Иностранные войска, созданные Советским Союзом для борьбы с нацизмом. Политика. Дипломатия. Военное строительство. 1941—1945 - Максим Валерьевич Медведев

Ведению политической работы помогали имевшиеся в составе югославской части немногочисленные коммунисты-политэмигранты и бывшие партизаны[1417]. Кроме того, еще до создания батальона была проведена подготовка для него политического актива из числа военнопленных. 5 мая 1943 г. В. Влахович предложил Г. Димитрову создать югославскую группу при Антифашистской политшколе военнопленных в Красногорске. 20 ноября 1943 г. эту школу окончили 59 югославов. Однако, несмотря на наличие просоветского «актива», советские власти избегали педалирования «коммунистического фактора». Хотя к апрелю 1944 г. в части было 9 членов ВКП(б) (большинство из них – советские офицеры-инструкторы), 18 членов КПЮ, 23 югославских комсомольцев и 7 членов ВЛКСМ, однако никаких партийных или комсомольских организаций в батальоне создано не было[1418].

В целом в своей политико-пропагандистской работе советские власти выбрали осторожный, подчеркнуто мягкий курс[1419]. Он базировался, во-первых, на «славянском факторе» и, во-вторых, на демонстрации преемственности югославской воинской части с довоенной Югославией. Советские представители настаивали, чтобы в части использовались знаки различия королевской армии[1420], ее униформа и кокарды с белым двуглавым орлом[1421]. Уже 18 ноября 1943 г. Г.С. Жуков попросил начальника тыла Красной армии А.В. Хрулева дать указание «об ускорении пошивки югославского национального обмундирования»[1422].

В казармах батальона было разрешено держать портреты короля Петра II, использовались традиционные воинские звания, запрещенные у югославских партизан как символ классовой армии. При обращении к офицерам применяли слово «господин» и офицерское звание. Командиры обращались к строю со старым сербским военным приветствием: «Помоз Бог, юнаци!», в ответ на что строй так же традиционно отвечал: «Бог ти помого!» Во внутренних пропагандистских материалах практически отсутствовала критика в адрес Д. Михайловича[1423].

Важным компонентом советского «мягкого курса» было «религиозное обеспечение» югославской воинской части, подобно тому как это было организовано в польских и чехословацких частях. В ней служили представители православной, католической и мусульманской конфессий[1424]. Полковым священником батальона по благословению главы РПЦ патриарха Сергия (Страгородского) был назначен русский православный священнослужитель Д.П. Цветков[1425]. Он получил должность «референта по вопросам религии» и воинское звание капитана[1426]. От имени батальона он принимал участие в митинге славян-воинов в феврале 1944 г.[1427]

Бригада официально праздновала религиозные праздники. Утром и вечером, как и в королевской армии, воины читали молитву. Православная Пасха отмечалась как официальный праздник (несмотря на то что сербы не были в бригаде большинством)[1428]. Командование батальона организовало торжественный прием советских офицеров на православные Рождество и Пасху. Газета «Красная звезда» 8 января 1944 г. опубликовала статью подполковника Л.А. Высокоостровского о праздновании в батальоне Рождества. Он писал, что М. Месич поздравил офицеров с праздником, а воины батальона «в торжественном молчании выслушали священника Цветкова Димитрия и ксендза, капитана второго класса Анте Вайса. Службы по православному ритуалу и католическому велись параллельно. Священник и ксендз обратились к воинам с горячими речами, призвав их к самоотверженной борьбе за победу над врагом. Воины… слушали эти речи, как присягу. На торжественном молебне во имя освобождения своей родины от немецких захватчиков офицеры и бойцы Югославии поклялись быть верными своему патриотическому долгу»[1429].

Присягу военнослужащие бригады принимали 12 марта 1944 г. четырьмя группами: православные (под руководством Д. Цветкова), католики (под руководством капитана, дона А. Вайса, капеллана из состава 369-го хорватского полка), мусульмане (присягу проводил мулла, подпоручик А. Цилимджич) и самая маленькая группа – атеисты, которыми руководил политрук[1430].

Очевидно, что такой – «не коммунистический» и «не советский» – подход в отношении югославской воинской части был выбран, чтобы «не будоражить» югославских военнослужащих, которые придерживались самых разных политических убеждений (причем в основной массе – некоммунистических и несоветских), а также западных союзников. 7 июля 1942 г. С. Симич в разговоре с А.Я. Вышинским заметил, что советская пропаганда может создать впечатление, что СССР «собирается устроить в Югославии „большевистскую революцию“», на что Вышинский ответил, что «только несерьезные люди могут усмотреть» такое[1431]. Согласно воспоминаниям М. Джиласа, в июне 1944 г. И.В. Сталин на встрече с ним призвал «не… „пугать“ англичан», избегая «всего такого, что могло бы встревожить их и заставить подумать, что в Югославии имеет место революция или попытка установить коммунистический контроль»[1432]. Сталин отметил, что ради этого не стоит зацикливаться и на внешней атрибутике армии: «Важна не форма, а то, что достигнуто, а вы – красные звезды! Ей-богу, звезды не нужны!»[1433] Характерно, что И.Б. Тито в своем письме, направленном Сталину 5 июля 1944 г., тоже подчеркнул необходимость для СССР и Югослави «быть осмотрительны[ми], чтобы не заострять отношений с союзниками»[1434].

«По примеру армии маршала Тито»:

1-я югославская бригада и интересы НОАЮ

Изначально, судя по заявлениям официальных лиц, батальон подлежал отправке на поле боя уже на территории СССР. В феврале 1944 г. командование батальона доложило И.В. Сталину, что югославские воины готовы выполнить любое его «задание на фронте борьбы против ненавистных гитлеровских захватчиков», а также заявило в советской прессе, что «недалек… день, когда наша часть выступит на фронт». В том же месяце И.Б. Тито в приветствии, направленном в адрес батальона, отметил, что последний будет бороться «за свободу своей родины на советской земле рядом с Красной армией». Это же подчеркнул председатель ВСАК А.С. Гундоров в своем выступлении на югославском радиомитинге 5 апреля 1944 г.[1435]

По мнению советских офицеров – инструкторов и советников, а также заключению Уполномоченного Ставки ВГК по иностранным формированиям, батальон был вполне удовлетворительно подготовлен для выполнения боевых задач на фронте. 12 марта 1944 г. состоялось вручение батальону знамени и принятие его воинами присяги в торжественной обстановке. На этом мероприятии присутствовали представители созданных в СССР польских, чехословацких, французских воинских формирований, командования Красной армии и руководства ВСАК. По уполномочию Главнокомандования НОАЮ знамя батальону вручил В. Влахович[1436]. Однако к началу апреля 1944 г. сроки отправки батальона на фронт все еще были не известны[1437]. Очевидно, что такая задержка была связана с ожиданием приезда в СССР военной миссии НКОЮ[1438].

Одновременно с формированием югославского батальона становились теснее военно-политические связи между СССР и НКОЮ. 30 ноября 1943 г. во время встречи в Тегеране с министром иностранных дел Великобритании А. Иденом и специальным помощником президента США Г. Гопкинсом В.М. Молотов сообщил, что «советское правительство собирается направить свою миссию в Югославию»[1439]. 14 декабря в сообщении Информбюро НКИД была обозначена официальная цель миссии: «Получить более подробную информацию о всех югославских событиях и партизанских организациях»[1440]. Разумеется, она состояла и в установлении прочной связи с югославским народно-освободительным движением.

Главой советской военной миссии был назначен генерал-лейтенант Н.В.