами циника, сдабривающего свою речь цитатами из йоги, утверждающими тщетность всех человеческих устремлений. Кип Чалмерс пригласил Кийт-Уортинга потому, что его присутствие в свите придавало акции некую изысканность. Гилберт Кийт-Уортинг поехал с ним, потому что ему было все равно, куда ехать.

— Черт побери этих железнодорожников! — воскликнул Кип Чалмерс. — Они специально это устроили, хотят сорвать мне кампанию. Я не могу опоздать на этот митинг! О Господи, Лестер, сделай что-нибудь!

— Я уже пробовал, — ответил Лестер Таг. На последней станции он пытался найти самолет для завершения поездки; но в ближайшие два дня коммерческих рейсов не планировалось.

— Если они не доставят меня вовремя, я сниму с них скальпы и отниму у них железную дорогу! Надо сказать тому чертову кондуктору, чтобы они поторопились!

— Ты уже трижды говорил ему.

— Я его уволю. Он привел тысячу отговорок, мол, технические проблемы. Мне надо ехать, а не слушать отговорки! Они не имеют права поступать со мной, как с пассажиром общего вагона. Я хочу, чтобы меня доставили, куда хочу и когда хочу. Они что, не знают, что ли, что я еду в этом поезде?

— Уже знают, — сказала Лаура Брэдфорд. — Заткнись, Кип. Ты действуешь мне на нервы.

Чалмерс вновь наполнил свой стакан. Вагон дергался, и на полках бара чуть слышно дребезжало стекло. Звездное небо в окнах беспрестанно дрожало, и казалось, что звезды ударяются друг о друга. За стеклом окна в конце вагона не было видно ничего, кроме мерцания красных и зеленых фонариков, обозначающих конец состава, и убегающих в темноту рельсов. Рядом с поездом бежала скалистая стена; звезды время от времени неожиданно ныряли в провал между высоко очерченными пиками Колорадских гор.

— Горы… — удовлетворенно произнес Кийт-Уортинг. — Подобные зрелища заставляют человека вспомнить о своей незначительности. Что значит эта никчемная полоска рельсов, которой так гордятся грубые материалисты, в сравнении с вечным великолепием? Не более чем нитка, которой швея подшивает подол природы. Если один из этих гранитных исполинов рухнет, он уничтожит поезд.

С чего это он вдруг рухнет? — без особого интереса спросила Лаура Брэдфорд.

Похоже, этот проклятый поезд замедлил ход, — сказал Кип Чалмерс. — Эти скоты останавливают поезд, несмотря на то что я им сказал!

Ну… это ведь горы, знаете ли… — заметил Лестер Таг.

Будь они прокляты, эти горы! Лестер, какой сегодня день? Из-за этих проклятых часовых поясов ничего не разберешь…

— Двадцать седьмое мая, — вздохнул Лестер Таг.

— Двадцать восьмое мая, — поправил его Гилберт Кийт-Уортинг, взглянув на часы. — Уже двенадцать минут как двадцать восьмое.

— О Господи! — воскликнул Чалмерс. — Выходит, митинг уже сегодня'?

— Точно, — подтвердил Лестер Таг.

— Мы опаздываем, мы…

Поезд сильно тряхнуло, и стакан выпал из руки Чалмерса. Звон стекла слился со скрежетом колес на крутом повороте.

— Послушайте, — нервно спросил Гилберт Кийт-Уортинг, — ваши железные дороги достаточно безопасны?

— Да, черт возьми! — проревел Чалмерс. — У нас столько правил, инструкций и всего прочего, что эти скоты не посмеют быть неосторожными!.. Лестер, где мы сейчас? Какая следующая остановка?

— Остановок не будет до Солт-Лейк-Сити.

— Я спрашиваю, какая следующая станция.

Лестер Таг достал засаленную карту, с которой сверялся каждые пять минут, как только за окнами стемнело.

— Уинстон, — сказал он, — штат Колорадо. Чалмерс потянулся за новым стаканом.

— Тинки Хэллоуэй слышал от Висли, что, если ты проиграешь эти выборы, с тобой покончено, — сказала Лаура Брэдфорд. Она растянулась в кресле и смотрела мимо Чалмерса, изучая свое лицо в зеркале на стене салона; от нечего делать она развлекалась, распаляя в Чалмерсе бессильный гнев.

— Да неужели?

— Ага. Висли не хочет, чтобы в Законодательное собрание попал твой соперник, как его там… Если ты проиграешь, Висли обозлится, как черт. Тинки сказал …

— Черт бы побрал этого скота! Позаботился бы лучше, собственной шкуре

— Ну не знаю. Висли он очень нравится. — И добавила: —Тинки Хэллоуэй не позволил бы какому-то злосчастному поезду помешать важной встрече. Его они не осмелились бы задержать!

Кип Чалмерс сидел, пристально глядя в свой стакан.

— Я заставлю правительство национализировать железные дороги, — хрипло сказал он.

— И давно пора, — согласился Кийт-Уортинг. Не понимаю, почему вы не сделали этого раньше. Это единственная на земле страна, настолько отсталая, что допускает частное владение железными дорогами

— Мы догоняем вас, — ответил Кип Чалмерс.

— Ваша страна невероятно наивна! Это просто анахронизм. Все эти разговоры о свободе и правах человека… Я не слышал ничего подобного со времен, когда был жив мой прадед. Это словеса богатых. В конце концов, беднякам без разницы, чьей милостью они живут — промышленника или чиновника.

— Эпоха промышленников прошла. Наступила эпоха…

Могучий толчок сотряс воздух в вагоне. От резкой остановки пассажиров швырнуло вперед. Кипа Чалмерса бросило на ковер. Гилберт Кийт-Уортинг упал на стол, лампы разбились. Стаканы повалились на пол, потолок и стальные стены вагона заскрежетали, готовые порваться; долгий, далекий грохот судорогой пробежал по колесам.

Подняв голову, Чалмерс увидел, что вагон цел и стоит неподвижно; он услышал стоны своих попутчиков и истерические всхлипывания Лауры Брэдфорд. Чалмерс ползком пробрался к двери, открыл ее и скатился вниз по лестнице. Далеко впереди, на повороте, он увидел двигающиеся фонари и красное зарево. Он пробирался сквозь тьму, то и дело наталкиваясь на полуголых людей, которые подавали друг другу сигналы быстро гаснущими спичками. Вдоль дороги шел человек с фонарем, Чалмерс схватил его за руку.

Это был проводник.

— Что случилось? — выдохнул Чалмерс.

— Лопнули рельсы, — спокойно ответил проводник, локомотив сошел с путей

— Сошел?..

— Да, упал набок.

— Кто-нибудь… погиб?

— Нет. С машинистом все в порядке. Ранен помощник машиниста.

— Говорите, рельсы лопнули?

— На лице проводника застыло странное выражение — суровое, осуждающее, отрешенное.

— Рельсы изнашиваются, мистер Чалмерс, — ответил он и с особенной интонацией добавил: — Особенно на поворотах.

— Разве вы не знали об износе?

— Мы знали.

— Так почему их не заменили?

— Их собирались заменить. Но мистер Лоуси отменил плановые работы.

— Кто такой мистер Лоуси?

— Нынешний вице-президент нашей компании.

Чалмерсу показалось, что проводник смотрит на него так, словно в случившемся есть и его вина.

— Ну… вы ведь поставите локомотив обратно на рельсы?

— Этот локомотив, похоже, уже не поставить на рельсы.

— Но… он должен нас везти!

— Он не может.

Среди немногих ярких огней и сдавленных криков Чалмерс неожиданно против воли ощутил громады гор, безмолвие сотен необжитых миль и хрупкую полоску карниза между отвесной скалой и бездной. Он сильнее сжал руку проводника:

— Что же делать?

— Машинист пошел звонить в Уинстон.

— Звонить? Как?

— В двух милях отсюда есть телефон.

— Нас отсюда вывезут?

— Да, вывезут.

— Но… — Разум Чалмерса наконец соединил прошлое будущим, и его голос поднялся до крика: — Сколько нам придется ждать?

— Не знаю, — ответил проводник. Он сбросил со своей руки руку Чалмерса и ушел.

Ночной диспетчер на станции Уинстон принял телефонограмму, уронил трубку и бросился вверх по лестнице будить начальника станции. Начальник станции был здоровенным раздражительным, вечно слоняющимся без дела типом, которого направил сюда десять дней назад новый управляющий центральным отделением. Он постоянно спотыкался в полудреме, но, когда до него дошли слова диспетчера, встрепенулся.

— Что? — Он с трудом перевел дыхание. — Господи! «Комета»? Хватит трястись! Свяжись с Силвер-Спрингс! Ночной диспетчер управления центрального отделения в Силвер-Спрингс выслушал сообщение и позвонил Дэвиду Митчаму, новому управляющему по штату Колорадо.