Какого цвета страх - Александр Хинштейн

Впрочем, это в манере Старовойтова. Общие слова, громкие фразы, но никакой конкретики.

Вслед за коллегией пришло и открытое письмо ветеранов ФАПСИ. По чьему указанию оно было написано — думаю, вам понятно. Противно только, что Старовойтов прячется за спинами стариков. Тех, кто действительно служил Родине.

«Г-н Хинштейн, пора прекратить свои грязные провокации против Федерального агентства и его генерального директора. Не мешайте работать людям, чей труд заслуживает уважения всего российского народа» — так эпически заканчивается письмо.

Не знаю уж, какого уважения заслуживает Старовойтов. Разве только уважать его за то, что он сумел столь мастерски превратить министерский пост в источник заработка.

Тут ничего не скажешь. Молодец.

Но шутки в сторону. Господин Старовойтов! Очень прошу — подайте на меня в суд. Составьте иск о защите чести и достоинства. Потребуйте наказать меня за клевету.

Хватит подсылать «гонцов». Хватит распинаться в высоких кабинетах.

Если я лгу (тем более по приказу черных сил) — обратитесь в суд. Там разберутся.

Боюсь только, вы не решитесь этого сделать. Что ж, в этом случае я буду считать, что вы признаете: все, что я пишу, — чистая правда.

Тем более так оно и есть…

Те, кто читал мой последний материал — «Как продать президента», — может быть, помнят: компаньон Старовойтова Кущев рассказывал, как гендиректор ФАПСИ и финансист Монастырецкий решили поселиться в новом доме (одном из самых престижных в столице) на улице Вересаева. Квартира Старовойтова обошлась в два миллиона долларов. Деньги за нее, по словам Кущева, были переведены со счетов все той же фирмы «МКL».

Но в последний момент Старовойтов в апартаменты с 6 туалетами, 4 ваннами и 5 лоджиями въезжать не захотел. Начало раскручиваться дело Монастырецкого, и он испугался нежелательных последствий.

Жаль. Если бы генерал-орденоносец все же справил новоселье, каждый день ему приходилось бы просыпаться и вставать с именем «Сименс». Так уж совпало, что на крыше дома, стоящего прямо напротив, на углу Можайского и Рублевского шоссе, водружен огромный неоновый щит этой фирмы.

Интересно, какие мысли приходят в голову руководителю ФАПСИ, когда он все-таки видит яркие буквы? Проезжать мимо ему приходится по-любому. Так проще добираться до дачи на Рублево-Успенском шоссе. На том шоссе, где живут лучшие люди России…

Мне часто приходится видеть этот дом — краснокирпичную крепость на Можайке. И всякий раз в памяти моей оживают события минувшего, времена эпопеи с ФАПСИ.

Собственно, таких «памятных» зданий разбросано по городу немало. Оказавшись меж двух огней, между двух спецслужб — ФАПСИ и ФСБ, — мне и моим товарищам — тем, кто не желал складывать оружие, — приходилось действовать в условиях тотальной конспирации. Словно заправские шпионы, мы «проверялись» перед каждой встречей, и встречи эти проходили только в условных местах. Всякое имело свое условное название.

Одна точка, например, — проходной двор старинного доходного дома в самом центре Москвы — именовалась у нас «пельмени»: в честь самодельных сибирских пельменей, которыми регулярно потчевал нас один из «заговорщиков». Он жил неподалеку…

Сегодня, оглядываясь назад, мне иногда становится даже жутковато. Только сейчас я понимаю, на краю какой пропасти приходилось мне тогда балансировать. Но у молодости нет страха. Страх — привилегия зрелости…

Однако все наши потуги, казалось, были безрезультатными. Ни одно, даже самое серьезное, обвинение не могло сдвинуть Старовойтова с места, и сертификаты из швейцарского банка в том числе.

Все просто: в ельцинской России коррупция была явлением естественным, даже органичным. Замкнутый круг. Круг круговой поруки.

Впрочем, осознал я это не сразу. Слишком живы были ещё недавние иллюзии, когда, вместе со стотысячной толпой под стенами Белого дома вожделенно орал я: «Ельцин! Свобода! Россия!» в такт подымающемуся вверх кулаку первого Президента.

А когда осознал, — понял, что действовать надо совсем другими методами. Это ещё Ленин говорил: нельзя жить в обществе и быть свободным от общества, что в переводе означает — с волками жить, по-волчьи выть…

Доказательств старовойтовского двурушничества, его двойной игры против «Семьи» имелось у нас с избытком.

И чуть не купленные в Испании дачи, куда намеревался он сбежать в случае победы коммунистов (об этом рассказывал бизнесмен Кущев). И сепаратные переговоры, которые вел с руководством КПРФ перед президентскими выборами один из заместителей гендиректора ФАПСИ. И заготовленные в недрах Большого Кисельного два поздравительных адреса — один на имя Ельцина, другой — Зюганова, ведь до последнего момента не было ясности, кто именно станет хозяином страны.

Все эти факты, как и многое другое, я передал в Кремль. Повлияли они как-то на исход дела? Откровенно говоря, не знаю. Но решающую роль, безусловно, сыграл новый руководитель президентской администрации — Николай Бордюжа, бывший директор погранслужбы, и ставший его заместителем по кадрам Владимир Макаров.

Оба они работали когда-то в ФАПСИ, и оба были выжиты из агентства Старовойтовым, ибо не желали быть безмолвными соучастниками и мириться с порядками генерального.

Мог ли, выкидывая генералов на улицу, предположить тогда Старовойтов, какую мину подкладывает под себя? Конечно же, не мог. Сколько их было таких, как Бордюжа и Макаров: честных, принципиальных, а потому ненужных ему людей? Поминальный список займет не одну страницу: заместители директора, начальники управлений. В их числе и нынешний глава ФАПСИ Владимир Матюхин, выжитый Старовойтовым из кресла своего зама и сосланный на полковничью должность в штаб. Матюхина должны были уволить, но случилось то, во что никто уже не верил: Старовойтова сняли.

Это произошло 7 декабря 98-го года. Вместе с директором ФАПСИ в отставку был отправлен и шеф президентской администрации Валентин Юмашев, место которого как раз и занял Бордюжа.

А двумя неделями позже моему другу полковнику Астахову — бывшему начальнику «кураторского» отдела ФСБ, сосланному за строптивость в Сибирь, было присвоено генеральское звание. («Пока мы при власти, — говорили до этого в ФАПСИ, — Астахов никогда не получит лампасы».)

Я узнал об этом поздно вечером. В Омске была уже глубокая ночь, телефон Астахова, понятное дело, молчал, и тогда я набрал номер дежурного по его управлению.

«Какой генерал?» — спросонья дежурный ничего поначалу не понял.

«Ваш генерал. Генерал Астахов. Передайте ему, что с сегодняшнего дня он — генерал».

Я часто представлял себе эту минуту. Мне казалось, что я испытаю нечто подобное тому, что ощутили люди в мае 45-го, что счастье победы захлестнет меня целиком, накроет огромной соленой волной.

Но нет. Не звучали фанфары. Не гудели литавры. Все было так же, как и прежде: обыденно и просто…

И только пухлые папки собранных документов на моем столе свидетельствовали, сколько трудов и усилий было затрачено лишь для того, чтобы один-единственный человек обмакнул перо в чернильницу и поставил витиеватую подпись на своем указе…

Этот указ ждал не я один. За полтора года мне пришло около сотни писем со всех концов страны. Совершенно разные, не знакомые друг с другом люди — действующие сотрудники ФАПСИ, ветераны, родственники, — все они писали примерно об одном. И никто, ни один, не подал свой голос в защиту «оклеветанных» генералов.

Вот одно из таких писем:

«Здравствуйте, уважаемый Александр!

Прочитала вашу статью «Конец связи» и не могу не написать вам. Прежде всего она вызвала у меня слезы, а затем гнев и злобу. Почему, до каких пор у нас будет такое твориться?!

Мой сын — офицер ФАПСИ, честный, высококвалифицированный специалист. Из очень осторожных его разговоров я знаю об условиях его работы. Мне он доверяет, т.к. мой муж (его отец) 25 лет прослужил в войсках спецсвязи.

Так вот представьте — вонючий подвал, где бегают крысы, где рваный линолеум. Офицеры в зарплату сбрасываются, чтобы купить эл. лампочки, добавить на зарплату уборщице. Аппаратура старая, а чтобы она работала, покупают на свои деньги детали. Зарплата 1800.

Но самое главное — жилье. Семья сына состоит из четырех человек, и проживают они в 14-метровой комнате в коммунальной квартире. Когда приходит в жилкомиссию, над ним просто смеются — покупайте, мол, квартиру. На что?

Мы на грани отчаяния. Внук часто болеет, у снохи бронхиальная астма, сын на грани нервного срыва, жалуется на сердце. Я помочь ничем не могу, пенсия за 30 лет работы — 224 000. Муж умер. 15 лет по дальним гарнизонам Закавказья унесли здоровье и силы. Но это отдельная горькая тема.

Я просто через вашу газету хочу сказать этим жуликам: пусть будут они прокляты до седьмого колена. И пусть отольются им наши слезы. В моем письме нет ни слова неправды, и ещё можно было бы привести уйму фактов.