И одной любви достаточно (СИ) - Цветков Иван

День за днём проносился с чудовищной медлительностью. Казалось, что минутная стрелка идёт со скоростью часовой. Подъём, завтрак, таблетки, библиотека, обед, тихий час, разговор с психиатром, ужин, таблетки. А после этого пустой взгляд через окно с решёткой на свободу. Хотел ли я туда? Хотел ли я остаться? Хотел ли я жить? Хотел ли я умереть? Нет. Нет, я ничего не хотел. И не хочу. Чем эта реальность хуже той, которая по ту сторону окна? Там я псих. Больной. Здесь я пациент. Что меня ждёт там? Поседевшие родители, которые не могут сдержать слёз? Друзья? Рината? Жестокий и бессердечный мир, в котором я не нашёл себе места?

Я должен был остаться здесь надолго, но каким-то образом меня выписали спустя три недели. Разумеется, со списком лекарств, а также с ежемесячным посещением психолога. Ну, бывает. Первое что я сделал при выписке из клиники? Начал приводить шизофренический план в действие. Порвал со всеми друзьями. Я предал их. Моих самых дорогих людей в городе. Тех людей, которые будучи атеистами, молились за меня. Полтора десятка лет дружбы. Настоящие друзья, о которых мечтают тысячи одиночек. Я предал их. Оболгал. Оклеветал. Каждого. В лицо. Никто не идеален. У каждого есть свои недостатки. Всё, что я сделал, так это взял их недостатки, выкрутил их по максимуму, и не без дольки гиперболизации сказал. Втоптал в грязь. Вы… Я недостоин вас. У вас всех хорошая жизнь. Отношения, скорая женитьба, престижная работа, и в целом просто счастливая жизнь. Я не собирался портить её. Вам будет лучше. Ведь я обуза. Своим присутствуем я буду ввергать нашу компанию в уныние. Да, нашу компанию. Теперь она ваша. Дерзайте. Идите дальше. Обычно говорят, чтобы не забывали меня. Так вот, забудьте меня. Вычеркните из своей памяти, как я вычеркнул вас из своей жизни. Хотел ли я приводить в действие свой план? Не знаю. Я понимал лишь то, что хочу попрощаться с этой старой жизнью полностью. Поэтому и поступил так.

Вообще меня хотели также и отстранить от учёбы на некоторое время. Сделать там себе академический отпуск, отдохнуть пять месяцев и пойти вновь на второй курс. Но я запротивился и настоял на своём. Почему? Я ненавидел ВУЗ, ненавидел каждую плитку на полу, ненавидел персонал, ненавидел группу. Когда-то, но не сейчас. Сейчас мне было плевать. Плевать на всё и всех. На всех, кроме неё. Я хотел увидеть её. Хотел ещё раз увидеть её чёрные глаза, увидеть её веснушки, увидеть её ямочку на подбородке. Увидеть её, лайкнуть её новый рисунок, проводить до трамвая и извиниться. Извиниться за то, что сделал. Ведь она не жестокая и бессердечная тварь, она… Она тонкая и ранимая. Она словно белоснежный одуванчик, который надо беречь от слабейшего дуновения воздуха. А она переживала, я знаю. Для этого я иду в универ. Чтобы увидеть её, чтобы попросить у неё прощения. Попросить прощения, обнять её крепко-крепко, и посадить на трамвай. Вот и всё, ради чего я живу. Вот и всё, ради чего я всё-таки хотел выписаться из больницы.

В универе меня не ждали. Совсем. Оно и неудивительно, я бы тоже не ждал себя. Деканат сильно удивился, когда я пришёл к ним и сказал, что завтра приду на учёбу. Они для проформы спросили, хорошо ли я себя чувствую, точно ли готов вернуться к учёбе и прочую ерунду. Но я точно знал, что хочу пойти на учёбу. Чтобы увидеть её.

Я опаздывал, но не сильно. Отвык просто ходить быстрым шагом, а вышел в то время, в которое выходил раньше. Церберы на входе не стали снимать с меня бейдж. Видимо все в курсе, кто я. Поднявшись на четвёртый этаж, я добрался до нужной аудитории и замер. Я сейчас увижу их всех. Не только её, но всех. Что будет? Понятия не имею, но я робко постучал в дверь и потянул её на себя, пойдя навстречу неизвестности.

— Здравствуйте, — тихо сказал я, глядя себе под ноги. — Извините за опоздание. Можно войти?

Воцарилась тишина. Преподаватель хлопал глазами, не в силах что-либо сказать. Тогда я чуть повернулся к группе и увидел, что моё место свободно. Где-то там, на последних партах сидит она. Но я не в силах взглянуть на неё сейчас. Да, не сейчас. На обеденном перерыве. Хотя бы. Так что я сел на своё место, на первую парту, чтобы никого не видеть. Наконец семинар продолжился. Глядя на препода я понял, что одет слишком тепло. Толстовка с воротом на мне против обычной рубашки у препода. Что поделать, если неприятное напоминание о произошедшем ещё осталось? Не шарф ведь носить. И уж тем более не красоваться пятном вокруг шеи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

После пары ко мне подходили все по очереди. И начинались всё те же вопросы. Ребят, как может чувствовать себя человек, который меньше месяца назад попытался покончить с собой? Который сделал это не спонтанно, а спланированно, потому что жизнь для него была сплошным мучением и бесконечной болью? Да, у меня всё нормально. Хорошо! Отлично!

Подошли и Нина с Соней. Они не спрашивали о том, как я себя чувствую. Вместо этого они предложили вновь вместе пообедать. Я согласился.

— Приятного аппетита, — начала беседу за обедом Нина. — Как дела Вань?

— Да нормально, если можно так сказать, — ответил я.

— Вань, извини конечно за подобный вопрос, но ты правда был в психиатрической больнице? — робко спросила Соня.

— В психушке. Да, был. Три недели.

— Ох, ну ладно. А там всё так как описывают? — спросила Соня.

— Не, там всё описывают в слишком мрачных тонах. Никаких смирительных рубашек, жёлтых комнат. Никаких странных людей, которые пускают слюни. Может я попал в спокойное отделение, не знаю. А так как будто дома сычуешь: встал, позавтракал, сидишь за книгами до самого вечера с перерывами на приём еды. Ну а различие в том, что помимо еды ты ещё принимаешь таблетки, а ещё каждый день разговор с психиатром.

— Ну, не сказать, чтобы весело, — сказала Нина.

— Да, было бы странно, если бы было весело. Я же всё-таки не псих какой-то. Просто суицидник. Неудачный.

— Да, точно, — тихо и тяжело сказали вместе девочки.

— Гм, а где Рина? — спросил я и поймал на себе недоумевающие взгляды. Я видел подобное совсем недавно. Это были взгляды, полные боли.

— Рина? — спросила Нина и уткнулась в стол. Соня в этот момент встала и ушла. Что происходит? — Эм, она это, перевелась.

— Перевелась значит? Жаль. Она любила здесь учиться — сказал я.

— Да, любила… — дрожащим голосом сказала Нина. — Вань, ты прости, мне надо по делам.

— А, да, конечно. До встречи, — сказал я Нине, после чего она взяла свою сумку и закрыв лицо руками пошла прочь.

До пары ещё было долго, так что я решил написать Рине. Спросить про самочувствие, да и вообще, как у неё дела. Хм, странно. Страница удалена. Ладно, у девушек такое часто бывает. Закинув в себя необходимые таблетки, я отправился на пару. Вся та же первая парта. Нины и Сони ещё нет. Наконец они заходят и проходят мимо меня на свои места. Боже, что случилось? На них места живого нет! Тушь вся потекла и почти смыта, но всего лишь почти. Глаза все краснющие. Спросить об этом позже? Ой не знаю, что-то у меня такое ощущение, что это не моё дело. Я всё же спрошу, всё ли в порядке, могу ли чем-то помочь, но не думаю, что следует лезть дальше.

Так и проходил один день за другим. В каких-то скомканных и неловких разговорах. В какой-то тревожности, тяжести. А разве могло быть иначе? Со мной-то? Вряд ли. Но меня настораживало то, что преподаватели при оглашении списков присутствующих пропускали Рината. Обычно у нас списки не обновляются до конца года. А тут уже вычеркнули. Забыли. Словно её никогда и не существовало. Один раз преподаватель по праву почти назвал её, но осёкся и извинился. Странно. Может ушла со скандалом? Ах, ну да, точно. Тут же суицидент сидит, который попытался покончить с собой из-за неё. Ну, они так считают во всяком случае. Спросить неудобно, но ладно. Пусть шифруются, может считают, что не стоит её называть при мне. Прошла одна неделя, вторая. На моём лице даже стала появляться улыбка во время искромётных шуток и это заметили окружающие. Но они считали это улыбкой, на деле без эмоциональная ухмылка, которая является лишь имитацией, маской.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})