Тысяча Сынов - Грэм Макнилл

Примитивный ужас, рожденный этими словами, вызвал в библиотеке ошеломленное молчание.

Магнус, прежде чем продолжить повествование, налил себе бокал вина.

— Чудовища носились вокруг нас, изматывая психическими выбросами, разрушая ментальные барьеры и пытаясь заразить наш рассудок своими яйцами. Вскоре остались только сильнейшие. Рядом со мной стоял Амон и еще восемь магистров Тизки. Психнойены снова ринулись в атаку, и вот тогда я понял, что ждал именно этого — настоящего испытания своих способностей. В тот момент мне предстояло узнать, существует ли предел моим возможностям, смогу ли я управлять своими силами или потерплю неудачу.

Глядя на Магнуса, Лемюэль не мог себе представить, чтобы такой могущественный воин потерпел поражение. Даже от воспоминаний о давних событиях его кожа засияла внутренним блеском. Янтарный глаз Магнуса потемнел до огненно-оранжевого, с мерцающими в глубине искрами.

— Психнойены снова набросились на нас, и тогда произошло знаменательное событие. Я ощутил, как во мне что-то сдвинулось, я ощутил изменения, как будто дремлющая и невостребованная сила во мне пробудилась к жизни. Пока я раздумывал о смерти, из моих рук вырвались языки пламени. И я направил потоки огня в небо, словно все время знал об этой своей способности. Каждое мое движение уничтожало сотни психнойенов.

Мемфий и Кайтега, мастера, увидевшие закономерность расположения красных камней, встали рядом со мной, и по их команде взметнулись вверх стены огня. Ахтеп и Луксантеп перехватывали чудовищ в полете и швыряли их на скалу, поскольку они обнаружили закономерность расположения белых камней. Гастар и Имходен, обнаружившие в россыпи камней восьмиугольный венец, силой своих мыслей заставляли кипеть жидкость, заполнявшую экзоскелеты психнойенов. Амон, который первым среди жителей Тизки увидел закономерности в осколках разбитой статуи, в своем мастерстве уступал только мне. В его мозгу появлялись видения будущего, и он предупреждал всех нас о грозящих опасностях, а также подсказывал, как их избежать.

Фанек и Тутмос, постигшие танец квадратов, треугольников, кругов, через взаимодействие прямых и ломаных линий научились воспринимать любые мысли. Они ощущали желание психнойенов отложить яйца в наш разум, ощущали неуемный животный голод, заставлявший их охотиться и размножаться, но сумели изменить восприятие чудовищ таким образом, что они нас не видели.

— Братства Тысячи Сынов, — протянул Лемюэль. — Вот, значит, как они появились!

— Именно так, — подтвердил Магнус. — В тот день мне открылись некоторые тонкости Великого Океана, и, когда мы вернулись в Тизку, члены моего братства разошлись по пирамидам-библиотекам, чтобы осмыслить только что приобретенный опыт. Я наблюдал за их дискуссиями и направлял исследования, потому что я первым увидел фигуры, образовавшиеся в результате падения статуи, и лучше других знал, как обращаться с силами эфира. Девять магистров все свое время посвящали освоению опыта, приобретенного во время нашего путешествия, и оттачивали свое мастерство, чтобы впоследствии стать магистрами храмов девяти братств Просперо. Слухи об их искусстве скоро разошлись по всей Тизке, и тогда в храмы стали стекаться последователи, жаждавшие узнать о новых методах управления энергией Великого Океана.

— А что же ты? — спросил Лемюэль. — Почему ты не стал лидером братства?

— Потому что я стал магом, — сказал примарх. — Магистром всех братств.

— Магом? Это самый высокий ранг? — спросил Лемюэль.

— Нет, — ответил Магнус. — Есть еще одно звание, это Ипсиссимус,[66] существо, свободное от любых ограничений, которое живет в исключительной гармонии между материальной и нематериальной Вселенной, существо, совершенное во всех отношениях.

Лемюэль слышал гордость в голосе Магнуса и знал, что во всем мире может существовать только одна личность, удовлетворяющая всем этим характеристикам, один человек, которого Магнус ставил превыше всех остальных.

— Император, возлюбленный всеми, — сказал Лемюэль.

Магнус улыбнулся, кивнул и скрестил руки на своей широкой груди.

— Правильно, Лемюэль, — сказал он. — Император. И в библиотеку к Ариману я пришел как раз с известиями от моего отца.

Лемюэль мгновенно насторожился. Все летописцы высоко ценили любые крохи информации, касающейся Императора, архитектора судьбы человечества и движущей силы Великого Крестового Похода. А получить такую информацию от самого примарха было неоценимой честью.

— Теперь, когда все отряды Легиона собрались, мой отец вновь призывает нас к себе.

— Мы возвращаемся на Терру? — спросил Ариман. — Уже пора?

Магнус помедлил, подчеркивая важность момента.

— Нет, мы возьмем курс не на Терру. Император созывает конклав, серьезнейшее из всех собраний, где будут обсуждаться самые важные вопросы эпохи.

Лемюэль от волнения приоткрыл рот. Эта новость имела исключительное значение, но он чувствовал, что Магнус обладает еще какой-то информацией. Неожиданно осмелев, он улыбнулся и спросил:

— Мне кажется, есть кое-что еще, мой лорд. Верно?

— А он догадлив, — сказал Магнус и кивнул Ариману. — Я думаю, ты прав, друг мой, уроки Утизаара помогут ему отточить свои способности.

Магнус снова повернулся к Лемюэлю:

— На этом конклаве будет решаться судьба нашего Легиона. Это будет определяющий момент, когда Император признает наши достоинства.

— Ты видел это, мой лорд? — спросил Ариман.

— Я видел многое, — ответил Магнус. — Грядут великие события, колесо истории завершает свой оборот, и Легиону Тысячи Сынов предстоит одному из первых встретить новый порядок во Вселенной.

— Где же произойдет это собрание? — спросил Ариман.

— Далеко отсюда, — сказал Магнус. — В мире под названием Никея.

Глава 18

НИКЕЯ

НА РАСТЕРЗАНИЕ ВОЛКАМ

ПРАВАЯ РУКА ИМПЕРАТОРА

Поверхность планеты закрывали плотные тучи, пронзаемые химическими разрядами и янтарно-желтыми молниями. Никея была сравнительно молодым миром, ее геологическое развитие еще не завершилось, и поверхность не оформилась окончательно. Тектонические сдвиги и километровые волны давления сотрясали поверхность, вызывая постоянные подвижки земной коры, разрывая на части континенты и сталкивая их между собой.

Две «Грозовые птицы» и «Громовой ястреб», словно пернатые хищники, рассекали тучи, спускаясь через постоянно изменяющуюся атмосферу, отметившую их багряные корпуса потеками едкого дождя. Никея продолжала переживать родовые муки, и облик мира еще не обрел постоянства.