Звезды и немного нервно: Мемуарные виньетки - Александр Жолковский

Он обиделся и дал мне это понять. И некоторые общие знакомые стали говорить мне, что я поступил нехорошо. И я задумался о своем поступке и его мотивах.

Ну, мой выпад был, может, и несправедлив, но остроумен, да и претендовал не столько на правду, сколько вот именно на словесный блеск. Так что я не сдавался.

Но вслушиваясь в возражения друзей и раздумывая о своем отношении к этому коллеге, я должен был признать, что он ни в чем передо мной не виноват, моих нападок ничем не заслужил и вообще всегда хорошо ко мне относился и делал мне только хорошее. И другим тоже. И вообще был кристальным, ну, может быть, немного чересчур кристальным, человеком. Тем не менее, он никогда мне не нравился, и чем дальше, тем больше.

И тут меня осенило, что я наконец разгадал загадку, над которой так долго ломал голову. Я не любил его так же, как меня не любил мой многолетний приятель, – беспричинно, несправедливо, неблагодарно и совершенно искренно. Так искренно, так нежно, как нелюбимым был другим.

В сторону герцогинь / Герцогинь в сторону

Как известно, Андре Жид задержал на несколько лет публикацию первого романа Пруста, дав издателю убийственный отзыв: «…полным-полно баронов и герцогинь…», которого потом всю жизнь стыдился. Этот пример эстетической слепоты всегда занимал меня. Недавно я сослался на него в переписке с одним писателем (из города К.) ив ответ прочитал на своем экране:

– Чего, собственно, было стыдиться А. Жиду, который, м. б., не любил герцогинь в силу своей сексуальной ориентации?

Я восхитился оригинальным поворотом темы, но потом подумал, что в глубинном смысле дело обстоит иначе. Любовь к герцогиням, коллекционирование фотографий престарелых звезд вроде Марлен Дитрих и поклонение литературным императрицам вроде Ахматовой (особенно учитывая двойственную ориентацию как героини «Голубого ангела», так и создательницы «Поэмы без героя») – вовсе не знаки мужского влечения к прекрасному полу. Скорее наоборот, культ титулов, звездных параферналий и пускаемой в глаза читателю пыли Серебряного века реализует установку на подавление такого влечения и подмену его скрыто гомосексуальным.

Я подумал это, так сказать, навскидку, по опыту нескольких знакомых, но заглянув на всякий случай в интернет, нашел там соответствующую выдержку из англоязычной биографии Пруста:

«Пруст разделял некоторые роковые слабости Оскара Уайльда. Оба обожали герцогинь и занимались сексом с обслуживающим персоналом (hired help)».

Работа над ошибками

Несколько лет назад из Луизианы позвонила Саша Раскина с небольшой научной сенсацией. Ее муж, Саша Вентцель, математик, полиглот и в свое время один из организаторов олимпиад по математической лингвистике, нашел ошибку в обратном «Грамматическом словаре» самого Зализняка. Он обнаружил, что уникальный глагол уповать описан там так же, как остальные глаголы на – овать (например, колдовать), в результате чего должны получаться формы я упую, ты упуешь и т. д. Саша спрашивала, сообщать ли Зализняку – в смысле, стоит ли расстраивать. Я сказал, конечно, сообщать.

Ему сообщили, но тактично, окольным путем, через его жену, Е. В. Падучеву. Та осторожно подготовила почву и упомянула об ошибке как бы между делом, во время обеда. Эффект превзошел ожидания. Как писала по e-mail’у Падучева, «Андрей поперхнулся и чуть не выронил тарелку с супом…» Но, разумеется, благодарил и срочно послал поправку в очередное издание словаря. (Кажется, она до сих пор не внесена.)

В ответ на мои восторги по поводу открытия Вентцеля (это было все равно, как если бы ошибку удалось найти в логарифмических таблицах Брадиса), Саша рассказала историю сорокалетней давности.

Они с Сашей очень молодыми людьми познакомились в Ленинграде с тоже молодым тогда германистом Костей Азадовским, и тот, приехав вскоре в Москву, остановился у них. Все было хорошо, кроме одного: Костя оказался монологистом и за столом не давал никому вставить ни слова. Однажды вечером, вернувшись из театра, он опять воодушевленно вещал и в какой-то момент стал сокрушаться, что нужная ему мысль может быть выражена только по-немецки.

– Есть в немецком языке такое слово – Enttäuschung…

Тут долготерпение Вентцеля иссякло.

– Нет в немецком языке такого слова!..

– Как нет?… – опешил Азадовский. – Есть, оно значит «разочарование», и я это сейчас докажу!

– Как же вы это докажете?

– Ну, у вас в доме, наверно, найдется немецкий словарь?

– Найдется. Но что вы докажете? Что и в словарях бывают ошибки?

Тут Азадовский впервые замолк.

А ошибки в словарях, не прошло и полувека, оказалось, правда, бывают.

Велодрама

В сухую погоду и когда жизнь не особенно дорога, я выезжаю.

  Михаил Зощенко, «Страдания молодого Вертера»

На заре моей калифорнийской жизни, в начале 80-х, ко мне часто подходили волонтеры с воззваниями типа за мир с Советским Союзом и против размещения американских ракет в Европе. Их перевоспитание отнимало много времени, Ольге это надоело, и она стала пресекать дискуссию:

– Я подпишу, а с ним у вас ничего не выйдет. Он оттуда.

Так я ничего не подписывал и даже забеспокоился о потере своего политического лица, – в Совке я как-никак был подписантом.

Однажды, когда мы с приятелями прогуливались вдоль сантамоникского пляжа, к нам обратился молодой человек петиционного вида с пачкой листов в руках. Я было отмахнулся, но он успел произнести интригующие слова: bike path.

Оказалось, что он собирает подписи под призывом к горсовету продлить велосипедную дорожку (простиравшуюся на юг почти до Редондо Бич – мое лучшее время дотуда было 55 мин.) в северном направлении. Я подписал сам, заставил подписать всю нашу компанию и вернул себе таким образом чувство гражданского достоинства. На вопрос о моей идеологической ориентации я теперь смело отвечал: «I am pro-bike-path!»

Дорожка давно продолжена, и я катаюсь по ней с сознанием, что в ней есть капля и моих чернил.

В Москве я тоже катаюсь. Я ездил там и в молодости, но в основном по ночам, днем же преимущественно на даче. Дачи у меня нет, но есть квартира на Маяковке, и в лучшие минуты – в августе, в выходные дни, по вечерам, когда в городе минимум автомобилистов, – я качу по Москве, как по Санта-Монике, а когда-то по Кратову и Челюскинской. Ощущения оживают совершенно дачные, детские.

У нас английские горные велосипеды с толстыми шинами, и мы ездим много. Это полезно для здоровья, экономит время и деньги и служит престижной темой для разговоров.