Генерал Его Величества - Дафна дю Морье

— Чайки летят на сушу, — заметил он. — Зима будет суровой.

В его словах, таких обыденных, казалось, была скрыта угроза. Они прозвучали как предзнаменование беды. Джонатан не успел договорить, как поднялся ветер, набирая силу, завыл в трубах, полетел над садом, закрутив, как в водовороте, чаек, обычно не покидающих свои скалы, разметав стаи перелетных дроздов, которые на зиму перебираются к нам с севера в поисках тепла и пищи.

На следующий день, когда мы проснулись, мир был бел и безмолвен. Только рождественские колокола церкви в Тайвардрете звучали в тишине чисто и призывно.

Я думала о Ричарде, который остался со своим штабом в Веррингтоне, и боялась, что из-за погоды он не сможет теперь сдержать слова и приехать. Кто знает, может, на вересковых пустошах Бодмина теперь сугробы высотой в десять футов?

Но он приехал. Это случилось в полдень, 9 января, как раз после того, как целые сутки была оттепель, снег растаял, и дорогу от Лонстона до Бодмина мог преодолеть только самый отважный всадник. С ним приехал Джек Гренвиль со своим младшим братом Банни, совсем еще юношей, одного с Диком возраста, у которого оказался подбородок драчуна и веселые глаза. Банни провел Рождество со своим дядей и теперь не отходил от него ни на шаг. Он поклялся, что ни за что не вернется в Стоу к матери и наставнику, а пойдет в армию и будет бить мятежников. Ричард дергал его за ухо, смеялся и шутил, я же вспомнила Дика, и сердце мое сжалось от грусти. Каково-то ему там, за морем, в Нормандии, одинокому и никем не любимому, ведь рядом с ним нет никого, кроме скучного Герберта Эшли. Неужели Ричард всегда будет добрым и внимательным к чужим детям, за что те платят ему искренней привязанностью, а по отношению к собственному сыну будет холоден и суров?

Мой зять, хорошо знавший Бевила, приветливо встретил его сыновей. После короткого замешательства, отчасти объяснявшегося тем, что гости нагрянули неожиданно, он любезно поприветствовал и Ричарда. Тот выглядел неплохо, мне показалось, что холодная погода ему на пользу. Уже через пять минут в длинной галерее был слышен только его голос, а семейство Рэшли затихло, и внутренний голос подсказывал мне, что с приездом Ричарда пришел конец их веселью. Питер Кортни, главный затейник, онемел в первую же минуту. Я заметила, что он, нахмурясь, дал знак Элис, чтобы она приструнила их старшую дочку, которая без робости подошла к Ричарду и подергала его за пояс.

Появление генерала сделало всех скованными, а взглянув на Мери, я увидела на ее лице знакомое выражение озабоченности. Она, очевидно, пыталась вспомнить, что у нее есть в кладовой из того, чем можно накормить гостей. Ее беспокоило и то, как их расположить на ночь, потому что мы все теснились в нескольких комнатах.

— Я полагаю, вы заехали к нам по пути в Труро? — спросила она, надеясь, что утром гости уедут.

— Нет, — ответил Ричард, — думаю, пока держатся холода, я проведу неделю в Менабилли и постреляю уток вместо мятежников.

Я перехватила испуганный взгляд, который Мери бросила на Джонатана, но наступившее молчание не смутило Ричарда, оно не показалось ему странным — сказывалась привычка прислушиваться только к собственному голосу. Генерал продолжал энергично ругать медлительных корнуэльцев.

— На северном побережье, где родились и выросли я и эти молодцы, люди не медлят, а действуют быстро, как следует. Но чем дальше на юг от Бодмина, тем хуже. Люди там ползают, как улитки.

То, что хозяева дома Рэшли родились и выросли в юго-восточном Корнуолле, его совершенно не беспокоило.

— Я бы не смог долго жить в таком месте, как Киллигарт. Если под Рождество отдать приказ в Польперро или Лу, он будет выполнен к середине лета, и то, если очень повезет.

Джонатан Рэшли, у которого были поместья в обоих упомянутых местах, молча смотрел прямо перед собой.

— А свистни парню из Страттона или Бьюда, к утру он уже в твоем распоряжении. Скажу по чести, будь в моей армии только рекруты с атлантического побережья, я бы без колебаний встретил Фэрфакса хоть завтра. Но эти крысы из-под Труро кинутся бежать при одном виде оружия.

— Мне кажется, ты недооцениваешь своих соотечественников, и моих тоже, — тихо сказал Джонатан.

— Вот уж нет. Я их слишком хорошо знаю.

Если бы в Менабилли всю неделю велись подобные разговоры, атмосфера там стала бы невыносимой, но тут Джек Гренвиль, наученный опытом, похлопал дядю по плечу.

— Взгляните, сэр, вон ваши утки, — и указал на небо над садом, серое и тяжелое от снежных туч, по которому в сторону Гришина летел чирок.

Ричард мгновенно преобразился, он смеялся, шутил, хлопал племянника по плечу, словом, вел себя, как мальчишка. Все мужчины тотчас же поддались его настроению, Джон, Питер и даже зять начали собираться на охоту. Закутавшись в накидки, мы тоже поднялись по мощеной дорожке, чтобы насладиться этим зрелищем. Ричард, на запястье которого нахохлился сокол Питера, смеясь, повернулся ко мне, и я ощутила, как отступили годы. Мальчики побежали через заросли бурьяна к длинному лугу, расположенному в долине Придмута. Они шумели и окликали друг друга, а собаки громко лаяли. На полях лежал снег, скот на пастбище жадно выискивал корм. Стаи чибисов, осмелевших и почти ручных, с криком крутились у нас над головами. Всего на минуту с белых небес на нас блеснуло солнце, и мир вокруг засверкал.

Мне подумалось, что это всего лишь короткая интерлюдия. Со мной мой Ричард, у Элис ее Питер, а у Джоанны ее Джон. Все остальное для нас неважно, нет войны, и нет наших врагов в Девоншире, ждущих только приказа, чтобы двинуться в наступление.

События сорок четвертого года казались страшным сном, который не может повториться. Я смотрела на дальний холм , за долиной, видела дорогу, сбегающую с полей Тригареса к песчаному берегу у Придмута, и вспомнила мятежников, впервые появившихся на фоне неба именно на этой дороге в тот роковой августовский день. Нет, Ричард ошибается, они не могут прийти сюда снова. Из долины слышались крики, потом с болот поднялись утки, над которыми вились ястребы. Вдруг я поежилась, сама не знаю, почему. Солнце внезапно погасло, море покрылось рябью, а на холм Гриббин упала огромная тень. Я почувствовала на щеке что-то мягкое и мокрое. Это снова пошел снег.

Поздно вечером мы собрались вокруг огня в галерее, все, кроме Джонатана и Мери, которые рано ушли в свою комнату.

После Нового года старик-арфист ушел из Менабилли, и поэтому на сей раз Элис играла на лютне, Питер пел, а братья Гренвили, Джек и Банни, свистели дуэтом тем особым способом, которым умел свистеть их отец Бевил в годы, когда большой дом в Стоу был полон музыки и пения.

Джон положил в огонь побольше поленьев, зажег свечи, и длинная комната озарилась отблесками пламени, играющими на деревянной обшивке стен, на лицах всех, кто собрался вокруг очага.