РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ - Доминик Ливин

Очередь чеченцев (и многих других горных народов) пришла позже, при Сталине, который обвинил их в сотрудничестве с Гитлером и вообще боялся присутствия любого подозрительного национального меньшинства поблизости от своих границ. Всем своим менталитетом и особенно озабоченностью геополитикой (не говоря уже о его жестокости) Сталин во многом напоминал императора. Молотов рассказывал, как Сталин, склоняясь над картой мира, сравнивал геополитическое положение Советского Союза и его царского предшественника. Хрущев утверждает, что Сталин депортировал бы и весь украинский народ, если бы численность населения, которое потребовалось бы переместить, не устрашила даже его. Но он, без сомнения, депортировал многие меньшие народы, принеся им ужасные страдания, лишения и массовую гибель. Историки часто проводят параллели между Сталиным, Петром Великим и Иваном Грозным, соотнося порой степень его схожести с великими деспотами прошлого - как русскими, так и не только русскими. Но его склонность к геополитике, массовой резне и этническим чисткам является чисто кавказской чертой.

Российская экспансия в европейские западные и северо-западные пограничные земли в какой-то мере обуславливалась страхом за безопасность политического и экономического центра империи. Особенно это касается аннексии Финляндии в 1808-1809 годах. Граница Финляндии, в то время шведской провинции, проходила в опасной близости от Санкт-Петербурга. Бесконечное количество раз шведские войска в восемнадцатом веке угрожали имперской столице, когда Россия находилась в состоянии войны с другими державами. Поэтому имело прямой смысл аннексировать Финляндию и таким образом отодвинуть границу от Санкт-Петербурга. В то время большая часть финнов не противилась аннексии поскольку стать тихой имперской провинцией было для них гораздо предпочтительнее, чем оставаться театром непрекращающихся военных действии, в который шведские монархи, пытающиеся взять реванш за поражение под Полтавой, превращали Финляндию, К тому же Россия в девятнадцатом веке предоставила Финляндии беспрецедентную степень автономии, крайне редко вмешиваясь в ее внутренние дела. Россия могла себе это позволить, поскольку ее интересы в Финляндии были чисто стратегическими.

Молотов (Скрябин) Вячеслав Михайлович (1890-1986) - советский политический деятель, член президиума ЦК КПСС в 1926-1957 годах. Входил в ближайшее политическое окружение И,В. Сталина; один из наиболее активных организаторов массовых репрессий 1930-х - начала 1950-х годов.

Империи, пытающиеся заселить захваченные территории собственными фермерами или эксплуатировать местное крестьянство через посредство импортируемой аристократии, имеют мало альтернатив применению прямых и зачастую жестоких методов правления. Манипулирование колониальной торговлей в интересах имперского государства часто может осуществляться с меньшей жестокостью, хотя, если вмешательство вызывает слишком серьезные изменения и наносит существенный ущерб местным интересам, последующее политическое неудовольствие может с большой степенью вероятности привести к применению имперской силы. Что же касается территорий, удерживаемых из чисто стратегических соображений, то, если не считать расквартирования достаточно сильных военных гарнизонов, вмешательство империи в их внутренние дела может быть минимальным - до тех пор, пока само присутствие имперских гарнизонов не становится непереносимым оскорблением для местных националистов,

И похоже, что большую часть девятнадцатого века русские цари понимали эти финские реалии, Николай I, которого как-то уговаривали отнять у финнов часть автономии, сказал: «Оставьте финнов в покое. Это единственная провинция в моем огромном царстве, которая за все время моего правления ни разу не доставила мне беспокойства или неудовольствия». Однако к концу девятнадцатого века Петербург основательно подзабыл, для чего, собственно, ему нужна была Финляндия, Попытки более жесткого контроля над финнами, набора в армию их сыновей и навязывание им русских законов и языка вызвали очень резкую реакцию. Тогда в первый раз Финляндия стала зоной потенциального мятежа и источником угрозы, тем более опасной, что исходила из региона, соседствующего с имперской столицей. После 1945 года Советский Союз строил свои отношения с Финляндией более деликатно. Приобретение финской Карелии во время Второй мировой войны уменьшило уязвимость Ленинграда (Санкт-Петербурга). Остальной части Финляндии была предоставлена формальная независимость и почти полная внутренняя свобода при условии, что она ни в коем случае не позволит себе ущемлять советские интересы и проявит особую лояльность в вопросах внешней политики.

Приобретение балтийских провинций и Польши также имело стратегический смысл, гарантируя, в частности, что противнику придется пересекать обширную и враждебную пограничную территорию, перед тем как достичь экономического и политического центра России. Для экспансии на запад были и важные экономические причины. Аннексия Эстляндии и Ливонии в 1721 году сделала удобной прямую торговлю с остальной Северной Европой и сильно повлияла на развитие российской торговли в восемнадцатом веке. Немаловажным было и то, что западная экспансия дала России миллионы новых и, по российским понятиям, богатых подданных. Когда в 1762 году на трон взошла Екатерина II, население России было меньше населения Франции и составляло около 20 миллионов человек. Три раздела Польши между 1772 и 1795 годами увеличили российское население на 7,5 миллиона человек, чей налоговый и военный вклад в последующую борьбу с Наполеоном был очень велик. «Человеческий капитал», приобретенный Петром I в результате аннексии балтийских провинций, был малочисленнее, но прибалтийское немецкое дворянство и профессиональный средний класс впоследствии оказались на ведущих ролях в правительстве и администрации при дворе и в армии - особенно до 1850 года. Каждый восьмой из высших царских чиновников между 1700 и 1917 годами был выходцем из этих двух очень немногочисленных групп.

Имелись фундаментальные различия между Российской империей на пограничных с Европой территориях и на азиатском «южном поясе» -другими словами, на Кавказе, в казахских степях и в Средней Азии. Российское правление в Азии во многом было схоже с методами управления европейских заморских империй и составляло важный элемент европейской экспансии на восток, осуществляемой, как правило, за счет нехристианских и часто кочевых народов. Экспансия России базировалась на применении европейских экономических и политических технологий - иначе говоря, армий, индустрии, железных дорог и правительственных институтов, организованных по современным европейским принципам.

Имперский менталитет и приоритеты

ОЧЕВИДНО, ЧТО ДО ЭПОХИ ПЕТРА I (ВЕЛИКОГО) представления российской элиты о степях, Азии и неевропейском мире значительно отличались от западноевропейских. Почти до самого конца пятнадцатого века россияне были подданными нехристианской степной империи. И даже после распада этой империи они далеко не всегда превосходили в военном отношение как правило, враждебные мусульманские и кочевые народы, окружавшие российские южную и юго-восточную границы. Многовековое пребывание в составе в татарской степной империи породило также определенное сочувствие и уважение к методам и ценностям ее дипломатии, способам войны и управления. Многие мусульманские и кочевые князья и знать поступали на русскую службу даже без предварительного обращения в христианство. Когда в 1598 году прекратила свое существование московская династия и наступили годы хаоса и безвластия, обращенный татарский князь, потомок Чингисхана, стал реальным претендентом на русский трон. Даже на рубеже семнадцатого века для московской элиты, как и для многих других бывших подданных татар, происхождение по прямой линии от Чингисхана имело огромное значение. Императорская кровь в сочетании с православием придавала претенденту значительную легитимность в глазах россиян.

По всей видимости речь идет о Борисе Годунове (1552-1605), чей род происходил от татарского мурзы Чета, принявшего в XIV веке крещение и поселившегося на Руси.

Менталитет российской элиты изменился во время правления Петра I. Ориентация на Запад принесла российской аристократии западное отношение к кочевникам и азиатам. Русские в целом усвоили европейский взгляд на историю и прогресс. Неевропейцы перестали считаться просто язычниками и не заслуживающими доверия грабителями: теперь к ним относились просто как к отсталым народам и, следовательно, потенциальным объектам для цивилизующей миссии. Очень важным фактором, сильно упрощающим такой подход^ стало усиление России при Петре I, которое только продолжалось при его преемниках. Ощущение превосходства в силе и предвкушение легкой победы над неевропейцами были ключевыми составными элементами европейского имперского высокомерия, и со временем элита царской России стала разделять эти чувства. Подобное отношение к перспективам Российской империи в Азии, преобладающее среди российской элиты восемнадцатого и девятнадцатого веков, хорошо знакомо каждому ученому, занимающемуся европейским империализмом, так же как и стереотипы поведения, в которых оно выражалось.