Гарантирую жизнь. Ведич - Василий Головачев

– Такие премии уже существуют на Западе. В Гарвардском университете даже вручаются дипломы тем, кто сделал не нужные никому изобретения.

– Это какие имеются в виду?

– Например, я помню, что первой премии был удостоен какой-то бельгиец, составивший социологический портрет любителя пончиков. Или как тебе нравится лауреат, выяснивший типы посуды, предпочитаемые американцами при сдаче мочи на анализ?

– Идиот! – с чувством проговорил Дмитрий.

– Еще я помню, что в прошлом году лауреатом «антинобелевки» стал наш соотечественник за модель огнемета для поражения автоугонщиков.

– Ух ты, молодец! – восхитился Дмитрий. – Как говорится: шок – это по-нашему! Сел за руль, включил двигатель и сгорел. Вместе с машиной. Неужели они не стесняются получать эти премии?

– Никто не отказывается, для многих это единственный шанс заявить о себе. Но это я еще могу понять, а вот лауреатов премии Дарвина – нет.

– Что за премия?

– Совершенно жуткая – присуждается за самую эффектную смерть. Посмертно, разумеется.

– Неужто есть и такие премии?

Диана развела руками.

– Человечество – это такой бордель, что в нем можно отыскать любое отклонение от нормы.

– Кто же вручает премию за смерть?

– Международное жюри Интернета. Не так давно одним из победителей стала женщина, мать троих детей, которая решила любой ценой заполучить в спутники жизни соседа. Она инсценировала нападение на свою квартиру, заклеила себе рот скотчем, сунула голову в пластиковый мешок, связала себе руки и улеглась на пороге квартиры, зная, что как раз в это время сосед возвращается с работы домой. Увидит ее и спасет. А сосед задержался в пивной…

– Ну и ну! – покачал головой Дмитрий. – Это уж ни в какие ворота…

– Есть еще более дикие случаи. В Японии одно время было модно носить туфли на тридцатисантиметровой подошве. Одна такая модница села за руль автомашины, а потом выяснилось, что тормозить в такой обуви невозможно.

– Ясно. Так этим только женщины отличаются?

– Размечтался, мужчины намного их опережают, будь уверен. Один летчик приделал к своему вездеходу ракетный двигатель и взлетел, врезавшись в небоскреб. Другой оригинал просто пинал ногами автомат с кока-колой, пока тот не упал на него и не раздавил. Примеров в Интернете – хоть отбавляй.

– Да, безмозглость человеческая не имеет предела! Но я тебе обещаю, что премию Дарвина не получу.

– Очень надеюсь, – насмешливо улыбнулась Диана и зовуще потянулась.

Дмитрий посмотрел на нее, чувствуя нарастающее волнение и вспоминая четверостишие Валентина Гафта:

Мы сидели, пили чай,Лучше и не надо.Все напоминало рай,Но хотелось аду.

Однако вслух он повторять четверостишие не стал. Сказал озабоченно, держась за сердце:

– Кажется, у меня приступ…

– Что, сердце?! – вскочила Диана, бросаясь к нему.

– Сердце! – подтвердил Дмитрий, хватая ее в охапку.

Храм БЕСа, выросший на месте снесенной церквушки недалеко от Введенского кладбища, представлял собой монументальное кирпичное сооружение с тремя конусовидными башнями, напоминающее элеватор, обнесенное мощной шестиметровой стеной. Проникнуть внутрь этого сооружения силой не представлялось возможным, оно было рассчитано чуть ли не на артиллерийскую осаду, и разработчикам операций КОП пришлось изрядно поломать головы, прежде чем найти достаточно эффективное и простое решение. В понедельник это решение было обсуждено «копами», а во вторник команда полковника Михно приступила к его реализации.

В десять часов утра, когда послушники храма в количестве ста с лишним человек (наблюдатели постарались и выяснили весь состав Братства) приступили к «утренней литургии», к воротам «замка» подкатила белая, с красными крестами на дверцах, машина – медицинская «Газель», и водитель дважды надавил на клаксон.

Отворилась калитка рядом с тяжелыми металлическими воротами, оттуда выглянул могучий молодой человек в черной рясе.

– Чего надо?

– Санэпиднадзор, – веско сказал врач в белом халате, которого играл сам Мих-Мих. – В районе намечается эпидемия дезинтерии, разносчиком которой могут быть мыши и крысы. Открывай, проверять подвалы будем на наличие.

– Не велено.

– Тогда доложи своему батюшке, не в его интересах с властями конфликтовать. Закроем храм на фиг! У меня на руках постановление губернатора о поголовной ревизии всех общественных и частных заведений вроде вашего.

Привратник в рясе глянул на «Газель» и скрылся.

– Если они нас не впустят, – сказал водитель, также одетый в халат, роль которого исполнял бывший омоновец Самохин, – придется менять план.

– Не придется, – уверенно проговорил полковник. – Мы вчера передали по радио о вспышке дезинтерии, в храме должны слушать новости. А настоятель не захочет идти против властей, он знает, что храм находится на особом счету и его мало кто жалует из местных жителей. – Михно поправил пуговку рации на воротнике халата. – Внимание, перекличка.

Тихие голоса оперативников доложили о готовности к работе. Сообщил о себе и Дмитрий, прогуливающийся возле храма в паре с Миленой Отиевой, служившей раньше в женском батальоне Российского Легиона. Они должны были сыграть роли молодых людей, пришедших записаться в послушники Братства.

Пока они прогуливались, с ними повстречалась старушка, сердито косившаяся на неприступные стены храма БЕСа и разговаривающая сама с собой. Увидев, что на нее смотрят, она заулыбалась смущенно и кивнула на башни храма.

– Вот хоромы отстроили, богоотступники! Не побоялись гнева божьего!

– А почему они должны бояться? – поинтересовалась Милена, переглядываясь с Дмитрием.

– Так ведь здесь раньше православный храм Воскресения стоял, потом церковь Воскресения. Снесли церковь, православным и помолиться негде стало, а эти жируют, молодежь с панталыку сбивают. Обидно это.

И старушка побрела дальше, что-то приговаривая и крестясь.

– Это она напрасно жалуется, – заметила спутница Дмитрия, – в Вологде хватает православных церквей, есть куда сходить помолиться.

– Она старая, живет где-нибудь поблизости, – вступился за старушку Дмитрий. – Раньше-то прошла сто метров – и вот тебе церковь, а теперь куда-то ехать надо. И вообще ты плохо штудировала материалы Мих-Миха. В Вологде за последние десять лет восстановили лишь один православный храм, зато открыли буддистский центр, два протестантских храма, католический, две синагоги, две мечети и шесть сектантских приходов. Это разве не обидно русскому человеку?