Волчица, или дикая Лиза - Ирина Мельникова

— О, боженька мой! Что ты с собой сотворила?

— Саша? Саша, где? — спросила Лиза и перевела взгляд на Морозова.

— Саша в детской! — быстро ответил Морозов. — Его осматривает врач! — Знаешь, эти мерзавцы заминировали его кроватку. Вернее, подвесили гранату на растяжках. Если бы не Зоя, мы могли бы ее не замети…

Лиза его не дослушала и стремительно ворвалась в детскую. Саша сидел на столике голышом, и молодая женщина в белом халате осматривала его. Малыш оказался единственным, кто узнал Лизу мгновенно.

— Мама! — радостно закричал он, и протянул к ней руки.

А Лиза схватилась за голову и медленно опустилась на пол. Она все вспомнила! Все!

Эпилог

За окном отцветала сирень. Который день уже стояла невыносимо жаркая для начала июня жара, поэтому Виталий распахнул в столовой окна. С одной стороны, чтобы лучше было наблюдать за гуляющими во дворе Катей и Сашей, с другой, чтобы избавиться от духоты. Сегодня он остался на хозяйстве, как говорила обычно Зоя, когда отпрашивалась у него на пару дней, чтобы повидать внуков. После гибели Зинаиды Тимофеевны и отъезда Лизы, в доме не появлялись другие женщины. Морозов даже не допускал мысли, что они появятся. Зоя по-свойски иногда ворчала на него, но он не мог переступить через себя. Мысли о Лизе не оставляли его ни на минуту: где она? С кем? Почему не сообщает о себе?

Она уехала через два дня после похорон тещи. Но перед этим у них состоялся тяжелый разговор.

Лиза не находила себе места. Смерть мужа, тяжелые роды, страшный взрыв, который развалил самолет на две части, поток воздуха, который вырвал крошечную дочку из ее рук… Все это она вспомнила в то мгновение, когда вновь увидела Сашу… Новый эмоциональный срыв, как говорили врачи, ликвидировал последствия шока, который она пережила во время катастрофы…

Лиза все вспомнила, и действительность представилась ей теперь по-другому, более страшно, более трагично, а будущее и вовсе в черных тонах.

Она вбила себе в голову, что не имеет права остаться в семье, которой она принесла столько горя. Она навлекла на всех беду, и не хочет повторения…

Она не способна стать хорошей матерю и женой, потому что за ней тянется шлейф мрачных и тягостных воспоминаний. И, наконец, заявляла она: « Я не привыкла жить в роскоши! Я не привыкла носить нормальную женскую одежду и обувь, я не знаю, как вести себя в обществе. Любовь любовью, но очень скоро тебе будет стыдно за меня, и сможешь ли ты пережить вечные пересуды и сплетни, которые станут виться вокруг твоей семьи?»

Виталий уговаривал, убеждал, доказывал… Он говорил ей о своей любви, и о том, что дети привязались к ней и неизвестно, как перенесут разлуку… Эти доводы оказались более действенными, и Лиза пообещала, что вернется. Но ей необходимо было съездить на могилу мужа, повидать свекровь… Она предполагала, что в Иркутске ей не слишком обрадуются, но, тем не менее, должна была встретиться с матерью Олега… Еще она хотела отыскать могилу матери…

Виталий предлагал ей заняться этими скорбными делами вместе, но она решительно отмела все его предложения. И он подозревал, что Лизе просто-напросто требовалось в одиночку осмыслить сложившееся положение, понять, что движет им в его желаниях, каковы его чувства в действительности, не жалость ли то, на самом деле, что он испытывает к ней?

Это было ее право, и Виталий предоставил ей возможность воспользоваться им. Лиза уехала, и уныние воцарилось в его доме. Виталий думал, что она вернется через месяц, но прошло уже почти полгода, но от Лизы не было ни слуха, ни духа. Он начал предполагать самое худшее, но Сенчуков его успокоил. Лиза находилась в Москве, улаживала свои дела. Ей восстановили все документы, в том числе наградные и военную пенсию. За освобождение заложников и спасение ТЭЦ от взрыва (фугас все-таки был заложен, но Зелимхан дал показания, чекисты вышли на исполнителей, и заряд был найден и обезврежен), ей дали медаль «За отвагу», и к тому же обещали квартиру в любом городе, в котором она пожелает поселиться.

После этого, Морозов понял, что Лиза не вернется. Она намеренно вырвала их из своего сердца, и не потому, что не любила. Он знал, что она всех их любила, но потому, наверно, испугалась испортить им жизнь.

Сейчас, стоя над плитой, он готовил жаркое из телятины, и размышлял, что ему предпринять, как вернуть Лизу, какие найти слова, чтобы убедить ее в своей любви. Ведь с тех пор, как он ее встретил, ни одна женщина не заставляла его столь много и почти беспрерывно думать о ней. Ни одной женщины он так не желал, ни к одной так не стремился, ни об одной так не мечтал, как о Лизе. А она предала его, бросила, поступила, как последняя эгоистка, прочно забыв о тех, которые полюбили ее всей душой. Выкинула, как нечто непотребное, из своей жизни малыша, которого несколько месяцев считала своим сыном, и готова была порвать любого, кто бы оспорил ее права на Сашу, заставила плакать Катю и тяжело вздыхать Зою. Лишила его самого сна и покоя, и вообще перевернула всю их жизнь вверх тормашками… И все-таки он, не переставая, думал о ней, хотел ее возвращения, за что крайне себя презирал, но справиться с этим наваждением все равно не получалось…

Виталий в сердцах отбросил нож, которым чистил картошку, в сторону. Пропади все пропадом! Ни одна женщина мира не стоит того, чтобы думать о ней день и ночь напролет! У него все есть, все — прекрасно и удивительно! Любимая работа! Чудесные дети! Судьба сохранила ему сына, и уже за это одно он должен благодарить ее безмерно!

Некоторое время он бездумно созерцал наполовину очищенную картофелину, но затем, вздохнув, снова взял ее в руки. Что ни говори, но обед за него никто не приготовит!

— Папа! Папа! — отчаянно закричала за окном Катя.

В этом крике сквозила паника. И сердце Морозова ухнуло в пятки. Что опять стряслось? Он подбежал к окну и выглянул наружу. Катя, подхватив Сашу на руки, мчалась к воротам. Один из охранников выскочил из сторожки…

Господи! Не долго думая, Виталий схватил пистолет, который теперь всегда находился под рукой, и, наступив на хвост заоравшей благим матом Ласке, бросился на крыльцо. И тотчас заметил высокую черноволосую женщину в светлом костюме. Она опустилась на колени прямо в траву у распахнутых настежь ворот, а Катя и Саша обнимали ее, и все трое уливались слезами. Минуя ступеньки, Морозов рванулся к ним, но не добежал. Остановился за пару шагов в нерешительности… Только теперь он заметил, что сжимает в одной руке пистолет, а в другой — так и не очищенную до конца картофелину.

Лиза подняла голову и встретилась с ним взглядом.

— Прости, — сказала она тихо, — но я вернулась!