Сибирский фронтир (СИ) - Фомичев Сергей

–Их острова далеко. А в такую пору никто в море не ходит. Слишком опасно. Кутхин могут оказаться здесь посреди зимы только в одном случае. Если их попросили о помощи кигиг–ун.

–Попросили о помощи? В чём?

–В войне, – Чикилжах улыбнулся. – Такое уже бывало. Наши враги дерутся жестоко, но им не победить кавалан–ин. Будет большая война. Отец отправил гонцов к родичам. Но зимнее море беспокойно и помощь может опоздать. Если вообще придёт. Наши семьи покидают дома и уходят на другой край острова.

–Вы можете перебраться сюда, – предложил я. – За стенами вы будете в безопасности. У нас есть чем оборониться.

–Старики думают, что здесь опасности будет больше.

Посыл исключал двусмысленность.

–Спасибо, что предупредил, – сказал я.

–Да, – сын вождя улыбнулся. – Но я хотел бы остаться с вами.

Он в который раз озадачил меня. Что это, жажда приключений, попытка понять чужаков? Не знаю. Для меня это был шанс наладить союзнические отношения с алеутами. Хотя бы с одним из племён.

***

Военный совет я начал с разноса.

–Мы отбили нападение, и я уже слышу разговоры, будто всё–то нам нипочём. Но почему нас застали врасплох? Что делали дозорные? Спали? Этой ночью ко мне пришёл Чикилжах и никто его не заметил. Нет, охрана никуда не годится. Однажды нам повезло. В следующий раз нас могут попросту вырезать спящими.

Пока я обводил строгим взглядом собрание, Окунев воспользовался паузой, чтобы выразить беспокойство о вверенной ему матчасти. За свою жизнь капитан не боялся, всякий раз говорил, что ему суждено в море погибнуть и никак иначе. Но корабли жалел едва ли не больше людей.

–Нужно как–то защитить кораблики. Их уже не выведешь в море, а на голой земле они уязвимы. От острога до ближайшего судна почти верста. С такого расстояния их не прикроешь стрельбой.

–Лучше корабли потерять, чем крепость, – сказал я.

–Острог им не взять, – отмахнулся капитан. – А вот без кораблей нам туго придётся.

–Не скажи, – возразил я. – Ружейным громом как по первому разу алеутов уже не напугаешь. Если полезут скопом, боюсь, крепости не выстоять.

–У нас есть ещё фальконеты, – напомнил Окунев. – В тот раз нам не пришлось их даже задействовать.

–Это потому, что мы не смогли их задействовать, – осадил я его. – Какого беса ты не следил за пушками? Я ногти обломал, выцарапывая их у Зыбина. А для чего? Чтобы так, красоты ради стояли? Сейчас это не пушки, а слёзы. Причём замёрзшие.

На самом деле я наехал на капитана напрасно, его вины в этом не было. Окунев отвечал за артиллерию, когда та стояла на корабле, и на борту из–за нехватки людей особую прислугу пушкам не выделяли, там все отвечали за всё. В крепости же ответственных назначить позабыли. Свезли пушки на берег, поставили к бойницам и успокоились, словно дальше они сами будут стрелять. Значит, вина, как ни крути, ложилась на меня. Но я был начальником и сам назначал виновных.

–Довольно кустарщины! – провозгласил я. – Войну будем вести по науке.

–По науке, это как? – усмехнулся Оладьин. – По книжкам что ли?

–По книжкам, – кивнул я и задумался.

А ведь и правда, что я знал о военном деле кроме уставов, портянок и автомата Калашникова? Тактикой меня командиры не обременяли, а стратегия укладывалась в скупые рамки политинформации. Кое–что я, конечно, знал и именно из книг. Общее образование со счетов не сбросишь. Моя эпоха отличалась от нынешней не только высокотехнологичным оружием, но иным подходом к организации. Гениев–полководцев заменила рутинная работа штабов и академий. Разделение труда имело значение не только в экономике.

–Нужно перетрясти весь порядок обороны, – сказал я. – Закрепим людей за участками, за пушками, за казармами. Пусть каждый несёт персональную ответственность.

Я запнулся, подумав, что перегибаю с терминологией, но, в конце концов, плюнул. Потом разберёмся.

–Далее. Нам нужен штаб и разведка. Разведка в первую голову. Мы загодя должны знать всё о противнике. Где он базируется, куда передвигается, что замышляет.

–Как же мы узнаем, что они замышляют?

–Очень просто, – сказал я. – Нужно взять языка. И если они соберутся напасть, мы нанесём упреждающий удар.

–А–а. Мы–то думали, что диких трогать нельзя, – не без сарказма протянул Глотов. – Кто–то, помнится, такое условие ставил.

–На войне, как на войне, – пожал я плечами. – Лучший способ склонить противника к перемирию – это нанести ему серьёзный ущерб.

–Давно пора кровь им пустить, – сказал Тарабыкин. – Добрый ты больно. А они только наглеют от доброты. Не сдерживал бы ты нас, так давно усмирили бы диких. Как бы доброта нам боком не вышла.

–А кто настоял, чтобы здесь крепость поставить? – напомнил ему Оладьин. – Если бы не Иван, давно валялись бы вы потрохами наружу.

–А селений мы грабить не будем, – добавил я на тот случай если идею упреждающего удара ещё кто–нибудь собирался истолковать, как санкцию на резню.

Закипела работа. Крепость поделили на сектора обороны и распределили между артелями. Склоны выровняли, утрамбовав снег, вал и стены полили водой. Всё заледенело так, что не влезть, не проломить. А вздумай дикари взять нас огнём, то и зажечь ледяную глыбу будет потруднее, чем дерево. И от копий алеутских получалась двойная защита. Мы же со своей стороны могли спокойно наблюдать за противником и стрелять через амбразуры. Фальконеты, напротив, ото льда освободили. Тут нашлась работа и для ясачных комиссаров, которые сами вызвались командовать артиллерией. За каждым орудием закрепили обслугу и старшего канонира. Стволы укрыли рогожей, заряды аккуратно разложили вдоль стены, спрятав от непогоды и возможного огня.

Штаб начал работу со сбора и обработки оперативных данных. На большой лист плотной бумаге мы перенесли очертания Уналашки – эдакий мутант–головастик с драконьей пастью. Пастью был одноимённый залив, а внутри, ближе к глотке, как раз и располагался наш островок. Общими усилиями белое поле постепенно наполнялось деталями. Горы, заливы, ручьи; дороги и места промыслов, селения союзных и вражеских племён. Топографию наносили по памяти, опрашивая зверобоев. Попытка уточнить кое–что у сына алеутского вождя наткнулась на неразрешимую проблему. Выучив язык, островитянин всё ещё чурался странных чертежей белых людей. Он попросту смотрел мимо бумаги. Вместе с Чижом и его коряками, Чикилжах занялся разведкой. И это у него получалось куда лучше геодезии.

Разведчики зафиксировали несколько стычек противника с союзными племенами. На крепость пришлые алеуты пока не покушались. Похоже, воспринимали её лишь как одну из возможных целей. Но напряжение росло. К противнику всё время подходило подкрепление. Воины кутхин прорывались сквозь свирепые шторма, наверняка теряя в пути множество лодок и людей, но, несмотря на потери, они всё прибывали и прибывали. Их упорство и пренебрежение к опасностям зимнего моря лишний раз подчёркивали серьёзность намерений.

С разрастанием войны промыслы сошли на нет. Передвигаться мелкими партиями стало опасно.

– Лиса скоро линять начнёт, – проворчал Оладьин. – Что в ближайшие недели упромышлим то и наше. Но если толпой пасти ставить и проверять, много зверя не возьмём.

– Если с нас собственные шкуры сдерут, нам лисьи ни к чему будут. Разве только завернут в них перед погребением. У Чижа собаки есть. Пусть его парни ловушки объезжают. Коряков алеутам так просто не подловить, а случись что, уйдут на собаках.

Обе упряжки находились в исключительном ведении Чижа. Обычно он сцеплял их поездом и с кем–нибудь из сородичей выезжал на промысел или на разведку. Ещё ни разу упряжки не уходили без хозяина. Он сам покупал собак, сам собирал нарты, и доверять транспорт кому попало, желанием не горел. Но сейчас Чиж нужен был нам в ином качестве, и я попросил его подобрать для разъездов заместителя.