Вокруг «Серебряного века» - Николай Богомолов

Кажется, нет в наше время понятия более запутанного, как понятие эстетики. Одни разумеют под этим именем науку о прекрасном вообще, т. е. о прекрасном в природе, в жизни и в созд<аниях> человеческих. Другие исключитель<но> науку о прекрасном в искусстве. Третьи <1 нрзб> науку об искусстве, совершенно исключая понятие прекрасного. Одни хотят вывести эстетич<еские> законы из общих предпосылок философии. Другие хотят найти их через изучение прекрасных предметов или созданий искусства. Третьи — исключительно путем эксперимента. Четвертые через изучение эстетических эмоций. Пятые через исторического <так! было: путем исторического изучения> возникновения искусства[463]. Одним кажется, что результатом исследований эстетиков должно быть установление законов: что есть искусство. Другим — что установление законов, чем должно быть искусство. И т. д., и т. д.

Различить в эстетике теории нормативные, т. е. устанавливающие идеалы, и дескриптивные, т. е. довольствующиеся констатированием фактов. Противополагать теории субъективной эстетики, т. е. обращающейся прежде всего к явлениям духовным как художника, так и воспринимающего субъекта, теориям объективной эстетики, т. е. главное внимание уделяющим самим созданиям искусства.

5

Наконец, последний имеющийся в нашем распоряжении вариант относится к значительно более позднему времени. В промежутке между 1912 и 1914 (до начала мировой войны) годами Брюсов задумал собрать свои статьи о театре в особый небольшой сборник. Предисловие к нему сохранилось в двух не полностью совпадающих видах — автографическом и машинописном. В последнем не всегда точно разобран брюсовский почерк, однако есть завершающий абзац, в автографе отсутствующий. Оно было опубликовано, и в нем, после сообщения о специфически театральных статьях, Брюсов писал: «Театр, бесспорно, — одно из проявлений искусства; сценическая игра — один из видов художественного творчества. Поэтому суждения о театре в значительной степени зависят от общих взглядов на искусство. Задачи театра должны зависеть от общих задач искусства, вытекать из них. Смысл театра должен совпадать со смыслом искусства вообще. Поэтому, не имея притязания разрешить „загадку искусства“, над которой трудились все величайшие умы европейской философии, Гегель, Шопенгауэр, Вундт и столько других, в России — Л. H. Толстой и Вл. Соловьев, я все же счел необходимым сделать общий очерк своих воззрений на искусство. Эта общая статья о „целях и задачах искусства“ составляет введение в сборник. Не претендуя на строгое обоснование своих суждений, я хотел только изложить их, показать, в чем я вижу назначение искусства, что я считаю побудительной причиной к художественному творчеству. Без этого, как мне казалось, мои суждения о искусстве сцены были бы лишены своего основания»[464].

На л. 7–11 (с литерными л. 7а, 8а, 9а) той же единицы хранения находим черновой автограф последнего из известных нам вариантов начала статьи. Обратим внимание, что Брюсов в нем использует, и весьма пространно, строй мысли и даже словесное их выражение из прежних, ранее отброшенных вариантов. Само название заимствовано из второго варианта (по нашей нумерации), оттуда же взято рассуждение о непозволительной долготе процесса экспериментального изучения эстетики. Разграничение эстетики нормативной и дескриптивной соответствует самому первому варианту и т. д.

Это делает совершенно очевидным, что в этом варианте Брюсов стремится вернуть свою работу в то русло, в котором она развивалась до журнального текста, отчасти даже и до текста лекции (хотя тут мы говорим все же несколько гипотетически, поскольку не знаем окончаний этих вариантов). И прежде всего это заметно в том, что он отказывается выдвигать «новое искусство», занимавшее прежде так много места в манифестационной статье. Обратим внимание на предпоследнюю фразу первой главки этой редакции, где идет перечисление бесспорных явлений искусства. Брюсов не сразу включает в список гениев драматического искусства имя Ибсена, своего любимца Верлена заменяет А. де Мюссе, убирает формулу «картины „классиков“ импрессионизма». Вместо боевой декларации он готовит обстоятельное и даже несколько скучноватое научное исследование, с отточенными формулировками, продуманными разделениями, выверенными ссылками на предшественников (вряд ли случайно, что только здесь появляются отсылки к авторитету Аристотеля и Канта).

Научно произведения искусства можно изучать со многих точек зрения.

Можно изучать искусство исторически, т. е. следить весь пройденный им путь в веках, от его первого возникновения у древнейших народов и первобытных племен до пышного и разнообразного расцвета в наши дни в культурных странах. Этим методом пользуется историческая эстетика.

Можно изучать искусство статически, рассматривая все его формы, какие только были созданы в разные эпохи и разными народами, систематизировать эти формы, искать в каждой из них видовых признаков, а во всех них — признаков родовых, дедуцируя таким образом общее определение искусства. Это будет эстетика в собственном смысле, «наука о прекрасном», как говорили прежде.

[Эти оба метода определяют еще как эстетику дескриптивную (описательную)].

Можно подходить к искусству не со стороны самих произведений, которые мы называем художественными, но со стороны тех переживаний, тех эмоций, которые вызывают они частью в душе творящего художника, частью в душе воспринимающего субъекта (читателя, слушателя, зрителя). Это будет эстетика психологическая.

Близко к ней стоит эстетика физиологическая или экспериментальная, представители которой отправляются от идей физиологической или экспериментальной психологии, считающей психологию, так сказать, придатком к физиологии и полагающей, что все психологические явления можно изучать путем наблюдения явлений физиологических.

Все эти четыре метода объединяют под названием эстетики описательной или дескриптивной. Основной недостаток этих методов в том, что они предполагают уже заранее известным, какие произведения суть произведения искусства, а, следовательно, и что такое искусство. Чтобы систематизировать формы художественных произведений, надо, чтобы самые художественные произведения были даны; чтобы изучать исторически происхождение искусства, надо знать, какие создания первобытного народа мы уже имеем право признать искусством, и т. д. Таким образом, искомое (определение искусства) оказывается как бы уже заранее данным.

Дескриптивной эстетике противополагается эстетика нормативная, т. е. дающая предписания.

Нормативная эстетика ставит вопрос, не что такое искусство, а чем должно быть искусство. Поэтому нормативная эстетика должна истекать из высших обобщений, из определенных метафизических предпосылок. Только избрав определенную точку зрения на весь мировой процесс, можно «давать предписания», чем должно быть искусство.

Теории нормативной эстетики различаются по тем принципам, которые положены в ее основание. Не имея притязаний перечислить здесь их все, укажем некоторые, наиболее известные и наиболее общие.

Произведения искусства должны воплощать красоту. Это — старинный взгляд, основания которого лежат еще в античной древности и который распространен настолько, что самое слово «эстетика» долго считалось синонимом понятия: «искусство <так!> о прекрасном».

Произведения искусства должны давать особое эстетическое наслаждение. Этот взгляд весьма близок к первому, так как отличается от него лишь тем, что объективное понятие «красоты» заменяет субъективным «эстетическое наслаждение» (которое, по-видимому, есть именно чувство, возбуждаемое «красотой»). Защитники этого взгляда особенно настаивают на том, что это «эстетическое наслаждение» чуждо всякого представления о «пользе» и даже о «цели». Оставляя в стороне подробности, можно сказать, что именно такого взгляда на искусство держался Кант.

Произведения искусства должны воспроизводить действительность. Это — точка зрения еще Аристотеля, учившего о том, что «искусство есть подражание». Пышное развитие реализма в искусстве дало широкие основания именно для такой точки зрения.

Произведения искусства служат для использования излишка духовной энергии человечества; искусство есть игра: взгляд, высказанный Шиллером и с большой убедительностью развитый Спенсером.